Алексей Грушевский - Игра в Тарот
— Ну что, опять краснеешь, девочка. Ну, ни на минуту тебя оставить нельзя. Я что, не имею право на отдых? Да меня Кеша с Муцуомовной ждут давно, а я тут твои дурацкие проблемы решаю. Имею я, или нет право на досуг? — сплюнул Пал Палыч и направился к входу в заведение.
Там он устроил такую конкретную распальцовку, что побелевшие, дрожащие и как-то пригнувшиеся охранники, почти на четвереньках, гурьбой вывалились из салона, и бросились, спотыкаясь и падая, наверное, от волнения, к Толику. Подняв его на руки, под строгим присмотром Пал Палыча, они аккуратно внесли его, в заведение и поместили в эту комнату. Единственную свободную, на тот момент.
Свеча уже почти догорела.
И без того уже взмокшего и дрожащего Толика, буквально сводила с ума мысль о том, что же будет с ним, когда она погаснет совсем. Конечно, надо было встать и уйти, но он как зачарованный смотрел на огонь свечи, прижавшись к краю стола, весь как бы уже лежа на нём, неосознанно тянясь к умирающему источнику света, словно этот едва дёргающийся огонёк было последнее, что связывало его с жизнью.
Он уже впал в какое-то вязкое полуобморочное состояние липкого, парализовавшего всего его, ужаса. Он уже не понимал, спит он ли, бодрствует ли. Он уже ни о чём не думал. Всего его заполнил леденящий страх остаться в темноте. Как зачарованный он смотрел на гаснущую свечу, понимая, что когда она погаснет, то окружившая его со всех сторон тьма навсегда поглотит его. Он словно чувствовал, как за сжимающимся кругом света, собираются, чтобы разом набросятся на него, истомлённые и распалённые долгим ожиданием, чудовища. Он буквально физически чувствовал, как они сопят и ворочаются, с нетерпением ожидая только одного, когда погаснет свеча.
Не в силах сбросить с себя этот морок, он лишь смотрел зачарованно и дрожа от страха на еле пляшущий догорающий огонёк пламени над лужицей растопленного воска.
Огонёк, судорожно дёрнувшись, и вспыхнув последний раз особенно ярко, погас. Тьма обрушилась на Толика. Он, что есть силы, зажмурил глаза, и из него, выворачивая и забирая вместе с собой всё его существо, вырвался крик. Он орал и орал. Он весь превратился в этот безумный крик. Словно он пытался стать звуком, только этим неистовым звуком, и таким образом вырваться из этого, обступившего его со всех сторон, кошмара.
Он не помнил, сколько времени это длилось. Постепенно он стал уставать. Силы орать скоро полностью иссякли. Медленно к нему стали возвращаться чувства и ощущения. Судя по ним, он ещё был живой. Вроде ничего не болело. Только ясно чувствовался озноб. Толик сжался, замер и осторожно прислушался, по-прежнему не открывая глаза. Было слышно его неровное дыхание, стук зубов, шум в ушах, и как бешено колотится его сердце. Кроме того, он явственно ощущал какое-то тепло перед своим лицом. Наконец Толик решился открыть глаза. И тот час же его ослепил свет. И снова безжалостной волной на него обрушился непереносимой ужас, сжигая безумной болью его сознание. Потрясённый этим ударом, Толик вновь резко зажмурился и заорал. Когда он опустошил всего себя этим криком, у него, после, непонятно сколько длившегося, периода полного чувственного небытия, поначалу неуверенно и мучительно долго стал разгораться слабый огонёк сознания. Постепенно сквозь хаос вновь возникших чувственных ощущений стали пробиваться первые беспорядочные и путаные мысли. Когда они приняли некоторое подобие стройности и системы, он понял:
— Свет! Был свет! Откуда свет?
Он разжал веки. В глаза опять ударил свет. Некоторое время он не мог никак сообразить, что же так слепит его. Наконец зрение стало понемногу фокусироваться, и он увидел перед собой горящую свечу. Ещё через некоторое время он разглядел, что свечу на вытянутой руке, прямо перед его глазами, держала госпожа Зара.
Толик затравленно смотрел на уродливую ведьму, инстинктивно отстраняясь от неё, вжимаясь в высокую спинку стула, трясясь и стуча зубами. Наконец, ведьма, видно убедившись, что клиент пришёл в себя, поставила свечу в центре стола, и села на кресло с противоположной стороны от Толика.
Зара достала маленький мешочек, и бросила в сторону Толика щепотку како-то порошка. Пылинки ярко вспыхнули маленьким разноцветным фейверком запалясь от пламени свечи. И в то же мгновение к Толику вернулось самообладание.
Ему даже стало несколько стыдно за свою слабость.
— Да дал маху! Какого то колдовского реквизита так испугался. Да совсем нервы сдали! Какой тяжёлый день! Никогда со мной такого не было. Понятно ведь, что всё это туфта. Муляжи. Наверняка все эти мутанты пластмассовые, иначе, где столько таких уродов набрали. Хе-хе-хе…Однако умеют, сволочи, преподнести товар! Обработать клиента. Вот пиар так пиар! — подумал он, и решил, чтобы восстановить своё реноме, он теперь не заговорит первым.
— У них время деньги, клиенты поджидают, долго молчать не смогут. Других дурачить надо — рассуждал он, насупившись и приняв гордую и неприступную позу.
Однако Зара всё также молча сидела, совершенно не шевелясь, словно превратясь в восковую куклу, совершенно не собираясь ничего говорить. Она лишь пристально смотрела на него, казалось, остекленевшим, не мигающим взглядом. Присмотревшись, Толик понял: она и не дышит! Пожухшая её старая кожа вся в пятнах и уродливых буграх казалась совершенно не живой, какой-то восковой. Пламя свечи отсвечивало в её выпученных глазах, такими же странными и тревожными бликами, как и на стеклах банок, и светящихся сквозь их мутное стекло, затаившихся в них мёртвых зрачках заспиртованных уродцев. Толик, не в силах выдержать этот взгляд, отвёл свои глаза в сторону, и вдруг его пронзило.
Ему почудилось, вдруг, что Зара это один из экспонатов этого паноптикума, вылезший из банки, когда он в ужасе орал в темноте. Эта дикая мысль, тем не менее, показалось ему настолько реальной, что он вновь задрожал и стал оглядываться вокруг, в поисках пустой колбы, наличие которой смогло бы подтвердить его догадку.
Но, куда бы он не бросил свой взор, он всюду сразу натыкался на глаза очередного уродца. Казалось, что они сами искали его взгляда, и все они пытливо и пристально разглядывали его своими неподвижными зрачками. Какое то время он ещё держался, но скоро, самообладание вновь стало его покидать. Его опять забил озноб, и он не выдержав, заговорил:
— Можем ли мы перейти в другое помещение?
— Нет — ответила Зара.
— Они все заняты?
— Да.
— Тогда я хотел бы, чтобы вы помогли мне как в прошлый раз увидеть вещий сон. Это возможно?
— Все сны вещие. Только не каждая весть понятна нам.
— Знаете, мне бы хотелось приступить к сеансу.
— В этой комнате вам нельзя спать. Это может быть очень опасно для вас.
— Но меня привели именно в эту комнату.
— Вы сами ворвались в неё.
— Ну, тогда я, пожалуй, уйду.
— Эту комнату нельзя покидать, не оставив плату.
— То есть, сеанс вы мне не дадите, а плату вам плати? За что? За созерцание этих пластмассовых мутантов? Я, вы хоть знаете кто я? Я плачу только за товар. Мне нужен только вещий сон, как в прошлый раз. За него я готов заплатить. Если желаете, в тройном размере. Я готов. Я не жадный. Но за сон. Только за сон. За то, что я сидел несколько часов при свече среди этих уродцев я платить, не намерен.
Зара молчала.
Толик стал терять терпение. Он твёрдо решил уйти и натравить на этих шарлатанов Пал Палыча.
— Пал Палыч их быстро в норму приведёт. Как шёлковые будут, сами ко мне приезжать будут по первому чиху. А то запись на два месяца вперёд, совсем обнаглели. Не с тем связались! — кипел он.
Как всегда, когда ему казалось, что его надувают, он стал энергичен, сосредоточен и смел. От недавней слабости не осталось и следа. Толик стал оглядываться, ища выход. И тут он сделал неприятное открытие — двери не было! Всюду были непрерывные стеллажи полные склянок с уродцами.
Нет, он понимал, что дверь, конечно же, есть. Как же без неё. Какой-нибудь стеллаж отъезжает в сторону и все дела. Обычное дело. Но только вряд ли он её сможет найти. Ну не бить же склянки. К ним даже подойти противно. Фу, мерзость!
— Что же делать? Конечно, ничего с ним не случится. Эти шарлатаны не сумасшедшие, они знают, что Пал Палыч в курсе, где он. Видно, твари, решили вытянуть с него бабок побольше, вот и нагоняют таинственности. Ну, ничего у них не выйдет! С ним этот номер не пройдёт! Не на того напали! Не хотят честно бизнес делать, он им покажет…
Повинуясь какому-то внезапному импульсу, видно от усталости и напряжения, уже началось помрачение рассудка, Толик решительно залез на стол. Подложил себе под голову подушку с кресла, и лёг, скрестив рук на груди. Конечно ситуация и положение дикое, он сам удивился тому, что он делает. Но ведь как-то весь этот, так измучивший его, балаган, надо было же кончать.
