Игорь Гор - Проект «Повелитель»
— Тьфу! — я сплюнул, — Не фиг время терять, пошли отсюда Косой, буди своих.
Тревога не покидала меня, а росла с каждой минутой. Не хотелось паниковать без видимых причин, но я уже привык доверять своему чутью, оно мне не раз жизнь спасало. Косой разбудил своих пинками.
— Подъём бойцы! Бодро взяли агрегат и полезли вниз!
Надо сказать, что привёл я их сюда через шахту лифта. По ремонтной лестнице всё полегче, чем снаружи по стене кошку в окна кидать и по верёвке лезть. До лифта мы проскочили от ближайшей комнаты. Пришлось, правда улучать момент, как защита сработает. Косой порывался что-то спросить, но стерпел. Не любил он, когда что-то не знает, но перед подчиненными этого показывать не хотел.
Вдвоём тащить было не сподручно, поэтому агрегат навьючили на Лома. Парень здоровый сдюжит. Надо только его предупредить.
— Слухай сюды Лом, жить хочешь? Значит, спустишься до первого этажа и меня жди, я доползу и скажу, когда из шахты выбираться можно. Как сигнал дам, бегом и прыгай сразу без остановки в окно. Усёк?
— А, то..
Косой поморщился, но промолчал, не любил он когда кто-то другой командует.
Много он чего не любит… … поэтому я давно сам по себе.
Так цепочкой один за другим, мы стали спускаться. Первым полез Лом, за ним Коротышка, следом Косой, и замыкающим я. Смутные ощущения тревоги навалились, на меня в темноте шахты с новой силой. Я слушал сопение Косого, тяжелые вздохи Лома, внутренние маты Коротышки, клявшегося больше никогда в жизни не играть в карты на жратву. Не они меня тревожили. Опасность шла из глубины шахты. Кто-то недовольный и злой шуршал на дне, и я никак не мог понять он один огромный или их много … Что-то не складывалось в определении образа. Вроде как их много, а мозг один, чепуха какая-то получалась.
— Мать, твою! — заорал Лом. — Верёвка гнилая!
Ещё не прозвучал удар о дно шахты, но я понял, что случилось…
— Лом, сучара! Следом полетишь! — заорал Косой.
До него тоже дошло. Бум! Удар прозвучал глухо и с треском. Пулемёт проломил кабинку лифта в подвале. Вот где она была! В самом низу… Из пролома неожиданно вырвался луч света, следом донёсся рассерженный гул и что-то темное заслонило свет. Оно выбралось, уступив место следующему, и ещё одному… Мама, дорогая! Им нет числа! РОЙ! Вот, что это такое…
— Косой, я не виноват, верёвка лопнула…
— Хорош орать, быстро возвращаемся,… Они ползут..
Кто они я не стал объяснять. Копошащаяся масса заполняла шахту. Скрежет лап по стенам, постукивание панцирей друг о друга и невыносимый нарастающий гул, от которого волосы встали дыбом. Смерть в темноте, в неизвестности пожалуй самое страшное, что может быть. Изо всех сил мы припустили наверх. Твари были быстрее, кажись, они и летать умеют.
— А-а-а! Суки! — отчаянно и безнадёжно закричал Лом.
— А-а-а…
Голос его донёсся откуда-то из глубины. Всё! Прощай, Лом. Мы уже выбрались на чердак, когда эти твари настигли Коротышку. Крупные, размером с кошку, успел заметить я, опрометью выскочив на крышу. Косой выскочил следом и захлопнул за собой дверь, подперев её плечом. — Коротышка? — спросил я взглядом.
Косой покачал головой. Он шёл сзади меня и видел больше. Мы стояли с Косым, подпирая спинами двери и высунув языки, в двери настойчиво скреблись. Рубашка вылезла из штанов, с расстегнутого ворота вывалился армейский жетон на цепочке… Я собрался отправить его назад, когда наткнулся пальцами на загогулину и пристально на неё посмотрел… Косой узрел загогулину, и тут же состоялся немой разговор, по причине что запыхались и говорить ещё не могли:
«— Ну, ты и дурак… у тебя же ключ был?
— Сам дурак, я ваще не знал что это такое!
— Попробовать надо?
— Надо.
— А эти? — махнул я головой на дверь.
— Придержу.
— А успеешь? — Я указал взглядом расстояние. От этой будки, до следующей — метров пятьдесят. Он пожал плечами.» Я отдышался.
— Так не пойдёт Косой, я тебя не брошу. Давай монтировкой дверь заклиним и вместе пойдём.
— Давай. Подойдет — не подойдёт, а дверь заклинить надо по любому.
Я развернул заплечную сумку с инструментом на себя и достав монтировку принялся забивать её короткой кувалдочкой в косяк. Получалось не сильно надёжно, жестяной косяк сминался, но не пробивался. Пришлось попробовать по-другому… Вышло не лучше, но пойдёт, в конце концов к нам не торки ломятся, а так мелюзга… До хрена мелюзги правда.
С опаской, оглядываясь назад, мы пошли к башенке. Загогулину дверь признала и, шумно вздохнув, отошла в сторону открывая вход в кабинку, спёртый с запахом плесени воздух ударил в нос. В кабинке стояла лесенка, ведущая к неизвестному агрегату, но судя по ленте с патронами, им не цветы поливали. Косой радостно присвистнул.
— А я тебе, что говорил?!
Зеркальный снаружи купол башенки оказался прозрачен изнутри, сквозь него виднелась серая моросящая мгла над головой. Часть купола перед стволом видимо в нужный момент отходила в сторону.
— Я одного не пойму, Косой… чего они по своим то стреляли…
Косой уставился на меня в ожидании.
— Жетон этот с ключом, я же со скелета снял, который в вертолёте валялся. Значит, сам он отсюда был… Странно это.
— А кто его разберёт, может не поделили чего… У нас же часто так, сегодня свой, а завтра друг другу горло рвём.
Косой полез обниматься с находкой и тут же по самые уши залез в смазку.
— Ух, ты! Да он живее всех живых! Ни пятнышка ржавчины! Лента вся в смазке! Ух, ты!
Толстый! Как же нам повезло! Вот только ни курка ни кнопки не видно… Ну да свинтим, Хаймович разберётся. Чего стоишь? Сумку с ключами доставай?
Меж тем я напрягся, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Шевеление за чердачной дверью притихло. Что-то большое и грозное приближалось к дверям.
— Ключи давай! Ты что уснул?
В дверь ощутимо толкнули, и монтировка чуть шевельнулась. Косой проследил за моим взглядом, и улыбка на его лице поубавилась. Я зашёл в кабинку, дверь за мной закрылась.
И уже с кабинки, поднявшись на лесенке к Косому, увидел второй удар. Монтировка как щепка отлетела. В дверях появилось серая туша, заслонив весь просвет. На миг показалось, что оно ползёт бесконечно долго. Но видимо произошло это почти мгновенно, просто с моим зрением что-то случилось. И тут это нечто вывалилось и расправив крылья попыталось взлететь. Наш железный друг внезапно ожил, и дальнейшее разглядеть не удалось. Мы стояли, открыв рты, оглохшие от выстрелов. Ошмётки незваного гостя раскидало по всей крыше. А из открытой двери неудержимым потоком вылетал рой.
Пулемёт стих, видимо мелочь его не интересовала.
— Вот это пахан у них был… — сказал я.
— Чего? — заорал Косой.
— Пахан, говорю, у них знатный был.
— Чего?
— Хорошо, говорю, что пулемёт не успели скрутить!
— А, то..!
Косой улыбнулся, подняв большой палец вверх.
— А ты гадал, где у него гашетка, гашетка у него, где надо…
— И то верно, тут сроду стрелка не было, сдох бы стрелок от гари пороховой и грохота.
— А лесенка так, чтоб, поди, смазать да ленту поменять.
— Угу.
— Линять то, как теперь будем?
— Ага!
— Чего ага? Эти твари по всей крыше расползлись, и улетать не думают?
— Чего орёшь? Я всё прекрасно слышу.
— Дверь открой, может, по внешней стене уйдём.
— Дверь изнутри не открывается, замуровали демоны!
— Вон кнопки сбоку от двери нажми, открыться должны.
И я с дуру, нажал … Может нажми я другую и дверь бы взаправду открылась. Но нам не повезло. Кабинка дёрнулась и поползла вниз. Сердце ёкнуло к горлу. Мы сцепились с Косым друг в друга, словно перед смертью, и лишь немного спустя поняв, что разбиться нам не грозит стыдливо разжали объятия.
* * *Под настоящим именем меня давно никто не помнит и не знает, после войны оставался лишь престарелый сосед Моисей Хаймович, чудом выживший при взрыве лишь потому, что он гонялся по подвалу за своим любимцем котом. С детства ко мне прилепилась кличка, сначала в школе, как это часто бывает, она происходила от фамилии, потом в армии от моего пристрастия к одноименному гранатомёту, позже, в институте от моих подопытных дрозофил.
Благодатный был материал, генетически простой и пластичный, и недостатка в нём не было… Самое смешное, что в каждом периоде моей жизни сотоварищи мои были уверены, что только им пришла в голову мысль наградить меня такой гениальной и подходящей к случаю кличкой. А я никого и не разубеждал. Пусть тешатся. Меня же тешила лаборатория, которую мне отвели на минус-первом этаже института. Генетически изменённые подопытные увеличивали рост и по непонятным причинам начинали создавать ульевые конгломераты. Оставалось только наблюдать, чем это закончится. Может быть, я так и остался бы Вельзевулом, но за плечами была докторская диссертация, и горячее желание исправить человеческую природу. Исправить программу старения и смерти.