Евгений Бенилов - Человек, который хотел понять всё

Автобусы туда не ходили, проката машин в России не существовало, что же касается такси… да само понятие «такси» было столь же чуждо этому месту, сколь и понятие космического перелета. Имевшееся у меня письмо из Института к местному начальству с просьбой выделить машину оказалось бесполезным, ибо найти никого не удалось (рабочий день уже закончился). Девчонки обежали все три городские гостиницы – мест не было.

Это был типичный среднерусский городок, застроенный уродливыми пятиэтажками и полуразвалившимися деревянными домишками. Пьяные мужики угрюмо шатались по неосвещенным улицам. Сидя на своем барахле перед вокзалом, мы не знали, что делать; было уже около девяти, почти совсем темно. И вот тут-то около нас и притормозил проезжавший мимо грузовик. Из кабины высунулась глупая, но вполне добродушная харя и весело спросила: «Куда ехать-то, девоньки?» – «В Жадуны», – заискивающе заглядывая в глаза, пропели Ляська и Бегемот. «А ну бросай барахло в кузов, сами садись в кабину!» – гаркнула харя, и мы в три голоса аж застонали от облегчения. Шофер, здоровенный детина лет сорока, помог нам загрузить ящики в кузов и усадил всех троих в кабину на два пассажирских места. Из окошка грузовика городишко уже не выглядел враждебным, и даже шарахавшиеся по улицам пьяные мужики выглядели скорее бессмысленными, чем опасными. Поднимая клубы пыли на сухих местах и жирно чавкая шинами по грязи, грузовик выехал из города на проселочную дорогу.

Усадьба, которую мы собирались «мерять», находилась в трех километрах от деревни – нас должен был встретить предупрежденный телеграммой смотритель.

Больше в усадьбе никто не жил, ибо она как памятник архитектуры охранялась государством. Наш спаситель, не взяв предложенной десятки, выгрузил вещи прямо на крыльцо, сбегал за смотрителем и быстро укатил. Напоследок он посоветовал «…не очень-то седни по лесу бродите – мужики в Жадунах с утра гулямши, а об сю пору непременно пойдут вертуновским морду бить».

Смотритель – ветхий старичок лет девяноста – отпер барский дом и отвел нас в небольшую комнату, где, по его словам, всего удобнее было остановиться.

Мебели там не имелось, зато имелся камин… и даже дрова – на дворе, в сарае.

Ляська притащила с пяток сухих березовых поленьев, мы с Бегемотом разобрали рюкзаки, расстелили спальники и достали еду. Мы были ужасно голодны и за ужином слегка переели… то есть слегка переели мы с Ляськой; Бегемот же переел так, что отвалился назад, бессмысленно таращил глаза и тихо хрюкал. Посуду мы решили помыть утром; шустрая Ляська еще раз сгоняла в сарай и подкинула в камин дров, после чего дверь в нашу комнату мы заперли (жадуновские мужики не дремлють!), а ключ повесили рядом на гвоздь.

Мы легли спать… я, однако, проспала не долго. В два часа ночи что-то разбудило меня.

Некоторое время я лежала в темноте и слушала – казалось, не было слышно ничего, кроме ляськиного сопения и какого-то потрескивания. Потом я поняла, что, кроме сопения и потрескивания, ничего и нет. Где-то в доме трещали половицы (здесь лежал старинный дубовый паркет), мне даже почудился в потрескивании какой-то вальсирующий ритм. Кто-то танцевал вальс – раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… какая чушь! Никого здесь кроме старика смотрителя и жадуновских мужиков быть не могло; ни тот, ни другие вальса танцевать не станут. Как можно тише я вылезла из спальника, прокралась к двери и приложила ухо к замочной скважине – потрескивание стало явственным. Будить Ляську и Бегемота я не стала: мне почему-то казалось, что, если девчонки проснутся, то этот странный звук сразу же затихнет… что я им тогда скажу? Я сняла ключ с гвоздя и неслышно повернула его в замке – за дверью находилась еще одна пустая комната, из которой было два выхода: прямо, в центральный зал и налево, в маленькую боковую комнатушку. Стараясь наступать на скрипучий паркет как можно легче, я пошла прямо. И увидела вот что…

Зал был очень большим; в слабом лунном свете, втекавшем через окна, он казался безграничным. На деревянных деталях поблескивали следы позолоты, на стене висел, покосившись, нивесть как сохранившийся бронзовый канделябр. А в дальнем конце зала кружила белая женская фигура, в пышном платье до пят. Я не могла различить ее лицо, закрытое белым низким капюшоном. Страх приковал мою руку к холодной притолоке. Танцовщица дрейфовала, кружась, как сгусток тумана, все ближе и ближе к тому месту, где стояла я. Наконец она пронеслась мимо – оборчатый край платья скользнул по моей ноге, ледяной ветер обдал лицо. И вдруг из-под полупрозрачной кисеи капюшона на долю секунды вспыхнули два красных нечеловеческих глаза… я никогда не забуду этот взгляд. А потом женщина укружилась обратно в темноту зала, из отчетливой фигуры превратилась в сгусток тумана… дальше, дальше… пока не растворилась совсем. И только тогда я смогла отлепить руку от притолоки и вернуться в нашу комнату.

Таня перевела дыхание и замолчала.

– Так… что же это была за женщина? – осторожно нарушил молчание Франц.

– Не знаю…

Они сидели в полусфере света от лампы на столе, завернутые в один слой тишины и два слоя темноты – темноты в комнате и темноты за окнами. И вдруг, на какое-то мгновение Францу показалось, что с ним ничего не произошло, что никакой аварии не было, а просто он познакомился с этой необычной женщиной в бархатном платье и неяркой улыбке. И что сейчас они выйдут на улицу и пойдут в кино или в бар, или просто гулять по городу, а впереди у них – целых сорок лет, два месяца и семнадцать дней, а не всего лишь одна вечность…

– Мне пора на работу, – сказала Таня, вставая из-за стола. – Если вам что-нибудь понадобится – я живу рядом с вами, в номере 27. И мой вам совет: не задавайте никому вопросов, начинающихся со слова «зачем»; а в первую очередь, самому себе не задавайте. Думайте лишь о том, что с вами произойдет в ближайший момент. Сейчас, к примеру, идите в кладовку и наберите себе одежды. Потом разберитесь по телефонной книге, где можно заказать продукты. Сходите в банк.

Загляните в почтовую комнату – вам должна прийти повестка на допрос. И никогда не делайте двух дел зараз, а главное, не думайте о вечном, – это единственный здесь рецепт от безумия.

– Можно последний вопрос? – спросил Франц.

– Можно.

Они стояли друг напротив друга, как дуэлянты: Таня – на полпути к двери, Франц – у стола.

– При каких обстоятельствах вы погибли?

– Меня застрелил троюродный брат моего первого мужа.

Вопрос и ответ прозвучали настолько дико, что они оба прыснули.

– За что?

– Ни за что. Это был несчастный случай, – Таня улыбнулась и вышла из комнаты.

Кладовка представляла собой небольшую комнату со стеллажами до потолка, на стеллажах стяоли картонные ящики с вещами в целлулоидных пакетах. Выбор был небольшим: каждое наименование имелось лишь в одном фасоне, причем абсолютно все изготовила компания с красноречивым названием «Без затей». Франц отнес белье в свою комнату и разложил по полкам в шкафу. Что теперь?… а, продукты… Он вытащил из тумбочки телефонную книгу и выписал номер отдела доставки одного из ночных супермаркетов. Оставалось сходить в банк за деньгами.

Ночное отделение банка, найденное все в той же телефонной книге, находилось неподалеку. Сунув в карман танину карту, Франц спустился по лестнице на первый этаж и по пути заглянул в почтовую комнату (маленькое помещение со шкафом, разделенным на двадцать шесть ячеек – по числу букв латинского алфавита). В ячейке под буквой "S" он нашел карточку-уведомление:

Настоящим вызывается Франц Шредер для свидания со следователем.

Время свидания: 1:30, 13 мая 1993 г.

Место свидания: комната 1723, подъезд 21.

Остальные ячейки были пусты.

Он сунул карточку в карман и вышел на улицу; начинало светать. Поеживаясь от утреннего холода, Франц прошел по Авеню 8.5 и свернул на обсаженную липами улицу со странным названием «Верблюжья Аллея». Через какое-то время та расширилась и стала Проспектом Банков И Фонтанов. Дома здесь стояли современной постройки, из стекла и бетона, и довольно высокие; в широких промежутках располагались обещанные фонтаны. Банков также имелось предостаточно – нижние этажи всех домов по обеим сторонам улицы занимали различные отделения «Единственного Банка Первого Яруса». Искомое ночное отделение размещалось в доме 37 – пятнадцатиэтажном здании-пирамиде с черными отсвечивающими стенами. Взбежав по ступенькам, Франц вошел внутрь и оказался в большом зале с пятью кассирами за стеклянной стеной. Посетителей не было ни души.

В крайнем окошке сидела крошечная сморщенная старушка, наряженная в нелепую для ее возраста униформу: ярко-голубое платье и красный, в белый горошек, шейный платок. На груди у нее было приколото два значка: «Smile!» и «Меня зовут Марией».

– Здравствуйте, – сказал Франц.