Колин Уилсон - Паразиты сознания

— Ты что же меня, черт возьми, не разбудил?

Райх медленным движением опустился возле меня на землю. Его подавленный вид слегка меня озадачил.

— Ну как? Нашел, что там за неисправность?

— Там все исправно, — ответил он, задумчиво на меня посмотрев. Я ничего не понял.

— Хочешь сказать, все уже наладил?

— Нет. Там вообще все было в порядке.

— Ну так что ж, это только радует. В таком случае, ты можешь сказать, на какой глубине та штука находится?

— Да она на той глубине, какую показывает прибор. Три с половиной километра.

Я подавил в себе поднимающееся волнение: случаются вещи и покурьезнее.

— Три с половиной километра, — промолвил я. — Однако это намного глубже, чем основание самого холма. То есть, я... Да ведь на такой глубине уже находятся скалы археозоя?

— Ну, это еще как сказать. Хотя в принципе спорить не буду.

— Кроме того, если глубина, как ты говоришь, указана правильно, то тогда, наверно, надо принять на веру и величину блоков: двадцать метров. Звучит как-то не совсем правдоподобно. Блоков такой величины нет даже в пирамиде Хеопса.

— Остин, дорогой ты мой, — благодушно усмехнулся Райх, — я с тобой полностью согласен. Такого быть не может. Но я перебрал в машине каждую деталь и не вижу, в чем я мог ошибиться.

— У нас есть только один способ все выяснить: запустить крота.

— Об этом я и хотел тебе сказать. Но если глубина в самом деле три с половиной километра, никакой крот здесь не поможет.

— Почему?

— Для начала потому, что он не рассчитан на проход через скальную породу — только на землю или глину. А на такой глубине скальная порода встретится неизбежно. Далее, даже если на такой глубине нет скал, то все равно крота раздавит давлением. Три с половиной километра, это же все равно что находиться на аналогичной глубине под водой! Давление там будет составлять тысячи килограммов на квадратный сантиметр, да еще и температура будет повышаться на сотню градусов с каждым пройденным километром. Электронная начинка крота не выдержит такой жары.

Только теперь до меня дошла вся непомерность ставшей перед нами проблемы. Если Райх прав, то не стоит даже и обольщаться надеждой вытащить когда-нибудь на поверхность эти «предметы» — вероятно, части стены или храма. Какой бы мощной ни была наша техника, все равно на сегодня мы не располагаем механизмами, способными работать при такой температуре и давлении, да еще при этом поднимать гигантские блоки на высоту трех с половиной километров.

Мы с Райхом пошли назад к зонду, по пути обсуждая эту проблему. Если показания прибора соответствуют истине (а Райх, похоже, в этом не сомневается), то это означает, что перед археологией встает загадка из загадок. Как, каким образом следы цивилизации могли очутиться на такой немыслимой глубине? Быть может, какое-нибудь гигантское землетрясение, раскачав, обрушило целый пласт земли в зев разверзшейся бездны? А потом, допустим, полость впадины заполнилась постепенно водой и грязью... Да, но чтобы грязь заполнила пространство глубиной в три с половиной километра, это сколько же тысячелетий понадобится! Оба мы чувствовали в мыслях полный разброд. Нас подмывало броситься к телекрану и посоветоваться обо всем с коллегами, но здравое опасение, что виной здесь какая-нибудь элементарная ошибка, удерживало нас от этого шага.

К пяти часам вечера готовый к пуску крот был уже нацелен носом в землю. Райх произвел необходимые переключения на пульте, и напоминающий пулю нос крота начал вращаться. Грунт, взметнувшись вначале фонтаном, постепенно улегся, образовав небольшой округлый бугор. Некоторое время земля на этом месте прерывисто шевелилась, затем от присутствия крота не осталось никаких зримых следов.

Я подошел к экрану радара. В самой верхней его части, чуть подрагивая, светилась серебристо-белая точка. Если смотреть не отрываясь, то было заметно, как она движется — медленно, очень медленно, как минутная стрелка на циферблате. Рядом с экраном радара находился еще один экран, похожий на телевизионный. На его поверхности прорисовывались белесые полосы. В отдельных местах полосы были тоньше, кое-где вообще пропадали. Это означало, что на этом участке пути крот повстречался со скалой. При встрече с любым предметом, превышающим шириной три метра, крот автоматически останавливался, и электронный лазер давал развертку изображения того предмета. Через час белая точка проделала путь вниз до середины экрана — расстояние примерно в тысячу семьсот метров. Теперь она перемещалась еще медленнее. Райх, подойдя к зонду, привел его в действие. Экран прибора засвидетельствовал, на какой глубине находится крот: километр семьсот метров. А еще ниже смутно угадывались очертания гигантских блоков — в том же положении, что и раньше. Зонд работал исправно.

К этому времени возбуждение передалось всем. Рабочие, обступив радар плотным кольцом, не отрывали от экрана глаз. Райх выключил зонд: его луч мог нарушить исправность крота. Мы действовали, рискуя загубить весьма ценную часть нашего оборудования, но иного выхода у нас не было. Зонд мы то и дело включали и выключали, чтобы убедиться в исправности его показаний. Прибор однозначно указывал, что исполинские блоки имеют более-менее правильные контуры; невозможно, чтобы это были просто глыбы горной породы.

Риск потерять крота в общем-то не был стопроцентным. Усиленная электроникой металлическая конструкция этого механизма способна была выдерживать температуру в две тысячи градусов: создатели аппарата учли возможность того, что их детищу придется преодолевать жилы вулканической лавы. Небывалой была и прочность его панциря: конструкторы гарантировали, что он способен выдерживать давление в две с половиной тонны на квадратный сантиметр. Однако к моменту приближения к блокам на глубине трех с половиной километров сила давления могла превышать предельно допустимый уровень в два, или же почти в два раза. Кроме того, коммутирующее оборудование могло не выдержать температуры. И неизбывно существовала угроза потери связи в случае, если крот уйдет за пределы досягаемости дистанционного управления или если у него откажет приемное устройство.

К половине восьмого на землю опустилась темнота, крот к тому времени покрыл оставшуюся половину пути. От блоков его отделяло расстояние всего в полкилометра. Рабочих мы отпустили, но многие из них так никуда и не ушли. Повар откупорил нам консервы, сготовить что-либо более путное он, очевидно, был не в состоянии.

Наступила ночь. Мы сидели в темноте, слушая тоненькое зуденье радара и пристально наблюдая за сверкающей белой точкой. Мне неоднократно казалось, что она остановилась, но Райх, зрение которого поострее, всякий раз меня разуверял. К половине одиннадцатого ушли на ночлег последние рабочие. Я сидел, накинув на себя добрую дюжину одеял: разгулялся ветер. Райх курил сигарету за сигаретой, даже я выкурил пару штук. И тут зуденье внезапно оборвалось. Райх вскочил на ноги.

— Есть, — коротко вымолвил он.

— Ты уверен?.. — вместо голоса из горла у меня вырвалось нелепое кряканье.

— Абсолютно. Он сейчас именно в том положении: как раз над блоками.

— Что теперь?

— Теперь даем телеразвертку.

Райх вновь запустил аппарат. Теперь мы смотрели на экран не отрываясь. Экран ровно светился белесой пустотой, из чего можно было сделать вывод, что пучок лучей сфокусирован на массивном и твердом предмете. Райх тронул рычажок настройки. На экране вновь замельтешили волнистые линии, но на этот раз они были тоньше и прямее. Райх что-то подрегулировал, и линии пошли смещаться ближе друг к другу до тех пор, пока вся поверхность экрана не подернулась рябью горизонтальных штрихов, черных и белых — узор, напоминающий штаны в полоску. А сквозь полосатый этот фон необычайно явственно проглянули высеченные на камне черные рубцы. Напряжение, переполнявшее меня последние несколько часов, было так велико, что я смог воспринять увиденное сравнительно сдержанно. Не было ни малейшей причины усомниться в значении буквенных символов, представших перед нашим взором — я уже много раз встречал их на базальтовых статуэтках. Перед глазами у меня были символы, обозначающие имя Абхота Темного.

Вот и все, чего можно было добиться. Мы сделали с экрана фотоснимки, после чего пошли в палатку Райха связаться по рации с находящимся в Измире Даргой. Через пять минут Райх с ним уже говорил. Он изложил ему ситуацию, принеся извинения за риск, которому мы подвергли крота (аппарат принадлежал турецким властям), и сообщил также, что нами точно установлена принадлежность блоков: они относятся к культуре «Великих Старых», о существовании которых упоминается в надписи на одной из статуэток.

Я подозреваю, Дарга был слегка «подшофе»: прошло изрядное количество времени, прежде чем он вник наконец в суть наших слов, а вникнув, заявил, что немедленно захватывает Фуада и вылетает к нам. Мы отговорили его, сказав, что этого делать не следует, так как мы сейчас укладываемся спать. Дарга высказался в том духе, что надо бы пустить крота по горизонтали, чтобы тот обследовал соседние блоки, на что Райх ответил, что такое неосуществимо: аппарат не может двигаться вбок — только вверх или вниз. Надо будет отправить его метров на тридцать вспять, после чего придать новое направление, что займет несколько часов. В конце концов Даргу мы убедили и на этом прервали связь. Оба мы ужасно устали, но при всем этом спать нам не хотелось. Повар оставил необходимую утварь, чтобы мы смогли сварить себе кофе, что мы наперекор здравому смыслу и сделали, да еще и открыли бутылку бренди.