Дорис Лессинг - Маара и Данн
— Верно, бедняков много, и число их растет.
— Почему? — тревожно спросила Лета.
— Опять меняется климат. С севера сообщают, что лед отступает.
— Но ведь на севере всегда лед лежал… Снег…
— Нет, Лета, не всегда, — сказала Маара. — Долго-долго, тысячи лет, — лед, а потом тысячи лет — нет. Когда-то здесь тянулись пески от моря до моря. Только вот моря я никогда не видела.
— Да никто его не видел, — отмахнулась Лета. — Лишь купцы врут про него что-то, вот и все.
— Я видел, — вмешался Даулис. — Еще совсем малышом. Плохо помню. Вода, вода, бьет в скалы, большие волны, большая вода.
— Соленая вода, — добавила Маара.
— Почему соленая? — спросила Лета. — Это ты купцов наслушалась? Так ведь они врут все, чтобы интереснее было. Врут да над нами, простаками, потешаются.
Между тем пришла пора отправляться далее, вагон вновь задребезжал и закачался, и после дня пути с несколькими остановками к вечеру, когда уже почти стемнело, прибыл в Каназ. В гостинице на окраине Каназа Даулиса знали, он снял большой номер из нескольких помещений. Маара справилась, не оставлял ли Данн для нее сообщений, и Лета толкнула ее в бок:
— Осторожнее. Слишком рано ты вообразила себя в безопасности. До Тундры надо остерегаться.
— А ты что собираешься делать?
— Устроюсь в какую-нибудь гостиницу в центре. Горничной или кем-нибудь еще. А если не получится, так здесь у мамаши Далиды тоже есть заведение.
— И ради этого стоило бежать?
— Что ж, она мне и вправду мамаша. Другой не знаю. Простит грешницу и приголубит. Тем более, что масть у меня редкая.
— Знаешь, когда-то там, где теперь лед, у всех была такого цвета кожа.
— Неужели у всех? Когда?
— Да все те же тысячи лет назад, — рассмеялась Маара, вспоминая Шабиса, который тысячи лет упоминал так же запросто, как будто говорил о вчерашнем дне. — А потом они переселились в северный Ифрик, сбежали ото льда.
— Там и сейчас колония, — сообщил Даулис.
— Может, стоит мне туда попробовать добраться? — предположила Лета.
— Потеряешь преимущество редкого цвета кожи, — заметила Маара. — Лучше оставайся с нами.
— Если решишься сопровождать нас на север, мы будем только рады, — сказал Даулис, нежно погладив плечо Леты.
— Мне тебя будет недоставать, Лета, — добавила Маара. Обычно серьезная физиономия Леты смягчилась, она с благодарностью глянула на обоих попутчиков.
— Подумаю. Спасибо.
— Во всяком случае, если не устроишься в Каназе, присоединяйся к нам.
— Не устроюсь горничной? Не думайте, что я собираюсь всю жизнь коптеть горничной. Я честолюбивая. Но то, что вы сказали, запомню. Только как мне вас найти?
— Находят же люди друг друга. Я вот надеюсь, что Данн меня найдет.
На следующий день они переселились в караван-сарай в сердце Каназа, надеясь дождаться там Данна. Этот город отличался от Билмы, торгового города-космополита с пестрым многоязычным населением. Здесь жили люди стройные, поджарые, с резкими чертами лица. Таких Маара видела на стенах развалин в скальной деревне. Здесь как будто ожили древние изображения, вопреки тысячелетиям. Люди неторопливые, флегматичные, а город весь в высоких башнях и башенках. Даулис сказал, что это места священнодействия, поклонения.
— Кому? — в один голос спросили Лета и Маара.
Даулис рассказал им, что здешний народ верит в могучее невидимое Верховное Существо, которое следует поддерживать в благорасположении при помощи всех этих зданий с башнями, где живут люди, мужчины и женщины, облаченные в особую одежду, разгуливающие по улицам, распевая и выкрикивая имя этого Верховного Существа. Этим людям и принадлежит власть в Каназе.
— А как же Билма? — поинтересовалась Маара.
— Теоретически они подчиняются Билме, но на практике… Те в Совете Билмы, кто посообразительнее, видят, что конец их правлению страной не за горами. Они не могут держать провинции в узде. На поверхности тишь да гладь, а на поверку выжидание удобного момента. — И Даулис принялся подробно объяснять ситуацию. Маара слушала внимательно, Лету эти детали интересовали меньше. — Имей в виду Лета, если ты останешься здесь, перед тобой возникнут две сложности.
— Одну я уже вижу. Здесь я ненамного бледнее основной массы публики. Они тоже достаточно светлокожие. А еще что?
— Тебе придется выучить язык и повадки жрецов, служителей этого Верховного Существа, хотя бы притвориться, что ты веришь им, веришь в это их невидимое и всемогущее. Они жестоко расправляются с каждым непокорным.
— А как же матушка Далида здесь с ними уживается?
— Платит им, только и всего. Так же, как нам в Билме.
Между тем все трое ощущали беспокойство и неуверенность. Поселились они в самой большой гостинице города, которую, разумеется, не обходили вниманием ни шпионы Билмы, ни бдительные служители местного Верховного Существа. Но им казалось, что именно здесь их скорее всего найдет Данн. Беглецы решили провести эту ночь здесь, не переезжать в менее заметное место, но пищу принимать в своей комнате, не спускаясь в громадный зал таверны, занимавший почти весь первый этаж.
Может быть, им следовало самим обойти таверны и харчевни города, разыскивая блудного братца Маары? Маара никому никогда не рассказывала о подкожном златохранилище Данна, но этим своим друзьям она открыла тайну, чтобы объяснить свою неуверенность: искать ли Данна среди простых работников и нищих либо ожидать, что он ведет более зажиточный образ жизни. Или же — но в этом она боялась признаться даже самой себе — искать его следует в притонах, от которых разит маковым дымком. Этого Маара боялась больше всего.
Поздно вечером, когда они уже собирались укладываться спать, за дверью их комнаты раздался шум голосов. Один голос принадлежал Данну. Маара распахнула дверь — перед ней оказался брат, за которым маячила фигура слуги, пытавшегося задержать этого ободранного босоногого прощелыгу, явно неуместного в стенах солидной гостиницы. Который же из Даннов предстал перед нею? Маара вгляделась в глаза брата. На этот раз перед нею стоял взрослый, чувствующий свою ответственность мужчина. И сознающий свою вину. В следующий момент они уже лили слезы, причитая в объятиях друг друга:
— О, Маара, прости, прости меня!
— О, Данн, ты здесь, наконец-то!
Слуга, махнув рукой, удалился, а Даулис с Летой сидели поодаль на подушках, молча наблюдая, дожидаясь, пока они наконец успокоятся.
— Маара, это был не я, это был другой Данн.
— Я знаю, знаю. — Маара поняла, что Данн только теперь осознал эту двойственность своей натуры.
— Маара, конечно, нетрудно мне сейчас сказать, что такое более никогда не повторится…Ты должна мне помочь.
— А что я могла тебе тогда сказать, что остановило бы тебя, оторвало бы от игорного стола?
Данн опустил глаза, лицо юноши исказилось от охватившего его раскаяния:
— Маара, все, что ты теперь должна сделать, это напомнить мне, что однажды я уже проиграл самое дорогое, что у меня есть в жизни… — И брат с сестрой снова обнялись.
Неизвестно, сколько бы они еще обнимались, но в коридоре опять раздались голоса, дверь снова открылась, в комнате появилась мамаша Далида с сумками и свертками в руках. Она опустила поклажу на пол и критически осмотрела помещение. Не лучший из номеров этой гостиницы: потертые стены, выцветшие подушки для сидения, в углу подносы с посудой от ужина, простые спальные поддоны…
— Хм… Не ожида-ала обнаружить могущественного советника Даулиса в подобной обстановке. — Она повернулась к Лете, указала на подушки. — Собери-ка мне этих… — Лета соорудила из нескольких подушек небольшую пирамиду, и Далида осторожно опустила на них свой обширный зад. Все молчали, ожидая развития событий, и каждый не без основания опасался за свою судьбу.
Похожая на громадное птичье чучело, в просторном хлопковом пыльнике, накинутом поверх кожаного дорожного костюма, Далида неспешно переводила пуговки глаз с одного на другого, как будто выбирая, с кого начать, а кого склевать на десерт.
— Советник, с тебя должок за Маару… Хотя поговаривают, что там и повесомее тебя покупатели найдутся.
— Сделка зарегистрирована! — живо возразил Даулис, вынул солидного размера кошель и показал его Далиде. Та хмыкнула и перешла к Лете.
— А тебя я чем обидела, милая моя?
— Нет, матушка, никакой обиды. Но ты же знаешь, я всегда хотела удрать. И у меня деньги на выкуп при себе.
Взгляд Далиды уперся в Маару.
— Ты, дорогая, конечно, вообразила, что там, в Центре, с неба пирожки сыплются? Смотри не просчитайся.
На Данна взгляд ее излил не одно ведро презрения. Юноша пытался этому уничтожающему потоку противостоять, но видно было, что он едва сдерживает слезы.
— Лета, моя здешняя управляющая собирается на покой. Ступай-ка ты на ее место.
