Джаспер Ффорде - Полный вперед назад, или Оттенки серого
— По-моему, дочь.
— Марта. Между прочим, они не называют себя бандитами.
— А как?
— Уземцами.
— И что это значит?
— Не знаю. Просто они так себя называют.
— А нас как?
— По-разному, но все прозвища неприличные.
У подножия холма все следы дороги терялись окончательно. Вскоре я понял, что река попросту затопила дорожное полотно, сочтя его кратчайшим путем ко дну долины. Мы пошли вдоль берега — мимо обломков зданий, телефонной будки со следами красной краски и еще одной гусеничной машины, когда-то брошенной на дороге, а теперь наполовину похороненной в русле потока. До утра этого дня я не видел ни одной, а сейчас они попадались всюду.
— Так почему ты передумала и отправилась вслед за нами? — спросил я, когда мы обсуждали, как обогнуть валун размером с сарай.
— Ты, верно, заметил, что я вспыльчива, — ответила Джейн, — но когда я успокоилась, то поняла, что этот мир, плохой и несовершенный, без тебя был бы еще хуже.
— Это вполне себе комплимент.
— Наслаждайся. Я нечасто раздаю их.
Местность стала слегка подниматься. Река свернула вправо, и мы опять оказались на бывшей дороге, заросшей травой. Вскоре мы вошли в рощу с очень высокими буками. Корни медленно поднимали на поверхность большие куски бетона, но ничего цветного я не увидел. За пять веков все предметы скрылись под слоем земли, листвы и растительности — и сама мысль о том, что цветные предметы могут лежать на поверхности, казалась причудливой: благопожелание, не более того. Добыча их в Верхнем Шафране виделась нелегкой задачей. Де Мальве не оставалось другого выбора, как основать город-спутник близ Верхнего Шафрана и заставлять хроматиков жить в нем неделями, чтобы сортировать находки и отправлять их в Восточный Кармин по железной дороге. Извлечение цветного мусора шло бы очень медленно и вряд ли стоило усилий. Но именно поэтому, подумал я, Верхний Шафран оставался сокровищницей — нетронутой и девственной. Такой же богатый предметами, как любая шахта, только уже открытый.
— Кортленд ушел слишком далеко от нас.
— Пускай, — сказала Джейн и остановилась. Я сделал то же самое. Она повернулась и посмотрела на меня. — Ты готов бегать с ножницами в руках?
— А можно сначала просто походить с ними?
— Нет. Или готов, или не готов. Еще раз: ты готов бегать с ножницами в руках?
— Думаю, да.
— Никаких «думаю». Твоя жизнь полностью изменится в ближайшие несколько часов, и я хочу быть уверена, что ты не наделаешь глупостей. Ты должен знать, что нет никого, кому можно доверять, никого, с кем можно поговорить, никого, на кого можно положиться. Кроме меня. У нас все делается так или не делается вообще. А если ты попытаешься действовать самостоятельно или предать меня, я позабочусь, чтобы ты больше никогда не нашел пути ко мне. Понимаешь, насколько все это важно?
— Да. Но ты несколько раз угрожала мне убийством. И я имею право смотреть на такую затею с недоверием.
— Хорошо. Попробуем зародить в тебе доверие. Я покажу тебе кое-что, чего никогда раньше не показывала. Смотри внимательно.
Она придвинулась ближе. Я знал, что у нее прелестные глаза, но до сих пор не осознавал, насколько же они прелестны: светлые, с удивительной каемкой по краям. Понемногу точки ее зрачков задвигались, растянулись, увеличились. Я чуть не отступил назад в тревоге, но Джейн крепко держала меня. Огромные зрачки почти достигли белков, и взгляд ее стал нелепо пустым, как у Прежних. Я вздрогнул, но не отвернулся. Глаза ее постепенно приняли нормальный вид. Несколько морганий — и зрачки вновь сделались черными точками.
— Это… это было жутко.
— Когда-то каждый мог делать это. И прости, что подложила тебе тачку. Мне надо было знать, ты один из них — или нет. В конце концов, ты проявлял слишком большой интерес ко мне.
— Ты мне нравилась, вот и все.
— До тебя я никому не нравилась. Извини за подозрения.
— Джейбсу нравилась.
— Джейбсу нравился мой нос.
— И мне нравится твой нос.
— Но тебе нравится не только мой нос. Это большая разница.
— Вот это да! — До меня только что дошло. — Ты можешь видеть ночью?
Джейн одарила меня улыбкой.
— И весьма неплохо. При полной луне достаточно светло, чтобы играть в теннис. По-моему, я — единственная, о ком они не знают.
— Они?
— Те, кто убил Охристого. Те, кто приходит после заката и уходит до рассвета.
— Бандиты?
— Ночновидцы. Они выше правил и вне их. Последняя линия обороны против атак на доктрину Манселла.
— А ты уверена, что они не знают о тебе?
— Да, ведь я жива. Ты бежишь с ножницами в руках?
— Присоединяюсь, — сказал я, глубоко вздохнув. — Но подожди. Как…
— Скоро, красный, скоро.
Улыбнувшись, Джейн поцеловала меня в щеку. Это выглядело так естественно, что я не был шокирован или удивлен. Но чувство вины не проходило.
— Виолетта страшно настойчива, — сказал я почти невольно.
— Главное, чтобы ты не получил от этого удовольствия.
— Она вела себя очень агрессивно, — задумчиво проговорил я. — Это ведь должно быть иначе.
Джейн пожала плечами.
— Я слышала, что это все довольно забавно.
— В этом случае все делалось ради появления на свет пурпурного потомства, — ответил я, опустив голову. — Отец показал ей овуляционную карточку прошлой ночью. Она теперь носит моего ребенка.
Джейн подняла бровь.
— И все это — с ведома главного префекта?
— При стопроцентной смертности никто не ожидал, что я вернусь. Думаю, план состоял в том, что Виолетта немного поплачет обо мне, а потом выйдет за Дуга, как и замышлялось. Он никогда не узнает, что ребенок не его.
Она грустно покачала головой.
— Вот тебе и пурпурные. А теперь послушай. — Она порылась в рюкзаке, пока я стоял, глупо моргая. — Нам обоим надо принять меры предосторожности. Постарайся не думать ни о чем.
С этими словами она извлекла коробочку вроде той, в которой Трэвис хранил свой лаймовый диск, открыла ее, и цвет — кажется, яркий гордини — затопил все, полностью заняв мое поле зрения. Левая часть тела онемела, а потом ее обожгло миллионом иголок.
— Добрый день! — раздался радушный голос. Я заморгал: прямо передо мной стоял молодой человек в опрятном сером костюме с пестрым логотипом НСЦ, вышитым слева, на нагрудном кармане. — Благодарим за пользование протоколом Гордини НЦ7–3. Просим подождать, пока идет реконфигурация.
— Я кого-то вижу, — шепнул я, наклоняясь к Джейн.
— Расслабься. Смотри на гордини и скажи мне, когда услышишь больших собак.
— Если во время реконфигурации вы почувствуете непредусмотренный дискомфорт, — продолжал молодой человек радостно-певучим голосом, — можете прибегнуть к помощи службы клиентской поддержки. — Он вновь улыбнулся. — Национальная служба цвета. Помните, что ваши отзывы помогают нам помогать вам.
Он пропал. Я не отводил глаз от гордини, как и Джейн. Покалывание сменилось запахом свежевыпеченного хлеба. Я услышал голос моей дважды вдовой тетки Берил — та говорила что-то про кошек, которых у нее никогда не было. Сквозь все это пробивались музыка и запах лука.
— Мантовани.
— А у меня Брамс. Продолжай смотреть.
На границе поля зрения стали переливаться все цвета радуги, а потом — на краткий, невероятно воодушевляющий миг — я увидел полноцветный мир. Казалось, все вокруг стало цветным садом, но не в убогой триадной палитре от НСЦ, а с бесконечным количеством оттенков, тонко дополняющих и усиливающих друг друга в сложной хроматической гармонии — я даже видел фиолетовый вне шкалы, которого прежде не видел никогда. То был мир, каким его следовало воспринимать.
— Это… прекрасно!
До меня донесся звук хлещущей воды. Пальцы мои выпрямились, я невольно заморгал.
— Уже слышишь собак?
— Нет, пока моргаю.
Потом началось: раздражающий визг и вой терьеров, в то время как у меня в голове все смешалось — свет со звуком, запах с воспоминаниями, прикосновения с музыкой, цвет со всем вообще.
— Небольшие собаки подойдут? — спросил я.
— Держись.
Маленьких собак сменили средние, после чего началось глубокое, горловое «у-у-у» догов. К ним присоединились гончие и волкодавы, и вскоре в моей голове не осталось ничего, кроме лая, завываний и пыхтения псов.
— Большие собаки.
Джейн захлопнула коробочку, и звуки внезапно прекратились. Я покачнулся.
— Стой прямо. — Она взяла меня за локоть.
— Что это было?
— Меры предосторожности. Небольшая реконфигурация коры головного мозга. Большие собаки означают, что все готово, — как свисток у чайника. Засеки время. У нас есть пара часов в запасе.
— Я видел цвета. Настоящие цвета. И призрака.
— Это вестник. Потерянная страница из пропавшей книги. Он всегда там и всегда говорит одно и то же.
