Сергей Снегов - Диктатор
Утром водолет стоял у домика. До этого утра я видел одного охранявшего меня Вареллу. Но охранников было два десятка, они все высыпали провожать. Варелла отобрал несколько человек, другие остались. В полете я задремал и проснулся только на площади у дворца. В заседательском зале дворца меня ожидало все Ядро, министры и редакторы газет, Пимен Георгиу и Константин Фагуста. Деятели стерео отсутствовали, еще не настало время демонстрировать в эфире мое возвращение. Гамов радостно сказал:
— С возрождением, Семипалов!
Он один оценил мое появление как возрождение, остальные поздравляли только с возвращением. Но радовались все — большинство лишь сегодня узнало, что я не казнен. Я вспомнил, как плакал Пеано на моей казни, и спросил, знал ли он, что я вовсе не ухожу в небытие. Он засиял обычной широкозахватной — на обе щеки — улыбкой.
— Вообще-то Прищепа меня предупредил, но в последнюю минуту я как-то усомнился, уж слишком все было правдоподобно.
Я вспомнил, что тоже усомнился в минуту казни, мистификация ли это или реальная расправа.
Сердечней всех меня поздравил лохматый Фагуста. Он так тряс своей чудовищной шевелюрой, так сжимал мою руку, его глаза так растроганно блестели, что можно было подумать, будто он радуется возвращению в жизнь любимого друга. Впрочем, говорил он в своей обычной манере:
— Семипалов, я душевно рад, что вы ногами на земле, а не в гробу. И нетерпеливо надеюсь, что мы вскоре будем с еще большим усердием портить друг другу кровь.
Пимен Георгиу ограничился поклоном и поздравлением.
Гамов показал на председательское место:
— Семипалов, ведите Ядро. Сегодня вы глава нашего праздника.
— Отлично. Для начала — информация о положении в стране и на фронте.
Один за другим каждый сообщал о делах в своем ведомстве. Все происходило так, как и должно было происходить. Периодические разговоры с Прищепой по интердатчику обеспечили меня достаточной информацией. Я закрыл Ядро.
— Теперь я пойду в Ставку. Прошу со мной Пеано, Прищепу и Штупу.
— Я тоже поеду с вами, — объявил Гамов.
Когда мы пошли во флигель дворца, где размещалась Ставка, Прищепа тихо спросил:
— Андрей, проинформировать Елену о твоем возвращении? Она пока не знает, что ты живой.
— И пусть не знает, пока все не узнают. Мне не до нее, Павел. Сейчас надо готовить наше главное наступление.
В Ставке я сказал:
— Итак, приступаем ко второй части стратегического плана. Вторая часть — внезапный переход от затянувшегося отступления к атаке на врага. Формирование водолетной армии закончено. Все воздушные дивизии должны передислоцироваться на боевые позиции. Сделано ли это, Пеано?
Был один из редких случаев, когда Пеано не маскировал истинное настроение улыбкой. Он волновался. Зато улыбался Гамов. Гамову нравилось, что я так решительно восстанавливаю свои функции военного министра и заместителя диктатора.
— Буду показывать, а не рассказывать, — Пеано поднял деревянную указку. — Все наши воздушные дивизии уже на стартовых площадках. Сейчас вы увидите, как они реально выглядят. Но раньше обзор с воздуха, какой могут дать аэроразведчики Вакселя.
Обзор с воздуха живописал сплошные леса, дикие скалы, ни малейшего намека на дороги, сооружения, машины. А наши датчики показали под кронами деревьев, в чащобах леса, в искусственных пещерах и обширных ангарах новенькие водолеты — десятки машин в каждом укрытии. Сотни машин на всех стартовых базах. Я мог гордиться — этот могущественный флот, моя задумка, был главной нашей ставкой в борьбе со всем миром, не с одной Кортезией.
Пеано переключил экран на театр военных действий — карту оставленной нами Ламарии, изменившей нам Патины и наших западных областей, по полям которых двигались соединенные армии Вакселя, родеров и патинов. Ваксель воевал головой, а не одними мускулами. Его собственные дивизии напирали впереди, патины только поддерживали, а воинственные родеры замыкали движение — должны были довершать последним ударом битву с нами, а в случае нашего неожиданного прорыва разгромить прорвавшиеся войска.
— Не просочились ли к Вакселю слухи о нашем готовящемся наступлении? — спросил я Пеано.
— Он учитывает возможность нашего наступления. Но считает его маловероятным. Просто он воюет по всей строгости своих военных уставов.
С этим, конечно, можно было согласиться. Я сказал:
— Итак, вторая фаза войны — атака всеми водолетными кораблями. Но не открывает ли конференция в Клуре новые возможности? Вы об этом не думали, Пеано?
— Думали. И предлагаем такое дополнение. Основные воздушные дивизии высаживают десанты у Вакселя в тылу, захватывают лагеря наших военнопленных. Но одна нападает на Клур, чтобы захватить в плен всю конференцию. Эту десантную дивизию сопровождают еще две. Их задача — навязать сражение водолетам противника, прикрывающим небо Клура, и обеспечить свободу десантникам.
— Вы догадываетесь, Семипалов, какой воздушной дивизии мы поручим захват столицы Клура? — спросил улыбающийся Гамов.
— Конечно, полковника Корнея Каплина!
— Да, ей. Недавние мятежники, рвавшиеся на войну, покажут теперь на деле, чего стоят. — И Гамов не удержался от похвальбы своей памятью: — Говорю, в частности, о четырех командирах бригад — об Альфреде Пальмане, Иване Кордобине, Сергее Скрипнике, Жане Вильте.
— Следующий вопрос — метеообеспечение, — сказал я.
Штупа доложил:
— Тучи будут там и на такой высоте, как вы укажете. Ураганы прикроют воздушные пути наших водолетов. Резервы энерговоды для метеонаступления подготовлены.
— Последний вопрос: когда выступаем? — спросил Пеано.
— Завтра, — сказал я.
5
Штупа начинал операцию и сделал это отлично. Впервые он не экономил энерговоду. Передвижные метеогенераторы придвинули к районам сражений, тыловые метеостанции перевели на усиленный режим. Запасенные на горных вершинах тучи — масса в тысячи лиг шириной, десяток лиг высотой — пустились в ошалелый бег на запад. Миллиарды чудов воды готовились топить континент, густой облачный покров затянул сопредельные страны. Теперь мы хорошо знаем, как растерялись кортезы в штабе Вакселя от такой неожиданности. Даже умный маршал не поверил, что началось наше генеральное контрнаступление. Прищепа доставил мне запись его переговоров с начальниками метеовойск.
— Это несерьезно! — кричал маршал. — Что за вздор! Еще никому не удавалось сгустить облачную массу толще трех лиг. Даже над океаном такой высоты не достигнуть, а вы докладываете о десяти лигах! Слушайте меня, генерал. Гамов для впечатления на конференцию в Ферморе решился на отчаянный шаг, это в его духе. Он бросил в бой всю свою сгущенку, ливень будет сильный, но не дольше нескольких часов. Немедленно откройте противоциклонную борьбу. Завтра над нами засияет жаркое солнце, я гарантирую это!
Вот так воспринял атаку Штупы маршал Фердинанд Ваксель, ни разу до того не ошибавшийся в стратегических прогнозах. И лишь когда наскоро созданные его метеогенераторами противоциклоны были буквально разметены неистовой бурей с востока, только когда не ливень, а целый океан воды обрушился на его армии, он понял, каковы истинные масштабы нашего метеоудара. Он сделал два распоряжения, вполне разумные в той обстановке, какая ему рисовалась, — и одно из них стало воистину гибельным для его армии. Он велел прекратить метеосопротивление разразившемуся урагану — и это было, конечно, правильно, сохранялась «сгущенка» на тот случай, когда Штупа исчерпает свои запасы энерговоды. И вторым распоряжением он велел всем своим армиям, всем городам в тылу, всему населению Патины, Ламарии, Родера и даже Клура укрыться в убежищах и домах и не показываться наружу, пока метеобешенство не стихнет.
Не могу отказать себе в удовольствии воспроизвести запись этого второго приказа Фердинанда Вакселя. У Прищепы оказались и стереоснимки штаба противника. Высокий генерал, с седеющей головой, с жесткими короткими усиками, в одной рубахе и форменных брюках на босу ногу, ходил по комнате и выкрикивал свой приказ дежурному генералу-секретарю, карандаш того рысью бежал по бумаге:
— Ни одной машины не выводить на дороги, не поднимать в воздух! — орал маршал. — Латаны сошли с ума, не будем препятствовать их безумию! Пусть они тратят свои запасы, вода утечет с полей, а запасы им не возобновить. Буря кончится, и тогда мы возьмем их голенькими! Не покидать казарм и укрытий до моего следующего приказа!
Я часто думал, как бы он поступил, если бы ему в эту минуту сообщили, что наш водолетный флот многократно превышает его собственные воздушные силы и что весь этот флот уже мчится поверх облачного покрова на заранее расписанные для каждого отряда цели. Наверно бы — не поверил! А если бы и поверил, и поднял свои водолеты навстречу нашей воздушной армаде, то все равно не смог бы ни погнать наши машины назад, ни даже остановить их. Конечно, мы понесли бы немалые потери, но победа была заранее обеспечена. Губительный приказ маршала Вакселя, казавшийся ему самому таким рациональным, дал нам возможность действовать практически без потерь. Ваксель выкрикивал генералу-секретарю свои последние слова об уходе в укрытия, — а в это время передовые дивизии наших водолетов пролетали над ним на Родер и Клур — и ни один водолет врага не сразился с ними, ни один аэроразведчик не пробил несущиеся толщи туч, чтобы хоть зафиксировать, как мчатся наши машины: и люди, и животные, и разведывательные аппараты — все укрылись в своих казармах, конюшнях, ангарах и сараях.
