Дэвид Митчелл - Простые смертные
– Нет. С тех пор как мама умерла, ни разу не был.
Дэйв застегнул молнию на брюках и пошел к раковине, стараясь ставить ступни точно одна перед другой – так ходят старики, которым неплохо бы расстаться с несколькими лишними фунтами веса. Возле раковины он осторожно качнул сосуд с жидкостью для мытья рук: густой пузырь моментально шлепнулся ему на ладонь.
– Ты только посмотри! День ото дня жизнь все больше похожа на какой-то фантастический роман. И дело не только в том, что ты стареешь, а дети твои разлетелись из дома в разные стороны; дело в том, что мир стремится куда-то вперед, а сам ты страстно мечтаешь вернуться назад, в то десятилетие, которое было для тебя самым счастливым и комфортным. – Дэйв держал покрытые мыльной пеной руки под струей теплой воды, и вода все текла и текла. – Знаешь, Эд, радуйся Аоифе, пока можешь, пока она еще маленькая. Ведь как оно бывает: только что ты носил своего милого сорванца на плече, а уже в следующее мгновение его точно ветром сдуло, и только тут ты начинаешь понимать то, о чем все время лишь подозревал: как бы ты ни любил своих детей, они даны тебе лишь на время, как бы взаймы.
– Больше всего я боюсь того момента, когда у Аоифе появится первый бойфренд, – сказал я.
Дэйв стряхнул воду с рук.
– О, это как раз не страшно. Все у вас будет хорошо.
Мне и моему болтливому языку вдруг захотелось напомнить Дэйву о Винни Костелло и о том, что предшествовало исчезновению Жако, но я тут же опомнился и быстренько сменил тему:
– Пит, по-моему, вполне приличный парень, верно?
– Да вроде бы. Знаешь, Шэрон всегда была разборчивой.
Я обнаружил, что ищу в лице Дэйва, отражающемся в зеркале, хотя бы малейшее намерение сказать «не то что Холли», но он вдруг посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
– Не тревожься, Эд, у тебя все получится. Ты один из очень немногих знакомых мне людей, которым так же идет борода, как мне, и которые так же хорошо умеют за ней ухаживать.
– Спасибо. – Я сунул руки под сушилку, удивляясь собственным мыслям: неужели у меня все-таки хватит сил это сделать? Бросить Холли и Аоифе ради работы?
Какого черта Холли вынуждает меня делать подобный выбор!
Мне ведь хочется от нее только одного: чтобы она научилась делить меня с моей работой.
Как я делю Холли с ее работой. По-моему, это было бы справедливо.
– Для тебя, наверно, это было бы чересчур – взять и навсегда вернуться в Англию. Так ведь? – спросил Дэйв, бывший владелец паба, обладающий чрезвычайно развитой интуицией.
– Хм… да, именно так. При всех прочих равных.
– Ага. Значит, не все прочие могут быть равны между собой?
– «Spyglass» предложил мне продлить контракт до декабря.
Дэйв сочувственно вздохнул, втянув воздух сквозь зубы.
– Вечный вопрос. Долг против семьи. Ничего не могу тебе посоветовать, Эд. Разве что попытайся понять истинную цену и того, и другого. Я за свою жизнь знал немало людей, которым доктора говорили: «Вам скоро конец». И вот тут им приходилось решать, что для них важней в последние дни жизни. И если мне какой-нибудь врач-шарлатан скажет: «Тебе жить осталось всего Х недель», знаешь, что мне понадобится? Бар, сочувственное ухо и добрая выпивка, да покрепче. И я думаю, что ты не удивишься, если я честно тебе признаюсь: ни один из тех парней, которым врач вынес приговор, не сказал: «Ах, Дэйв, если бы я больше времени проводил на работе!»
– Так, может, они всю жизнь занимались чем-то не тем? – сказал я и тут же пожалел об этом, уж больно высокомерно и дерзко это прозвучало.
К сожалению, возможности как-то пояснить столь неудачное высказывание у меня не осталось: дверь в туалет распахнулась, и туда ворвались трое ирландских родственников Холли, смеясь над какой-то пьяной шуткой.
– Эд, дядя Дэйв, вот вы где! – заорал Ойзин. Степень его родства с Холли я так и не смог толком уразуметь. – Тетя Кэт велела нам вас обоих выследить, найти и вернуть назад живыми.
– Господи, О’Рейли! Чем теперь-то я виноват?
– Остынь, дядя Дэйв. Просто пора резать свадебный торт, только и всего.
* * *На обратном пути в Багдад за руль сел Азиз, так что Насер смог спокойно рассказать мне о тех пациентах, которых он успел расспросить в больнице. Теперь, если учесть снимки, сделанные Азизом, у нас уже имелась основа для хорошего газетного материала. Однако, еще не успев въехать в Абу-Грейб, мы угодили в длиннющую пробку. Насер выскочил на обочину возле какого-то лотка и вернулся с кебабом и двумя неприятными новостями: чуть раньше неподалеку был атакован конвой с горючим, и теперь на шоссе – воронка тридцать футов в диаметре, из-за чего главная дорога на Багдад отчасти заблокирована, отсюда и эта пробка; а вторая новость заключалась в том, что над территорией какой-то местной фермы к юго-востоку от тюремного комплекса был сбит американский вертолет. Посовещавшись, мы решили, что стоит свернуть и найти место, где он упал. Мы быстренько сжевали куски волокнистой баранины – а может, козлятины, – и возле той мечети, где мы раньше чуть не попали в беду, Азиз свернул на юг. Как только тюремный комплекс оказался у нас за спиной, мы увидели высокий столб черного дыма, поднимавшийся из-за тамарисков, высаженных в качестве ветрозащитной полосы. Какой-то мальчишка, ехавший мимо на велосипеде, подтвердил: да, хвала Аллаху, там действительно сбит американский вертолет «Kiowa». Мальчишки в оккупированном Ираке знали обо всех видах оружия и военной техники столько же, сколько я знал о рыболовных снастях, мотоциклах и «Toп-40» лучших песен 80-х. Юный велосипедист, рассказывая о крушении вертолета, говорил «бум!» и смеялся. Он также сообщил Насеру, что полчаса назад прибыли морские пехотинцы и вынули из сбитого вертолета двух мертвых американцев, так что теперь, как он считает, вполне можно туда поехать и посмотреть.
Дорога вела нас по мостику через ирригационный канал в тамарисковую рощицу, а затем – в поле, заросшее сорняками. Дымящийся, почерневший «Kiowa» лежал на боку; его хвостовая секция валялась почти на противоположном конце поля.
– Ракета «земля – воздух», – предположил Насер, – причем угодила точно в середину. Как мечом разрубила.
Человек двадцать – мужчины и мальчишки – уже стояли вокруг рухнувшего вертолета. На дальнем краю поля виднелись фермерские постройки и брошенная техника. Азиз припарковался на обочине дороги, мы вылезли из машины и подошли ближе. Время было послеполуденное, и воздух так и звенел от гула насекомых. Азиз снимал на ходу, по мере приближения к сбитому вертолету. А я думал о погибших пилотах: что пронеслось у них в голове, когда они стремительно падали на землю? Какой-то старик в красной куфие спросил у Насера, не из газеты ли мы, и Насер сказал, что мы действительно сотрудники одной иорданской газеты и приехали сюда, чтобы опровергнуть лживые вымыслы американцев и их союзников. Потом Насер спросил у старика, видел ли он крушение вертолета своими глазами. Старик сказал, что ничего не видел и ничего не знает; он слышал только взрыв. Он, правда, заметил, как отсюда отъезжали какие-то люди, возможно, из Армии Махди[144], но был слишком далеко и не смог хорошо разглядеть, и потом, видите – он указал на свои глаза, – какие катаракты, все застилают.
– Видеть слишком много в Ираке вообще нельзя – за это вполне могут и убить.
Внезапно мы услышал рев армейских автомобилей, и толпа местных жителей тут же попыталась рассыпаться по полю, но ей это не удалось, и все мы снова собрались у сбитого вертолета. Уйти было невозможно: все выходы с поля были заблокированы двумя конвоями по четыре «Хамви» в каждом. Из машин высыпались морские пехотинцы в полном боевом снаряжении, целясь в нас из М16. Невесть откуда донесся рев: «Руки вверх! Над головой, чтобы я мог их видеть! Все, кто там сейчас стоит, черт побери, или, клянусь, вы злорадные долбаные Али-Бабы, трахающие свиней, я вас в землю вмажу!» Перевода не дали, но мы все и так поняли смысл сказанного.
«ВЫШЕ РУКИ!» – заорал второй морпех, замахиваясь винтовкой на мужчину в комбинезоне, заляпанном машинным маслом, похоже, автослесаря. Тот пролепетал: «Mafi mushkila, mafi mushkila», что означало «никаких проблем, никаких проблем», но морпех почему-то озверел, крикнул: «Ты мне не перечь, скотина!» – и ударил слесаря ногой в живот с такой силой, что, по-моему, у всех внутри екнуло от сочувствия к бедолаге; тот сразу скорчился, кашляя и задыхаясь.
– Выясните, кто хозяин этой фермы, – велел морпех переводчику, который прятал лицо под маской, как ниндзя.
Затем морпех сказал в переговорное устройство, что у них все под контролем, а переводчик стал расспрашивать старика в красной куфие, кто хозяин этой фермы.
Я не слышал ответа, потому что в этот момент какой-то чернокожий навалился на Азиза, грозно приговаривая: «Сувениры, да? На память, да? Твоя работа, да?» Хвала судьбе, какой-то гром среди ясного неба заглушил мой голос, когда этот чернокожий верзила с такой силой сдернул камеру с шеи Азиза, что порвался ремень; Азиз упал ничком, ударившись лицом о землю, и уже в следующее мгновение морпех опустился возле него на колени и приставил к его виску пистолет.
