Чайна Мьевиль - Город и город
КЧ: Но в то же время вы поощряете фантастические спекуляции — прежде всего, я думаю, в археологических артефактах, извлечённых из уль-комских раскопок, в причудливой смеси примитивных предметов и того, что кажется остатками передовых технологий.
ЧМ: Ну конечно, эта книга никогда не исключает возможности каких-либо фантастических элементов. Странные свойства археологической физики, например, — они не доказаны, но и не фальсифицированы. Я был заинтересован не столько в аспекте возможной магии — хотя, конечно, это под знаком вопроса, — но в вопросе непрозрачной логики. Существует явная, для исследователей, логика в этом, казалось бы, невозможном коагуляте материальной культуры, вот почему они его исследуют. Но это логика, которая их избегает, это то, чего они не могут разобрать. Даже если нет возможности проникнуть в нечто, это, по-моему, существенно отличается от того, что не имеет никакой логики вообще.
КЧ: Ваш повествователь и главный герой, Тьядор Борлу, рационален, скептичен, но и достаточно романтичен, чтобы соблазниться тайнами, — другими словами, знакомый тип из литературы нуар. Но при этом он ещё и в большой степени порождён своей своеобразной средой. Ещё до этого дела и его близким знакомством с Брешью его жизнь изобилует интерстициальными элементами, от его отношений с женщинами до его предпочтения заведений, чудесно названных «дёплир-кафе», где евреи и мусульмане сидят бок о бок в микромире двух окружающих городов. География действительно определяет судьбу?
ЧМ: Этот тип знаком по жанру нуар, а также по тысяче других источников, в том числе по реальному миру. Интерстициальность, межпространственность — невероятно модное слово, а выражаемое им понятие довольно легко обнаружить на всех уровнях. Одна из причин для микрокосмического предвестия отношений между городами в «дёплир-кафе» и т. д. состоит именно в том, чтобы подорвать любые кажущиеся дурными предзнаменования, их касающиеся. Конечно, они довольно необычно сдублированы, что означает существование междоузлий, серых зон и т. д. и т. п., но это только необычно экстраполированная версия таких вещей, что происходят всё время, на всех уровнях. Такова была идея. Интерстициальность — это тема, которая одновременно действительно интересна и потенциально весьма полезна, но и является ужасным клише, так что если вы собираетесь к ней обратиться, то, думаю, это поможет по крайней мере с уважительным скепсисом относиться к диковатым претензиям некоторых из её теоретических фанатиков.
КЧ: Кливаж (расщепление), событие, разделившее Бещель и Уль-Кому в прошлом, потерянном для истории, остаётся, как и Оркини, окутанным тайной. Было ли это событие научно-фантастическим, катастрофическим феноменом квантовой физики, отправившим части единого города-государства в конгруэнтные, а иногда и пересекающиеся измерения? Или это расщепление следует понимать в чисто психологическом плане? Имеет ли значение, как читатели интерпретируют этот аспект книги?
ЧМ: Это событие разделило Бещель и Уль-Кому или, возможно, соединило их друг с другом. Кливаж, являясь одним из этих магических, богатых по части семиотики слов, означает две прямо противоположные вещи. И, конечно, я не собираюсь отвечать на этот вопрос! Если даже на него есть ответ, я не могу его комментировать. Я знаю, что я думаю, и вы уже упоминали об этом раньше, с точки зрения общего статуса книги, но для меня было бы совершенно бесполезно диктовать читателям свои условия. Вся информация, требуемая для романа, и так в нём присутствует.
КЧ: Оркини сначала предстаёт как миф, затем он кажется реальностью, затем мистификацией — и всё же так никогда и не опровергается. В самом деле, необычная попытка Боудена выйти из городов, одновременно и совершенно мирская, и донельзя сверхъестественная, кажется, показывает, что Оркини всё-таки существует, по крайней мере, в потенциале.
ЧМ: Да. Всё это, я думаю, является частью того поддразнивания, о котором я говорил раньше. Здесь ничего не опровергается в корне, только то, что главный подозреваемый в совершении этих преступлений (город) в данном случае оказывается невиновным. Конечно, это говорит и о раздумьях над тем, почему это может быть таким привлекательным возможным решением, откуда происходит тяга к такому объяснению.
КЧ: У вас есть какие-либо планы вернуться к Бещелю и Уль-Коме, возможно, чтобы исследовать их общую предысторию?
ЧМ: Возможно. Замысел книги — по крайней мере, для меня — состоял в том, что на самом деле есть несколько других историй, произошедших в Бещеле до этого — и, возможно, вовлекающих Уль-Кому, — где действует Тьядор Борлу. Что эта конкретная книга — последнее из его приключений. Роман первоначально имел подзаголовок «Последнее расследование инспектора Борлу». Но все, кто занимался изданием этой книги, в энергичных выражениях убеждали меня, что это запутает читателей, которые его увидят, что они решат начать с первой книги серии и уйдут из магазина без ничего, когда не смогут найти предшествующие тома. Так что подзаголовок я снял. Но для меня он по-прежнему там, невидимый.
КЧ: Должно быть, тяжело было при написании этого романа избегать моментов случайных брешей. Как вы натренировались не-видеть и не-слышать? И как это воздействовало на вашу личность? Изменились ли ваши восприятия Лондона?
ЧМ: Вряд ли мои восприятия изменились: вся книга основана на моих размышлениях о таких городских восприятиях, поэтому, хотя я мог стать немного более сознательным в отношении их, сами они остаются прежними. Однако антураж книги отчасти связан именно с тем, что очень трудно, даже невозможно избежать моментов бреши. Вы не можете натренироваться, чтобы успешно и непрерывно не-видеть и не-слышать — вы делаете это всё время, но раз за разом терпите неудачу, и вам раз за разом приходится обманывать окружающих в самых разных мелочах. В книге упоминается об этом в нескольких местах. Она говорит именно об абсолютной верности конкретным городским протоколам, преувеличивая или экстраполируя те, что, по-моему, всегда окружают нас в реальном мире; но также об обмане их, о неспособности их соблюсти, об игре несколько поспешной и расслабленной, что, по-моему, и является неотъемлемой частью таких норм.
Пресса о романе
Если бы «Дитя любви» Филипа К. Дика и Раймонда Чандлера воспитывал Франц Кафка то произведение которое получилось бы в результате, напоминало бы новый роман Чайна Мьевиля «Город и город»
LosAngelesTimes
Мьевиль хорошо известен как писатель-фантаст, для которого город — это целая Вселенная. В каждой новой своей книге Мьевиль пробует себя в разных жанрах. «Город и Город» — это крутой детектив, в котором видимое и невидимое сплетаются воедино. Мьевиль создает мир, одновременно и фантастичный и тревожно узнаваемый, чьи тайны не завершаются успешным расследованием убийства.
Amazon.com
Более известный своей «новой странной фантастикой» («Вокзал потерянных снов» и т. д.), автор бестселлеров Чайна Мьевиль предлагает нестандартный подход к, казалось бы, банальному полицейскому расследованию. Города-близнецы Бещель и Уль-Кома, расположенные в Южной Европе, занимают одно и тоже положение в физическом пространстве-времени, разделенные лишь способностью своих жителей видеть одновременно только один город. Благодаря этой метафоре, Мьевиль умело разоблачает человеческие иллюзии.
Publishers Weekly
Отличное полицейское расследование и увлекательное городское фэнтези. Обязательно читать всем поклонникам таинственных убийств и фантастики.
Booklist
«Смелый и тревожный… Мьевиль поднимает фундаментальные и тревожные вопросы культуры, власти и темных свойств человеческой натуры, что разделяют нас».
Уолтер Мосли
Многие книги сочетают в себе несколько жанров, но лишь немногим удается совместить их вместе в равной степени легко и оригинально, как это удалось Чайне Мьевилю в романе «Город и город». Потрясающий пример редкостного артистизма, гарантированное получение удовольствия от хорошей фантастики и захватывающего детектива.
Брайан Эвенсон
Чайна Мьевиль сделал себе имя такими экспериментальными книгами, как «Крысиный король», «Вокзал потерянных снов», «Шрам» и «Железный Совет». В «Городе и городе» он раздвигает границы еще одного жанра — детектива — и это ему блестяще удается… Экстраординарное, абсолютно захватывающее чтение.
St. Petersburg Times
Как правило, при появлении хоть чего-то необычного, сразу вспоминают имена Кафки и Оруэлла. И в данном случае, такие сравнения вполне уместны.
