Александр Полосин - Армагеддон был вчера
– Да уж вижу… Мерзость запустения всюду. Налицо явное отсутствие мужского присутствия.
– В каком смысле? – не поняла она. Он что, пытается запутать её? Сбить с толку?
Признаться, это ему пока вполне удаётся. Вот только зачем? И вообще – что у него на уме? Ведёт он себя чересчур уверенно.
Он улыбнулся:
– А я поясню. Я уж и не говорю, что у вас собачка не гуляна, нетопырь захирел…
Мужчина наконец завершил обход, повернулся к ней и начал загибать пальцы:
– Но вот по мелочам… так, навскидку: очаг покосился – раз, дверь в кладовку болтается на одной петле – два, вешалка у дверей держится на честном слове, не моём, кстати говоря… это уже три!… Половицы скрипят и, готов поспорить, раздражают до невозможности – это четыре. Опять же дымоход напрочь забит, что совершенно отрицательно сказывается на вашем здоровье и красоте…
Оливия ахнула – да как он смеет! Так оскорбить её – самую молодую и красивейшую из всех Адептесс Храма! Наглец! Хам! Мужчина!
– Да вы… да ты… да я… – она задохнулась от возмущения и, не найдя подходящих уничижающих слов, просто махнула рукой крест-накрест, чтобы показать – какое он... ничто!
А он смотрел на неё с такой же наглой ухмылкой и щурился на один глаз:
– Напрасно вы так бурно реагируете. Нервничаете совершенно зря. Нет, я, конечно, понимаю, на то есть объективная причина – дымоход, половицы…
– Какой такой дымоход?! – она едва сдерживалась, чтобы не заорать – этот самец кого угодно доведёт до белого каления. – Какие к чертям собачьим половицы!? Вы что, смеётесь надо мной!?!
– Вот-вот! – он наставил на неё палец. Затем охотно пояснил. – Нервишки пошаливают. А всё от чего? Поясняю: этот раритет – я имею в виду очаг, – работает на дровах, что во время горения выделяют угарный газ. Кроме того, розовое масло – эфирно-масличный продукт, и при нагревании... Ну, это и так понятно. А поскольку дымоход не справляется со своими обязанностями – у вас должна жутко болеть голова. Да и глазки, я смотрю, покраснели и припухли. Оттого вы такая нервная и раздражительная.
– Это я-то!...
В это время дверь с грохотом распахнулась, и в келью ввалились, сопя и мешая друг другу, два беса-Стража. Один даже умудрился запнуться грязным копытом за порог, и брякнулся во весь рост, выронив алебарду. Зато второй, тот, что постарше, наставил на пришельца бердыш и заорал, дико вращая глазами:
– Ни с места! Стоять-бояться! Именем Того-Кто-Всегда-С-Нами… Всё так же ослепительно улыбаясь, пришелец шагнул к Стражу.
– Это что, настоящий адамант? – с любопытством потрогал он лезвие бердыша.
У Оливии отвисла челюсть.
– Что это ещё за панибратство! – возмутилась она.
Бес неуверенно переступил с ноги на ногу. Пришелец раздражённо поморщился:
– Ой, я вас умоляю – не орите, пожалуйста. У меня от женских воплей сразу портится настроение. Не видите – мужчины разговаривают… Ну так как? – он вновь повернулся к Стражу, проверил ногтем остроту лезвия, уважительно покачал головой: – А заточка-то какова! Либо адамант, либо бекбулат. Но на деньги я бы не поспорил...
– Да нет, – смущённо крякнул Страж и почесал голову меж рогов. – Обыкновенный мифрил. Адамантовое оружие только у Самого…
Второй Страж поднялся с полу, тяжело сопя и отпыхиваясь. С сомнением потрогал лезвие своей алебарды.
– И у меня мифрил, – сообщил он.
– Вы… вы что творите!? – не выдержала Оливия. – Не смейте с ним разговаривать!...
Пришелец деланно застонал, закатил глаза и демонстративно досчитал вслух до десяти, нарочито шевеля губами.
– Нет, это просто форменное безобразие, – обратился он к Стражам. – Она даже не знает моего имени, а ведёт себя так, словно любимая жена…
Стражи понимающе переглянулись и гнусно осклабились. Ну это уж слишком!
– Вон! – завизжала Оливия. – Все вон отсюда!
Для большей выразительности она топнула ножкой и указала пальцем на дверь.
Мужчина деланно вздохнул и совершенно естественно угостил бесов сигаретой.
– Пошли, ребята, – обнял он Стражей за волосатые плечи. – Нас здесь не уважают. Да и что с них взять – бабы, они и в Преисподней бабы… Это мне ещё дед рассказывал… А у вас тут есть кружало или ещё какое-нибудь питейное заведение? Я угощаю!
Они вышли в обнимку, криво ухмыляясь и подмигивая друг другу. Самцы! Грязные, похотливые, не достойные уважения самцы! Нет, вы только посмотрите – нашли общий язык. Сейчас зальют бельма свои бесстыжие и будут горланить похабные песни всю ночь напролёт! Смотреть тошно! Алкаши! Хотя послушать интересно. Иногда. Вот как сейчас...
Вервольф подхватился и, воровато оглядываясь, потрусил к двери. Оливия упёрлась кулаками в бока.
– И ты с ними заодно!?...
Он виновато поджал хвост, опустил уши и буркнул что-то невразумительное. Торопливо заскоблился в дверях.
– Ах, так!!!
От обиды, от такой вопиющей несправедливости у неё задрожала нижняя губка, на глазах выступили слёзы. В гневе она швырнула в пса половником, но попала лишь в закрытую дверь.
– Ну и катись! – всхлипнула она ему вдогонку. – Предатель!
Нетопырь на балке недовольно чихнул, оскорблённо расправил крылья и тоже мызнул в окно.
Оливия чуть не разревелась в голос. И угораздило же напутать с отваром! Оставшись одна, она без сил опустилась на стул. Мысли метались в голове как бестолковые мотыльки вокруг ночника.
Что он там говорил про глаза – покраснели и припухли? Она решительно встала и прошла к зеркалу. Половица протестующее взвизгнула. Действительно раздражает! И как это она раньше не замечала?
Из зеркала на неё уставилась разъяренная фурия: густые брови сшиблись на переносице, отчего на лбу пролегли омерзительные морщины; губки обиженно припухли; и глаза! Ах, как он оказался прав, этот… этот!.. Мужчина!? Только он это заметил. Белки глаз, когда-то белоснежные и сверкающие, теперь покрылись тонкой сеткой полопавшихся жилок, а веки в самом деле покраснели и припухли. Так и постареть раньше времени недолго. А ведь ей всегото исполнилось… мама моя!… а ведь ей уже!..
Она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Причём самое обидное было не в том, что она выглядит старухой, – это было неправда, – а в том, что именно ОН увидел её такой!
Нет, это ни в какие рамки не лезет! Откуда он тут вообще взялся, этот наглец? Надо немедленно доложить Самому! Пускай внимательней следят за Порталом. Обалдели они там что ли? Никто из смертных не имеет права попадать сюда, в Храм! Да ещё мужчина.
Выскочив на улицу, она словно ненароком прошла через Сад Сновидений, мимо увитой плющом беседки. Эти самцы, понятно, предавались своим гнусным утехам.
Стараясь ступать бесшумно и даже не дышать, она чуть не налетела на розовый куст – так старательно прислушивалась.
Из беседки доносился отвратительно-самоуверенный голос пришельца:
– …так что можете мне поверить, ребята: каждого мужчину где-то ждет его единственная женщина… но никто не знает – где именно. И поэтому не всякому выпадает счастье избежать этой встречи. Мне вот пока везло… Дай-ка я тебе ещё капельку плесну...
Бесы довольно хрюкали и охотно соглашались. Ещё бы – он же наливает! Ах, мерзавец! Ну подожди – вот уж Сам с тобой разберётся!
* * *В свою келью она вернулась только спустя несколько часов – просидела в приёмной, потратила кучу времени на всевозможных секретарей, замов, хамов, вторых и третьих исполнителей, а потом ещё целый час сотрясала воздух в кабинете у Самого.
К её удивлению, Сам отнёсся к этому происшествию крайне заинтересованно. Даже, она бы сказала, излишне чувствительно: орал благим матом, хряпнул о стену чернильницу из чёрного хрусталя и пустил в распыл Начальника Караула. Бедолагу потом подметали всей канцелярией.
И всё время, пока Оливия возвращалась к себе, её не оставляло ощущение, что Сам по-настоящему приревновал её к чужаку. Незнакомое чувство взволновало её и в то же время встревожило. Самым ужасным было, что ощущение это ей нравилось… Да, было в этом что-то такое… романтичное, что-то непостижимо опасное и жутковато-сладостное.
Но она никогда в этом не признается! Никому! Зато Сам пообещал разобраться немедленно. Что ж, и то хлеб.
И никто теперь не будет мешать работать…
И никто не скажет, что у неё красные глаза…
И никому не будет никакого дела – как она выглядит… А будет она выглядеть, как ей самой захочется…
Последняя мысль не понравилась особенно, и Оливия поспешила отвязаться от неё.
Раздумывая над этими преимуществами, она вдруг поняла, что они очень и очень сомнительны и помрачнела ещё больше. Хотя с другой стороны – для кого, собственно, стараться-то?
* * *Привычная хмурая келья встретила её жизнерадостно и улыбчиво. Перемена была настолько разительной, что Оливия ещё в дверях тихонько ахнула и прикрыла рот ладошкой.
