Александр Полосин - Армагеддон был вчера

Молчание Большого начальника затягивалось. Василий, отлично представляя себе способность Ухаря молниеносно оценить грядущие полезности любого мероприятия, почти начал нервничать в ожидании приговора своей, что греха таить, изрядно авантюрной идее.

– Кто спецагент? Уже ведь наметил постоянную жертву этого Швырка?

– Банный один. Зовут Ферапонтом.

– А он Швырка знает?

– А то. Отец он его.

– Эвон как, даже отец… Угораздило ж сыночком, – Ухарь напустил ещё немного суровости в кабинет и припечатал ладонью по столу. – Годится.

Домовой вспомнил, что надо дышать и засуетился:

– Вот и славненько. Я Мавке-то бумаги передам. Пусть всё сделает, как положено. А то ведь это так пока, слова на бумажке. Печать большую поставим, а потом и малую…

Леший вышел из-за стола и, передавая листы заместителю, напустил на себя медвежий облик.

– А теперь выкладывай всё как есть.

Василий метнулся взглядом по кабинету. Отвлечь внимание начальства нечем, путь к отступлению в приёмную перекрыт огромным и зубастым медведем. Щуплые плечики понурились, выдавая, что не всё было сказано шустрым заместителем.

– Соседствуем мы давно. Швырка с малолетства знаю, на коленях его тетёшкал. Ферапонт то на бражку пригласит, то медовухи испить.

– Ты лисий хвост отрастить не пробуй. Начистоту говори: почто мальца в сыскарню пристроить решил? Отколь он вообще такой взялся?

– К тому и веду, – Василий вздохнул и добавил голосу решительности. – История давняя. Прилетала в наши края Баньши. Записывала наши сказания да былины. Со своими сагами какими-то всё сравнивала. Жила у банного, понравилась ей квартирка на отшибе. А уж Ферапонт в ней души не чаял. И чем только полюбилась банному? Как всё записала, собрала вещички и айда к себе в Кельтию что ль… В общем, оставила эта красотка ученая ребятёнка банному. Малец вырос ни в мать, ни в отца. Сообразительный страсть какой, сквозь стены ходить недавно научился, а прячется как! То комом пыли прикинется, то ветошью… Ни одна мышь его не сыщет. Вот и решил я способного паренька к хорошему делу пристроить. И Ферапонту пособить заодно, убивается он до сих пор по зазнобе своей.

– Швырк – метис значит. Эх, горемычный. А точно не шпион с Альбиона? Василий выпрямился, став выше ростом. Ходячее оскорбленное достоинство.

– Ладно, ладно, – примирительно поднял руки Ухарь, – Принят твой протеже на службу.

Монастырь Всеблагого Очищения и Дантифики не зря располагался в устье Семиречья: именно здесь – на Острове Кроноса – и находится тот самый Перекрёсток Миров или, как его ещё называют, Чистилище. Именно сюда стекаются реки Событий, Фактов, Неизбежности и Памяти, ручьи Стремлений, подпитываемые ключевой водой из родников Надежды. Покрутившись в водовороте Судьбы, что возник над омутом Рока, они сливаются вместе, и дальше текут неспешно и величаво, единым и могучим Потоком Времени.

Здесь обитают Владычицы, те, которые решают – куда, в какое место определить астральное отражение людишек из Запредельного мира на период Очищения. И здесь же определяют срок этого Очищения. Определяют по сотням критериев, скрупулёзно и придирчиво. Торопиться некуда, ведь в запасе – Вечность.

Иеромонахиня Оливия по праву занимала самую просторную келью: теперь она была уже не рядовая ведьма – совсем недавно её удостоили титула Адептессы. Самой молодой, кстати сказать, Адептессы за всю историю Храма. Столь высокий демонический сан она смогла получить за свои глубокие познания в области оккультных наук, травоведения и каббалистики. А также благодаря довольно приватному знакомству с Самим… Точнее – грамотному умению это знакомство использовать.

Опёршись на стол одной рукой, Оливия водила изящным пальчиком по строкам толстенного фолианта. Сегодня она решила перечитать старинный рецепт заговора, который следовало исправить в соответствии с новыми реалиями. Весёлая прядка огненно-рыжих волос, что выбилась из-под берилловой диадемы, так и норовила поиграть с хозяйкой: то закрывала один глаз, то вдруг коварно щекотала нос. В глубокой задумчивости перелистнув страницу, Оливия поймала непокорный локон, сунула кончик в рот. Закончив чтение, она счастливо рассмеялась и закружилась по комнате. Огненный вихрь длинных волос буквально взорвался, раскинувшись над ней гигантским опахалом.

В длинном – почти до пят – платье из тончайшего шёлка, местами украшенном лазоревыми жемчужинами, она больше походила на капризную дочку богатого вельможи, чем на Владычицу Душ. Но горе тому, кто посмеет усомниться в её могуществе.

Всё так же весело напевая, молодая Адептесса наполнила котёл розовым маслом, поставила его на огонь. Как только в котле забурлило, из маленькой прозрачной скляночки капнула туда слезинку Непорочной Девы. Не заглядывая больше в книгу, Оливия по памяти добавляла в котёл диковинные снадобья, изредка помешивая длинной деревянной ложкой. Вскоре по комнате потёк сладковато-приторный запах благовоний. Гигантский нетопырь, дремавший под потолком, раздражённо чихнул и поглубже завернулся в кожистые крылья. Даже вервольф, бессовестно дрыхнувший кверху пузом у входа в келью, зевнул с подвыванием и прикрыл нос лапой.

Пока что она готовила отвар по древнему рецепту, проверенному веками. Но уже неоднократно поступали жалобы от демонесс, что на новое поколение людей приворот не действует. Значит надо внести кой-какие изменения в состав. И Оливия даже знает – какие именно. Тщательно растерев в серебряной ступке тирлич – траву-бешенку, – и добавив несколько зёрен Соцветия Кампы, она длинным ухоженным ногтем словно лопаточкой подцепила небольшую щепоть, осторожно сыпнула адскую смесь в котёл. Не всё – только часть. Подождала с минуту – ничего не происходило. Тогда, решившись, она всыпала всё, что оставалось на ногте.

Пыхнуло, над котлом всплыло белое кольцо дыма. Вервольф недовольно заворчал, сперва тихонечко, но постепенно утробный рык начал набирать силу.

Оливия раздражённо обернулась, и обомлела…

– День добрый, хозяюшка!

Прямо перед ней стоял человек. Мужчина! Потусторонний мужчина! В странной одежде синего цвета, русоволосый, с удивительными голубыми глазами, высокий, статный. Левое плечо у него оттягивала большая холщовая сумка.

Он смотрел на Оливию слегка насмешливо и вдруг улыбнулся так, что в тесной келье посветлело. По краю ослепительно белых зубов весело пробежала озорная искорка.

– Добрый… – в растерянности промямлила она. Как он здесь оказался? – А…вы кто такой, собственно?

– Что значит – кто такой? – совершенно искренне удивился он. – Вы же сами меня и вызвали. Разве нет?

Она закусила губку от досады – неужели в её расчёты закралась ошибка? Он не должен был здесь оказаться. Здесь вообще никто не должен оказываться! Это не приёмная, здесь обычная канцелярия, контора по перемещению душ. Личные контакты исключены. И не без оснований – только так можно быть уверенным в чистоте и беспристрастности храмовых клерков.

Она прокашлялась, чтобы не выдать своего волнения срывающимся голосом.

– Простите, произошло досадное недоразумение. Вы должны немедленно покинуть мою келью…и Храм… и Остров, само собой. Я вызову охрану.

Она торопливо, боясь передумать, дёрнула шнурок над столом. Сейчас в караулке у бесов должен звякнуть колокольчик, и через несколько минут сюда ввалятся отвратительные, потнючие Стражи. Зато вооружённые от копыт до кончиков рогов.

Пришелец нагло ухмыльнулся.

– Келью, говорите? Я так полагаю, что попал в женский монастырь? Она покраснела от возмущения – что он себе воображает!

– Да, это Храм Всеблагого Очищения и Дантифики, и здесь не место похотливым самцам! В смысле – мужчинам...

Нимало не смутившись, пришелец шагнул к вервольфу, бесстрашно почесал ему за ухом.

– Между прочим, ваша собачка – форменный кобель. Запаршивел только…

А этот предатель не только не отхватил руку наглецу, а наоборот – блаженно зажмурился и подставил другое ухо.

Оливия топнула ножкой:

– Я имела в виду мужчин с Того Света!

– Я тоже, – нагло заявил пришелец.

Она впервые в жизни растерялась. Не испугалась – нет, знала, что одно единственное Заклятие Ферта разнесёт в пыл этого ухмыляющегося наглеца. Если, конечно, он поведёт себя как человек, как самец. Но ей отчего-то вовсе не хотелось его распылять.

– Здесь запрещено бывать мужчинам из Запредельного Мира! – неуверенно сказала она. И с ужасом поняла, что в её голосе недостаёт твёрдости, как ей хотелось.

Он поставил сумку на пол, мягкой пружинистой походкой прошёлся по комнате, на секунду задержался на скрипнувшей половице, подпрыгнул на ней, хмыкнул и заглянул в дымоход над очагом.