Стивен Кинг - Несущая огонь

— Я здесь, Чарли, — Голос звучал громче, но по — прежнему спокойно. Он врезался лучом прожектора в туман ее слепой ярости.

— Спустись вниз! — закричала Чарли. Она вся дрожала. — Спустись вниз, пока я все не подожгла! Я ведь могу!

— Можешь, я знаю, — тихо отозвался голос. Да, он несся ниоткуда и одновременно отовсюду. — Но — если ты это сделаешь, сгорят лошади. Слышишь, что с ними творится?

Она услышала. Только сейчас услышала, когда он сказал.

Лошади обезумели от страха, они храпели и бились в запертые двери. Среди них был и Некромансер.

У нее сжалось горло. Перед глазами возникла ферма Мэндерсов, огненные зигзаги в траве, обугленные цыплята.

Она устремила взгляд к спасительному корыту с водой, близкая к панике. Она кое-как сдерживала силу, дрожавшую на пределе, готовую в любую секунду

(назад)

вырваться наружу

(НАЗАД!)

и смести все на своем пути.

(НАЗАД, НАЗАД, СЛЫШИШЬ, НАЗАД!)

На этот раз из корыта не просто повалил пар — в мгновение ока вода превратилась в яростно бурлящее варево. В следующее мгновение хромированный кран над корытом сорвался с резьбы, закрутился пропеллером. Насадка выстрелила из трубы, как из пушки, и, пролетев через весь коридор, врезалась в дальнюю стену. Из трубы хлынула вода. Холодная. Ей передалось это ощущение прохлады. Но вода уже начинала испаряться, и проход между стойлами заволокло молочным туманом. Свернутый в бухту зеленый пластмассовый шланг, висевший на стене рядом с трубой, стал плавиться, одно кольцо за другим.

(НАЗАД!)

Но она уже обуздывала стихию, постепенно усмиряла ее. Прежде это было невозможно — стихия угомонилась бы не раньше, чем произвела намеченные разрушения. Сейчас она научилась как-то сдерживать эту силу… да только сила с тех пор выросла неизмеримо!

Ее лихорадило.

— Чего тебе еще надо? — спросила она, понижая голос. — Почему ты не даешь нам уйти?

Испуганно, на высокой ноте заржала лошадь. Чарли нетрудно было понять, что с ней там творится.

— Кому придет в голову, что можно дать вам уйти, — сказал Рэйнберд все так же тихо. — Даже твоему отцу, думаю, не придет. Ты опасна, Чарли. И ты это знаешь. Если мы дадим тебе уйти, завтра тебя захватят агенты какой-нибудь другой стороны. Я не шучу, можешь быть уверена.

— Я не виновата! — крикнула она.

— Оно конечно, — раздумчиво сказал Рэйнберд. — Не виновата. Только это все фигня. Я не думаю об этом факторе — Z. И никогда не думал. Я думаю о тебе одной, Чарли.

— Все ты врешь! — пронзительно крикнула она. — Ты обманывал меня, притворялся, что ты…

Она остановилась. Рэйнберд одним махом перелез через ряд тюков и уселся на край сеновала, свесив ноги. На коленях у него лежал пистолет. Его лицо выплыло на нее, как выщербленная луна.

— Разве я врал тебе? Нет. Просто я переиначивал правду. И делал это, чтобы спасти тебя, Чарли.

— Нагло врешь! — прошептала она и с ужасом почувствовала, как ей хочется ему поверить. Глаза щипало от подступивших слез. Она слишком устала, и ей очень хотелось поверить ему, поверить в то, что она ему действительно небезразлична.

— Ты отказывалась участвовать в тестах, — продолжал Рэйнберд. — Твой отец тоже. Как по — твоему, чем бы кончилось? Думаешь, они бросились бы извиняться: «Ах, это недоразумение»… и выпустили вас на волю? Ты же видела их в деле, Чарли. Видела, как они ранили этого Мэндерса. Они вырывали ногти у твоей матери, а потом они ее у…

— Хватит! — страдальчески закричала она. Неусмиренная стихия вновь напомнила о себе, угрожающе подступив к самому краю.

— Не хватит, — сказал он. — Пора тебе узнать правду. Я сдвинул тебя с мертвой точки. Я заставил их плясать вокруг тебя. Ты- думаешь, я расстарался, потому что это моя работа? С…ть я хотел на мою работу. И на всех этих… Кэпа, Хокстеттера, Пиншо, Джулза, что привел тебя… Все они дерьмо.

Она, как загипнотизированная, смотрела на зависшее над ней лицо. Сегодня его глаз не был закрыт повязкой, и этот щелевидный с извивами провал казался напоминанием о каком-то ночном кошмаре.

— Я не соврал тебе про это. — Он поднес руку к лицу. Его пальцы легко, почти любовно ощупывали шрамы на подбородке, до мяса содранную щеку, выжженную глазницу. — Да, я переиначил правду. Не было ни ямы в земле, ни конговцев. Меня оприходовали свои. Потому что они были такое же дерьмо, как эти.

Чарли не понимала, не могла вникнуть, о чем он. Голова у нее шла кругом. Разве он не знает, что стоит ей захотеть, и он превратится в хрустящий хлебец?

— Но все это дело десятое, — сказал он, — Все, кроме нас с тобой. Между нами должна быть ясность. Полная ясность. Больше ничего. Чарли.

Внутренний голос подсказывал ей, что он говорит правду, — но за его словами лежит еще другая, скрытая правда. То, чего он не договаривал.

— Поднимись ко мне, — сказал он, — и мы здесь все обсудим.

Это был своего рода гипноз. И отчасти телепатия. Она ведь догадывалась о той, скрытой правде, однако ноги сами несли ее к лестнице, что вела на сеновал. Нет, не о каких-то там обсуждениях он ей сейчас говорил. Он говорил о том, что надо разом со всем покончить. С сомнениями, горечью, страхом… с искушением зажигать костры один другого больше, пока не случится непоправимое. При всем безумии, при всей своей извращенности, слова этого человека убеждали ее в том, что он ей предан, предан как никто. И… да, это правда, в глубине души она желала этого. Желала конца и освобождения.

И поэтому она шла к лестнице и уже взялась за перекладину, когда раздался голос отца.

— Чарли? — позвал он, и чары разрушились.

Она выпустила перекладину; внезапно все увиделось с ужасающей ясностью. Она повернулась: отец стоял в проеме. Первая мысль

(как ты потолстел, папа!)

пронеслась в мозгу так быстро, что она не успела отдать себе в этом отчет. Толстый, худой — какая разница, она узнала бы его с закрытыми глазами; любовь к нему брызнула живой водой — и вмиг рассеялись чары Рэйнберда, точно колдовской туман. И стало яснее ясного: что бы ни значил Джон для нее, для ее отца он означал одно — смерть.

— Папочка, — закричала она. — Не входи сюда!

Гримаса досады исказила лицо Рэйнберда. Пистолет, только что лежавший на коленях, уже был нацелен — в силуэт, возникший в дверном проеме.

— Боюсь, что уже поздно, — сказал он.

Рядом с отцом стоял мужчина. «Это тот, кого называют Кэпом», — подумала она. Он стоял неподвижно, плечи опущены, точно перебиты кости.

— Войдите, — велел Рэйнберд, и Энди вошел. — Остановитесь.

Энди остановился. Кэп, держась чуть сзади, также продвинулся вперед, словно был на привязи. Глаза Кэпа с беспокойством обшаривали темные углы.

— Я знаю, что ты можешь это сделать. — Голос Рэйнберда зазвучал непринужденно, почти насмешливо. — И твой отец, кстати, тоже кое-что может. Но учтите, мистер Макги… Энди. Могу я звать вас Энди?

— Как вам будет угодно, — ответил тот. Голос его был спокоен.

— Так вот, Энди, если вы попытаетесь пустить в ход свои способности, я продержусь ровно столько, сколько нужно, чтобы застрелить вашу дочь. А если ты, Чарли, пустишь в ход свои, — кто знает, чем это кончится.

Чарли подбежала к отцу. Она уткнулась в его пиджак, почувствовав щекой рубчатую ткань.

— Папа, папочка, — прошептала она срывающимся голосом.

— Здравствуй, мышонок, — сказал он, гладя ее по. голове. Он прижал ее к себе, потом поднял глаза на Рэйнберда. Вот и сбылся сон об одноглазом пирате, тем более что Рэйнберд сидел на краю сеновала, точно матрос на мачте. — И что теперь? — спросил он Рэйнберда. Он понимал, что тот, пожалуй, сумеет продержать их под дулом пистолета, пока не подоспеет подмога, за которой побежал мужчина в фуфайке, но что-то подсказывало ему— не этого хочет Рэйнберд.

Его вопрос остался без ответа.

— Чарли! — позвал Рэйнберд.

Она вздрогнула в объятиях отца, но не обернулась.

— Чарли, — снова позвал он — мягко и вместе с тем требовательно. — Посмотри на меня, Чарли.

Медленно, неохотно она обернулась и посмотрела.

— Поднимись сюда, — сказал он, — ты ведь уже собиралась подняться. Все остается в силе. Мы решим наши дела, и все будет кончено.

— Боюсь, что это невозможно, — достаточно вежливо заметил Энди. — Мы уходим.

— Иди, Чарли, — не отступал Рэйнберд, — иначе я сейчас прострелю голову твоему отцу. Ты можешь сжечь меня, но на спуск я нажму раньше, будь уверена.

Чарли издала горлом стон, точно раненый зверь.

— Не двигайся, Чарли, — сказал Энди.

— С ним будет все в порядке, — сказал Рэйнберд. Его низкий голос звучал рассудительно, убаюкивающе. — Он летит на Гавайи, с ним будет все в порядке. Выбирай, Чарли. Пуля в голову или золотой песок на пляжах в Калами. Одно из двух. Выбирай.