Михаил Тырин - Жёлтая линия
Мы продолжали копошиться на полу под взглядами обитателей дома. Щербатин все цедил какие-то проклятия, но при этом был просто жалок в своем бессилии.
Однако действие химсостава стало ослабевать. Щербатину удалось, опираясь на стену, подняться. Собравшись с силами, он помог подняться и мне, после чего мы заковыляли к его квартире.
— Я ее найду, — пообещал он, взгромоздясь на стул перед терминалом. — Я ее все равно вытащу.
Защелкали клавиши, замелькали таблицы на экране, но через минуту раздался негодующий возглас Щербатина:
— Мой пароль накрылся!
— Нас уже начали лишать привилегий?
— Скорее просто поменяли комбинацию. Думаю, я залез куда не надо еще в прошлый раз, когда искал Варпа. А ну, Беня, тащи костыли сюда, попробуем через твой пароль.
— Я не знаю никаких паролей!
— Знаешь. Ты же отвечаешь за почтовую рассылку. Просто включи мне свое хозяйство, а дальше я сам.
Он продолжал чертыхаться, бить по клавишам и грозить кому-то ужасными карами. Наконец я услышал его вкрадчивый возглас: “Ага!”
— Неужели что-то нашел? — спросил я.
— А куда она денется? Последний раз ее номер проверялся в центре временной изоляции. Ублюдки, они уже лишили ее холо!
— Где она сейчас? Надеюсь, мы не будем брать штурмом городскую тюрьму?
— Ее отправили в больницу промышленного сектора. Нужно торопиться. Я знаю, где это.
— Щербатин! — Я схватил его за руку и пристально посмотрел в глаза. — Щербатин, куда ты хочешь торопиться? Опомнись. Во-первых, у тебя ноги еще подгибаются. Подумай здраво…
— Беня! — От стряхнул мою руку, и его лицо перекосилось от злости. — Я тебе уже говорил, чтобы ты не лез в мои дела? Вот и не лезь, сиди со своим здравым смыслом, а меня не трогай.
— Ты хочешь ее украсть? Или отбить?
— Да, и то и другое.
— И что дальше? Допустим, ты увезешь ее из больницы — а потом? Будешь всю жизнь прятать под кроватью?
Он откинулся на спинку стула, задумавшись. Я решил, что он внял трезвым мыслям, и попробовал его окончательно в них утвердить:
— Щербатин, похоже, ты хочешь только, чтобы тебе отстрелили башку и совесть больше тебя не мучила. Но ей ты этим не поможешь…
— Помолчи, — сухо сказал Щербатин.
Я украдкой следил за ним. Он думал, но явно не над моими трезвыми доводами и аргументами. У него имелись свои аргументы.
— Ночь уже скоро, — проговорил он. — В больницу спешить смысла нет. Ее там все равно трогать до утра не будут.
— Щербатин, может, ты все-таки…
— Да помолчи, Беня! Спешить незачем, и это хорошо. Будет время подготовиться.
Он встал, повел плечами, разминая их после химического паралича. Затем подошел к шкафу, вытащил свой ивенкский наряд и осмотрел его со всех сторон.
Переодевшись, он отломил несколько листков от куста капусты, завернул их в мокрую тряпочку и положил в карман. Я уже понял, куда он собирается идти.
— Ты, Беня, должен сидеть здесь и не высовывать нос. Тебе и так уже досталось… В общем, не лезь.
Он подергал накидку, убирая лишние складки, и вышел за дверь, аккуратно ее прикрыв.
Несколько секунд я смотрел в окно, где уже сгустилась тьма. Поезда в подземке сейчас ходят редко-редко. А воздушного транспорта вообще не дождешься.
Щербатин даже не догадался позаботиться о такси.
Я поднялся, ввел в терминал несколько команд и отправился догонять своего безумного приятеля. Проходя мимо своей двери, я задержался. Неизвестно, суждено ли нам сюда вернуться. Надо бы захватить самое дорогое.
И, подойдя к своему капустному кусту, я осторожно отломил коробочку, в которой уже созрели семена.
Мы двигались по полутемному коридору спящей рабочей казармы на самой окраине города. Меня прямо-таки передернуло, когда на входе потянуло знакомыми запахами старой одежды, сырости и плесени.
— Ты знаешь, в какой он комнате? — спросил я.
— Даже на какой кровати, — фыркнул Щербатин.
В сумеречном помещении слышалось дыхание трех сотен человек. Я видел ряды кроватей, темные комки одежды, разбросанные лотки из-под еды. Все такое знакомое и такое обыкновенное. Казалось, время повернуло вспять и мы снова среди привычной обстановки, в которой провели столь долгие и безрадостные дни.
— Здесь, — сказал Щербатин.
— Кровать пуста, — констатировал я. — Чего и следовало ожидать.
— Почему? Думаешь, наш друг на очередном задании партизанского подполья?
— Да где угодно. В тюрьме, например.
— Тихо! — Щербатин схватил меня за рукав. Послышались шаги, и через несколько секунд мы увидели Варпа. Он осторожно шел между рядами кроватей, полностью одетый, с тарелкой комбикорма в руке.
— Здравствуй, брат, — тихо проговорил Щербатин.
Варп резко остановился. Было видно, как он испуган и как неприятна ему эта встреча.
— Не бойся, — продолжал Щербатин. — Мы хотели только поговорить.
— Что вам нужно? — произнес Варп неровным от волнения голосом. — Сейчас ночь, я должен спать. Мне рано вставать, а вы мешаете. Я позову коменданта.
— Тебе не нужно рано вставать, ты не ходишь на работу, — мягко возразил Щербатин. — Где мы можем поговорить?
Варп положил еду на кровать, не отрывая от нас подозрительного взгляда.
Немного подумав, он кивнул нам и направился к выходу.
Мы оказались в тускло освещенной умывальной комнате. Под ногами хлюпала вода, из кранов с тихим звоном срывались капли. Здесь было мрачно и неуютно. На меня вновь накатило ощущение безнадежности, нищеты, скудных и безрадостных будней.
— Что вам нужно? — повторил Варп. Казалось, он все готов отдать, лишь бы .от нас избавиться.
— Не спеши, брат. — Щербатин полез под накидку и вытащил сверток с капустными листами. — Возьми, это тебе.
У парня округлились глаза. Он сразу как-то смешался, лицо утратило напряженность и подозрительность. Теперь он боялся одного — как бы мы не забрали чудесный дар.
— Это мне? — растерянно произнес он. — Правда?
— Можешь съесть это прямо сейчас. Парочку листов оставь — положишь их в мокрую землю, и они приживутся.
Мы смотрели, как он ест. Гордый и недоверчивый человек на какое-то время стал совершенно ручным. Но лишь на время.
— Итак, что вы хотите? — спросил наконец Варп.
Щербатин вытащил листок бумаги и зачитал вслух несколько имен, совершенно мне незнакомых.
— Ты знаешь этих людей?
— А что?
— Ничего. Просто все они пришли сюда с Водавии. И все -.в чужой оболочке.
Как и мы с тобой.
— Может быть. И что из этого?
— Я думал, вы вместе. Мы тоже надеемся быть с вами.
— Зачем? — Мне показалось, Варп усмехнулся.
— Странный вопрос. Мы хотим быть со своими.
— Здесь нет своих. — В его голосе прорезалась неожиданная злость. — Я существую один, мне никого не нужно. И вы не нужны.
Щербатин пристально посмотрел на него.
— Ты что-то скрываешь от нас, брат. Доверься, очень тебя прошу. Ну или проверь нас как-нибудь…
— Мне нечего скрывать. И незачем вам верить. Я никому не верю, я один.
— Гордый сын болот… — с досадой пробормотал Щербатин. — Послушай меня.
Мне нужно спасти и спрятать одного человека. Но я не знаю, куда. Я надеялся, что здесь есть люди, которые живут без социальных номеров, без комендантов, без надзора. Я готов уйти к ним.
— Не думаю, что это так, — с усмешкой произнес Варп. — У вас двоих, кажется, немалое холо. Вы, наверно, и не пробовали жить без кормежки, без крыши над головой.
— Вообще-то пробовали… — вставил я.
— Что это за человек, о котором вы говорите? Он один из наших?
— Нет, это женщина, — вздохнул Щерба-тин. — Это просто моя женщина.
Сегодня ее лишили холо и разлучили со мной.
— Ты бросишь все ради одной женщины? Я не могу этого понять. Ты говоришь очень странные вещи.
— Я и сам не могу себя понять.
— Такие люди есть, — неожиданно произнес Варп. — Я видел их за городом.
Они бежали за поездом, надеясь облизать выброшенную тарелку. Ты хочешь спрятать среди них свою женщину?
— О, черт… — Щербатин сокрушенно покачал головой. — Вообще-то, я говорил не о таких людях. Я думал, что… — Он махнул рукой и замолчал.
Мы стояли молча, слушая, как звенят капли. Щербатин угрюмо глядел перед собой. Он надеялся, что Варп приоткроет для него новые потайные стороны жизни, но никаких подобных сторон не оказалось. Да и не могло быть. Полный тупик.
— Ивенки, — сказал Варп, и это было так неожиданно, что мы вдрогнули.
— Вы же настоящие ивенки, как и я, как и миллионы наших братьев, оставшихся там…
Забудьте о том, что ваша душа когда-то принадлежала солдатам железной орды. Вы ивенки — и телом, и духом, и вы точно так же вкушаете листья тха, как и весь наш народ. Стыдитесь, что в такое время алчность закрыла вам глаза и связала руки. Тысячи наших женщин погибают под огнем танков, а вы заботитесь о безвестной дочери чужого народа? Неужели нет более достойного дела?
