Петр Хомяков - Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ
– Взаймы, тестюшка, взаймы. Когда подойдут твои собственные корабли, дашь мне в два раза больше.
– Я тебе это запомню.
– И я тебе, тестюшка.
Они действительно разбегутся. Этот дурак Паламед говорит то, что они хотят услышать. Ладно, великолепный повод отомстить этому дураку за все. Эх, если бы не он! Сидел бы сейчас в Итаке, и смотрел, как остальные царства загибаются. Вот тогда бы уж точно стал царем царей.
– Привет, Одиссей, – Агамемнон в сопровождении небольшой свиты шел от кораблей Ахилла.
– Приветствую, командующий.
Чего это он так? – подумал Агамемнон. Вроде раньше не замечал за ним особой лояльности. Между тем Одиссей продолжал.
– Надо держаться, Агамемнон. Слова Паламеда на руку троянцам. И мне кажется, что это не спроста.
Ночью Одиссей подкинул в шатер Паламеда мешок с золотом. А потом написал письмо, якобы от Приама к Паламеду. В письме Приам обещал Паламеду денег за агитацию против продолжения войны.
Письмо дали пленному троянцу, которого отправили в город.
В эту ночь охрану лагеря осуществлял отряд Одиссея.
– Цари, убит троянский лазутчик! – вбежал в палатку Агамемнона, где собрались все цари, начальник караула.
– И что? – спросил командующий.
– При нем письмо. – Он выложил перед Агамемноном залитое кровью послание.
– Читай, командующий, – раздалось несколько голосов.
Агамемнон начал читать. Воцарилась полная тишина. Когда он закончил, Паламед воскликнул.
– Клевета!
– Это легко проверить, – сказал Одиссей. – Давайте обыщем палатку Паламеда. И проверим, нет ли там того золота, о котором пишет Приам.
– Обыскивайте! У меня ничего нет! – уверенно сказал Паламед.
Золото нашли. Причем, ровно столько, сколько было упомянуто в письме. Паламеда забили камнями как изменника.
«Нет правды между людьми! Правда умерла прежде меня!», – сказал Паламед умирая.
– Так будет с каждым, кто польстится на посулы троянцев! – заявил на следующий день Агамемнон перед строем молчаливых воинов. – Мы знаем, не один Паламед получал деньги Приама. Но Паламед был царь, и мы считали его самым честным. Поэтому мы слушали его внимательно. С другими так разбираться не станем. Кто говорит об окончании войны, сразу будет объявлен изменником! Поняли!!!
Строй угрюмо молчал.
На горизонте показалось несколько кораблей.
– Сегодня вечером всем тройная порция вина! Перебоев с провиантом больше не будет! И подтянитесь, Аид вас побери! Послезавтра идем на штурм!
Глава 16. Богини берутся за копья
– Ну, что сестрица, теперь ты довольна?
Аполлон и Афродита сидели на склоне горы Ида, возвышавшейся над Троей. Олимпийцы теперь почти не уходили с этой горы, наблюдая за ходом войны. Боги все больше втягивались в нее. Они давно уже заменили царей в Элладе. И имели в этой войне, как сказал бы нынешний политтехнолог, политические и экономические интересы.
– Чем я должна быть довольна, Купала? – Афродита все чаще называла Аполлона его северным именем.
– Как чем? Разве не ты все это затеяла?
– А ты мне не помогал?
– Помогал, конечно. Кто же устоит перед твоими ласками.
– Брось, Купала. Не захотел бы сам, не помогал. Забыл, что ли твои счеты к Зевсу?
– Знаешь, мы, волхвы, отличаемся хорошей памятью, но в последнее время стал замечать, что в этой круговерти событий стал забывчив, как смертный.
– Мы все здесь становимся понемногу смертными. Зря мы сразу просто не улетели назад, как только поняли, что Олимп это не Лысая гора.
– Я слышал это от тебя, наверное, тысячу раз.
– Жизнь тупых смертных вообще вещь однообразная. Здесь все повторяется гораздо большее число раз.
– Ладно, что мы имеем сейчас?
– К Трое движутся армии фараона и царя хеттов.
– Все, твои владыки исчерпали возможности своих вассалов. Вступают в бой сами.
– Да. Но к их удивлению, они не смогли выставить очень уж много воинов. Их силы на исходе, хотя они не воевали.
– Тебя это удивляет?
– Да что я в этом понимаю?!
Афродита действительно не понимала в военно-экономическом противоборстве ничего. Кстати, мало понимали в этом даже некоторые руководители далекого от времен троянской войны двадцатого века.
Однако, Афродите это было простительно. А вот этим дуракам, века двадцатого, нет. Ибо в соответствующих учебниках написано: «Длительное, более пяти лет, безвозмездное отчуждение более трети внутреннего продукта, даже при отсутствии военных потерь, ведет к последствиям сопоставимым с полномасштабным военным поражением».
Этакий, «самострел» в масштабе страны. Это самоубийство и совершили египетский фараон и царь хеттов. Как впрочем, и фактический глава Эллады Зевс.
И руководители СССР, одного из последних наследников восточных деспотий.
Но гораздо позже.
В конце века двадцатого.
– А что делать теперь нам? – спросил Аполлон.
– Продолжать вредить ахейцам, как можем. Ибо, боюсь, Троя и так обречена. А почитатели Зевса должны победить с возможно большими потерями.
– И что тогда?
– Пока не знаю, но кое-что уже понимаю.
В лагере ахейцев бушевал мор. Он периодически нападал на воинов Эллады, и заканчивался почти так же регулярно, когда вымирало определенное количество людей, а оставшиеся начинали более тщательно соблюдать гигиену.
Впрочем, этой закономерности пока никто, кроме Аполлона не заметил.
На этот раз мор был более масштабным, и более остро воспринимался, ибо ахейских воинов оставалось совсем немного.
Аполлон сам хотел разыграть этот психологический этюд. Вбросив какое-нибудь провокационное требование в обмен, якобы на прекращение мора. Но Гера опередила его. Она подошла к нему на Иде, и сказала
– Мор у ахейцев, твоих рук дело?
– Моих, – заявил Аполлон, скрывая радость от так удачно складывающихся обстоятельств.
– Что хочешь, чтобы мор прекратился?
– Пусть Агамемнон отпустит деву Хрисеиду, дочь моего жреца, захваченную в плен. Да заплатит хорошенько моим храмам. А то обнаглел совсем. Я им напомню, что я один из последних на Олимпе, кто все еще остается волхвом.
– Не очень-то задавайся. А Хрисеиду мы отпустим.
Гера уже открыто говорила как предводитель ахейцев. Каким, в сущности, и была. Вместе с Афиной и Посейдоном.
Да, ловко провела все Афродита. Олимп сам был на грани междуусобной войны.
Этой же ночью Гера явилась в палатку к Ахиллу.
– Хрисеиду надо отдать отцу. И мор кончится.
– Но Агамемнон не согласится!
– Тогда все перемрете, как мухи. Слушайся, сынок.
На утро Ахилл объявил о том, что узнал от Геры на весь лагерь. Цари и воины дружно потребовали у Агамемнона выполнить требования Аполлона.
Вот тут-то я тебя поймаю, зятюшка, – злорадно подумал Агамемнон. И заявил:
– Я согласен с Ахиллом. И отдам Хрисеиду ее отцу, жрецу Аполлона. Но почему сам Ахилл в подобных случаях хочет решать все за счет других? То он в трудные времена отказывается поделиться провизией, то хочет задобрить олимпийцев за чужой счет. Или я не прав?
– Прав! – заревели воины.
– Тогда пусть Ахилл компенсирует мне мои потери из своей добычи.
– После победы, – спокойно сказал Ахилл.
– Тогда и Хрисеида будет у отца после победы.
– Но мы передохнем здесь все!
– Не хочешь умирать грязной смертью от заразы Аполлона, покажи, что умеешь жертвовать своими интересами за общее дело.
– Хорошо, хорошо, Агамемнон! Я компенсирую тебе потерю твоей рабыни из своей добычи. Но участия в войне вы от меня больше не дождетесь. Я приду за своей долей добычи потом, когда вы возьмете Трою.
Через два дня мор пошел на спад. А Ахилл устранился от всех дел и сидел в своем шатре, пьянствуя со своим другом Патроклом.
О том, что Ахилл выбывает из игры, троянцы узнали почти мгновенно. Хорошей контрразведки у ахейцев не было. Вернее, вообще никакой не было.
Троя ликовала, готовясь к масштабному контрнаступлению. Тем более, что о подходе армий фараона и царя хеттов в Трое знали.
От Афродиты.
Зевс пребывал в мрачном раздумье. С войной пора было кончать. Но как? Олимп сам был на грани внутренней войны. Симпатии богов определились, и их уже не скрывали. Если разразиться междуусобица, то Олимпу конец.
И так еле-еле находятся силы для взаимной поддержки молодости и здоровья друг друга. Даже простой раскол на два лагеря уже неприемлем. В каждом из этих лагерей не будет в достатке сильных ведунов.
Афродита и Аполлон это понимают. Но они готовы лететь на север.
А Афина и Гера слишком мало смыслят в ведовстве, чтобы это понять. Да и помешались на ненависти к Трое и лично Афродите.
Так что, ключевые фигуры раскола, его не боятся. Каждый по своим соображениям. Но от этого не легче.
Надо было что-то предпринимать.
А не совместить ли несколько дел? Не посетить ли Элевсинии в честь Афродиты в храмах союзников Трои? Узнаем, и потенциал этих союзников, и возможности жрецов соответствующих храмов сохранить верность олимпийским богам при тех или иных исходах войны.
