Юрий Симоненко - Работа над ошибками
В детстве маленький Эвааль очень любил смотреть на звезды. Он внимательно следил за тем как перемещался по небу сине-голубой диск Аиви, планеты-родины его народа, мальчику было интересно, почему оранжевый Олирес, главное солнце Аиви, и светло-голубой, почти белый Асфилихтес, второе солнце… как для Агара Нуброк, так странно вели себя в разное время года: то ходили по небу друг за другом, то начинали играть в прятки. Эвааль терпеливо ждал времени когда в небе можно было увидеть другие луны Аиви — Аплиа и Эфо, чтобы запечатлеть их вместе с Аиви на очередном панорамном снимке, которых у него была целая коллекция. Мальчик проводил много времени в детском парке на верху десятикилометровой башни из металла, камня и пластика, наблюдая за небом, делая зарисовки в своем населенном сказочными виртуальными существами альбоме-биокомпьютере. Приходя домой, Эвааль рассказывал родителям о сделанных им, не без помощи его виртуальных друзей из альбома, открытиях, показывая снимки, проекции и свои зарисовки, чем порой здорово веселил их.
Отец Эвааля, Афарегаль, изучал какие-то совсем не понятные мальчику космические штуки, вроде черных дыр и пульсирующих звезд, — маленький Эвааль силился понять — что же это такое — черная дыра и почему ее нельзя увидеть глазами. Эвапахелия, мать Эвааля, напротив, занималась вполне понятными ему обитателями океана Авлис — морскими животными, которых (если хорошо себя перед этим вести) иногда можно было даже потрогать.
Подрастая, Эвааль стал все больше интересоваться другими планетами, лунами и звездами, и мир вокруг него становился все сложнее и интереснее. Он читал основательные научные труды по астрофизике и астробиологии, разобрался наконец с черными дырами, и все больше времени уделял просмотру отчетов далеких экспедиций. К двенадцати годам (времени совершеннолетия у аивлян) Эвааль уже знал, кем он хотел стать…
…Космическим путешественником.
По исполнению совершеннолетия Эвааль на семь суток погрузился в глубокую симуляцию, внутри которой его разум находился семь долгих десятилетий субъективного времени.
Там, в симуляции, Эвааль поступил в Университет исследований пространства, где вначале, в течение двадцати лет, подобно губке впитывал знания своей цивилизации, собранные за тысячелетия изучения космической бездны, а после, получив статус профессора астробиологии и ксенопсихологии, в течение полувека преподавал в том же университете.
Из той симуляции Эвааль вышел совершенно другим человеком.
Эвапахелия и Афарегаль отнеслись с пониманием и уважением к выбору сына: уход в виртуальность на такой долгий срок для столь молодого человека считался достойным уважения поступком. Пусть в базовой реальности и прошло всего семь дней, те семьдесят лет, что были прожиты Эваалем в реальности виртуальной, симулированной, ускоренной, были прожиты им полностью.
В далеком прошлом, когда аивляне только открывали для себя силу пара и электричества, семьдесят лет были продолжительностью жизни лишь немногих, — большинство умирали едва дожив до тридцати пяти. В еще более глубокой древности этот срок был вдвое меньше: тогда десяти, одиннадцати и двенадцатилетние молодые мужчины гибли от зубов и копыт свирепых зверей на охоте и от ударов каменных топоров и копий во время столкновений с себе подобными. Теперь же, когда с тех пор как бессмертие стало возможным минуло восемь тысячелетий, и уже семь тысяч лет прошло со времени когда бессмертие стало доступным всем без исключения, семьдесят лет считались возрастом молодого человека, от которого вполне нормальным было ожидать соответствующего молодым людям поведения и образа жизни; возраст же в двенадцать лет был принят аивлянами за тот порог, за которым человек его достигший признавался вольным решать за себя и нести ответственность за свои решения и поступки. Среди сверстников Эвааля мало кто решался на такое: юность — то время, когда человек желает испытывать и чувствовать, радоваться и наслаждаться, когда человек влюбляется в другого человека и изучает объект своей любви и себя самого, а не космическую бездну. В этом отношении молодой Эвааль, конечно, не был изгоем, — он испытывал все то, что и другие люди, как в базовой, так и в виртуальной реальностях, но все это было для него второстепенным, после космоса.
Год спустя, Эвааль оставил родителей и присоединился к экспедиционному кораблю по имени Аллаиллити…
— Значит ты, отец… — Шедареган был сражен открывшейся правдой о патриархе. Он все еще не до конца верил, но он знал патриарха, и знал, что тот не был склонен так шутить.
— Ты ведь знаешь скрытую историю, Шедареган?
— Конечно, отец. Я всегда считал тебя непростым человеком… но, то, что ты и есть Учитель… этого я не предполагал.
— Я сдержал обещание и вернулся на эту планету в обещанный срок, — сказал патриарх.
— Но… ты ведь… Ты…
— Агарянин? — улыбнулся старец.
— Да!
— А как бы я иначе смог стать патриархом?
Шедареган молчал. Он лишь понимающе посмотрел на патриарха.
Молча слушавший их Хариб не сдержался и задал интересовавший его вопрос:
— Прошу меня извинить, но… о какой скрытой истории вы говорите… Аиб-Ваал?
— Не за что извиняться, Хариб, — ответил патриарх. — Речь идет об истории Агара, скрытой Церковью от агарян… Шедареган, расскажи ему…
Сидевший с задумчивым видом первосвященник отвлекся от своих мыслей и объяснил Харибу:
— Скрытой историей высшие священники и еще очень узкий круг тех, кому позволяется знать, называют информацию о посещении нашего мира два с половиной тысячелетия назад кораблем иной цивилизации… — Шедареган взглянул через стол на внимательно слушавшего его старца. — Аиви, так, как ты уже понял, называется эта цивилизация… Корабль этот был столь огромен, что он попросту не предназначен для посадок на планеты. С корабля на землю сошел Учитель…
— Как сошел? — переспросил Хариб.
— С помощью корабля поменьше, — ответил ему сам патриарх. — Транспортный модуль-бот, созданный для сообщения между поверхностью планет и кораблем челнок или флайер… похожий на этот… — патриарх повернул лицо в сторону, — только побольше…
Шедареган и Хариб при этом синхронно перевели взгляды в направлении взгляда патриарха.
Снаружи беседки над садом, прямо на уровне глаз висел в воздухе небольшой зеркальный диск диаметром около полутора метров и в центральной своей части толщиной не более четверти.
— …я называю его «Ангелом-хранителем», — нерадостно улыбнулся патриарх. — Это автономный дрон. Обычно он невидим… Продолжай, Шедареган.
Шедареган, у которого теперь не оставалось сомнений в истинности слов патриарха, продолжил:
— Учитель был назван так потому, что он учил детей правителя Архафора, среди которых был Азргон, который впоследствии начал Войну трех империй и стал Первым Патриархом… Учителя звали Эвааль. Он десять лет учил. Учил не только детей императора… он учил ученых, учил учителей…
— …Он учил самого императора, — добавил патриарх.
— Сегодня об этом почти никто не знает, — продолжал Шедареган, — но в то время об Учителе знали многие, включая императоров и знать других двух империй. Десятилетие его учительства стало началом технологического взрыва на Агаре, источником стремительного развития науки, роста экономики…
— …И началом… того ада… в который превратился Агар… — добавил патриарх тихим голосом.
— Отец… прошу тебя…
— Оставь, Шедареган… Я знаю, о чем говорю, — произнес старец. — В том, во что превратился этот мир, виноват я. Я посадил сад и предоставил ему возможность расти самому… Ни один садовник так не станет делать, если он не плохой садовник, если он не глупый садовник. Я оставил сад и в саду этом выросла химера Церкви — дерево подавившее ростки того, что, как я надеялся, должно было прорасти и укрепиться… И эта вина намного больше вины тех, кто правил этой планетой последние века.
Патриарх замолчал и молчал с минуту, глядя в сторону, на раскинувшийся перед патриаршим дворцом залив. Двое его собеседников молча ждали когда патриарх снова заговорит.
— То, во что превратился ваш мир, — сказал он не оборачиваясь, — не должно быть. Все вы, те, кого церковники зовут «атеистами», «грешниками» и «проклятыми», это понимаете, понимаете, что настоящее безумство — подвергать истязаниям невиновных в преступлении, убивать их ради воображаемого существа, желая ему тем угодить. Безумство — убивать того, кого знаешь как себе подобного, с кем говоришь, кого, возможно, даже любишь, ради того, кого на самом деле нет. Издевка — называть измученную жертву «святой» и расчленяя труп жертвы на части носить с собой разлагающуюся плоть и развешивать ее на улицах для напоминания и почитания… Это отвратительно. Это — мерзость, — сказал патриарх.
