Нил Гейман - Все новые сказки
Холлоу подошел поближе к присяжным, которые слушали его с явным интересом.
— Но… но… если «неме» существуют — значит, они часть нашей реальности. Нашей общей с мистером Коубелом реальности. Значит, они часть нашего общества, часть нашей связи друг с другом — хотим мы того или нет, хорошо это или плохо. И Аннабель Янг была ими заражена. Как вирусом гриппа, например. Если бы она носила в себе вирус гриппа — она тоже была бы потенциально опасна: она могла бы заразить этим вирусом маленьких детей или пожилых людей, и некоторые из этих зараженных ею могли бы умереть. Это была бы трагедия, несомненно. Но значит ли это, что было бы правильно убить ее, чтобы она не заражала других вирусом? Разумеется, нет! Наш мир устроен совсем не так. Если, а я верю в это безоговорочно, Аннабель Янг была заражена «неме», долг Мартина Коубела как дипломированного врача, как профессионала, состоял в том, чтобы вылечить ее, помочь ей. Помочь — но не убивать.
Прошу вас, отнеситесь к памяти Аннабель Янг с уважением. Отнеситесь с уважением к закону. Вы несете личную ответственность за правильность принятого решения. Преступник был вменяем. И его следует признать виновным в убийстве первой степени — убийстве молодой женщины, которая, не исключено, была больна, но не безнадежна и которой безжалостный убийца не оставил шанса на выздоровление и дальнейшую счастливую и плодотворную жизнь. Спасибо.
С бьющимся сердцем Гленн Холлоу прошел к своему месту, чувствуя, что все взгляды в зале прикованы к нему.
В зале воцарилась тишина. Такая, что можно было услышать, как падает на пол булавка.
Ему показалось, прошел целый час, хотя на самом деле, должно быть, секунд тридцать.
Эд Такер поднялся со своего места, прочистил горло и обратился к присяжным с заключительной речью. Холлоу его не слушал.
Впрочем, в зале, похоже, никто его не слушал — все не отрываясь смотрели на прокурора, и ему казалось, он знает, о чем они думают: о том, что это была самая блистательная и убедительная речь, которую он когда-либо произносил.
Вердикт присяжных он тоже пропустил, зацепил только самый конец.
Гленн Холлоу был довольно скромным человеком.
Но он не мог не понимать, что сегодня, в этом зале, сделал в своей карьере значительный рывок.
И был несказанно удивлен, если не сказать больше, когда славные мужчины и женщины, сидевшие на скамье присяжных, вынесли вердикт, признающий Мартина Коубела невиновным в совершении преступления. Причем обсуждение приговора было одним из самих коротких в истории Уэтербери…
ТриЯ как мог старался избегать общей гостиной.
Главным образом потому, что там было полно сумасшедших.
У них текли слюни, они были накачаны галаперидолом, галлюцинировали и бредили. От них дурно пахло, они ели, как свиньи, кричали и носили футбольные шлемы — это чтобы головы были целее. Будто их головам что-нибудь еще может помочь…
Во время процесса я волновался, что переигрываю, изображая шизика. Но волновался зря — я и на километр не приблизился к реальности.
Государственная психиатрическая клиника Баттлера не имеет в своем названии пояснения: «для безумных преступников» — просто потому, что это не нужно. Каждый, кто сюда попадает, очень скоро понимает, что так оно и есть.
Общая гостиная — место, которого стоило всеми силами избегать.
Но я все же приходил сюда, потому что здесь была небольшая библиотека, и именно здесь я провел большую часть времени из тех двух месяцев, что прошли с тех пор, как меня сюда поместили.
Я сидел на стуле у окна.
Обычно мы соперничаем за этот стул с одним из пациентов, Джеком. Он здесь потому, что заподозрил жену в продаже его секретов Советской армии: это могло бы показаться забавным, если не знать, что прежде чем убить и расчленить жену, он мучил и пытал ее в течение шести часов — в наказание за предательство.
Джек был любопытным экземпляром. По-своему умным и очень сведущим в том, что касалось Гражданской войны.
Но он никогда не соблюдал правила игры: кто первый вошел — тот и сидит на стуле у окна.
Я надеялся, что сегодня мне удастся посидеть спокойно и почитать.
Но кое-что нарушило мои планы.
Открыв утреннюю газету, я увидел имя обвинителя по моему делу, Гленна Холлоу — помнится, я еще шутил с моим адвокатом, Эдом Такером, что его имя напоминает название агентства недвижимости, а Такер тревожился, что я буду выглядеть недостаточно сумасшедшим во время процесса — и зря, потому что я выглядел вполне убедительно.
Статья была о выборах генерального прокурора.
Холлоу их проиграл.
Я читал дальше и узнавал все новые подробности жизни прокурора: после того как он проиграл мое дело, он был вынужден уйти с должности обвинителя и ни одна юридическая фирма не берет его на работу. В сущности, его карьере конец.
Причина не в том, что он проиграл процесс. Причина в том, что он допустил возможность существования духов, которые якобы вселяются в людей. Ему очень повредило то, что он объявил «неме» реальными и существующими на самом деле. А его эксперт, как выяснилось, был с большим приветом (хотя лично я до сих пор считаю профессора Федера гением в своем роде — в конце концов, у да Винчи тоже на одну гениальную мысль приходится сто дурацких).
Между нами, стратегия Холлоу была блестящей, она доставила мне несколько весьма неприятных минут. И Такеру тоже. И я был удивлен, что жюри присяжных не отреагировало должным образом на его заключительную речь и не отправило меня в камеру смертников.
По мере того как я читал газету, беспокойство во мне нарастало. Мне было жаль этого человека, я никогда не испытывал к нему личной неприязни. Но истинная, жуткая суть того, что произошло, открылась мне не сразу.
Итак, перед этим делом Холлоу был без пяти минут генеральным прокурором штата. У него была лучшая статистика среди всех прокуроров Северной Каролины — он выиграл больше всех дел, особенно связанных с тяжкими преступлениями, такими, как домашнее насилие и убийства. Это ему удалось выиграть дело об агрессивном поведении на дороге год назад с формулировкой «предумышленное убийство» и создать прецедент, на который теперь ориентируются другие обвинители.
Читая, я почувствовал, что чуть не теряю сознание. Боже мой… Боже мой… Я буквально не мог дышать от ужаса.
Теперь все встало на свои места.
С самого начала, с той самой минуты, как Аннабель Янг села за соседний столик, я был частью их плана. «Неме»… Они знали, прекрасно знали, что я попытаюсь стать ее врачом. И знали: я пойму, не могу не понять, что ее «неме» столь силен, что остается единственный способ — убить (разумеется, я делал это и раньше: быть профессионалом — значит уметь найти правильный подход к каждому пациенту).
Этот «неме» намеренно выбрал себе хозяина в городе, где работал обвинителем человек, представляющий для них самую большую угрозу. Человек, который выигрывал процесс за процессом, связанный с импульсивным насилием — в том числе самые громкие процессы, гремевшие на всю страну: убийства, насилия, грабежи…
Ну что же, вот и ответ на вопрос, на который никто не мог ответить раньше: да, «неме» общаются между собой.
Очевидно, они выработали стратегию и составили заговор. Чтобы подставить Гленна Холлоу, нужно было вынудить меня симулировать сумасшествие и таким образом избавиться от меня на несколько лет, которые я проведу в клинике для душевнобольных. Одним выстрелом двух зайцев: и Холлоу, и я — я, который ни перед чем не остановится в борьбе с ними, который говорит и пишет о них, который готов на убийство, если это нужно, чтобы спасти от них людей.
Значит, Гленн Холоу был для них угрозой — и его надо было устранить. И они его устранили.
Но не меня. Не меня. Я от них убежал.
Я закрыл глаза и шептал: «Не меня. Не меня».
На газету, что лежала у меня на коленях, упала чья-то тень.
Передо мной, глядя на меня в упор, стоял мой конкурент в борьбе за стул у окна — Джек.
— Прости, но я сегодня пришел первый, — начал было я, все еще погруженный в свои мысли. — Завтра…
Но тут мой голос прервался — я взглянул ему в лицо. Глаза… Глаза!!!
Нет!
Я начал подниматься, крича, зовя охрану, но прежде чем успел встать, Джек повалил меня и уселся сверху:
— Мой стул! Ты взял мой стул! Ты взял его! Ты взял его!
Острый как бритва конец ложки, которую он держал в руке, снова и снова погружался в мою грудь, и мне стало казаться, что этот псих шепчет совсем другие слова. Зрение ускользало от меня, а слух слабел, и может, поэтому мне чудилось, будто с его сухих губ слетает:
— И тебя. И тебя. И тебя…
Тим Пауэрс
Параллельные линии
Перевод Светланы Силаковой[88]
Будь все по-старому, сегодня у них был бы день рождения. «Ну, у меня-то все равно день рождения… наверное, — думала Кэролин, — вот только само понятие день рождения теперь словно исчезло. Ушло вместе с Би Ви… Как же так — семьдесят три исполняется мне одной? Не нам обеим?» — спрашивала она себя.
