Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)
— Мы предусмотрели, что вам это не понравится, — сказала Аджера. — Поэтому мы позаботились о продолжении вашего рода, Филипп Аристархович. Вашего сына мы взяли из разбитой банки лаборатории в конце пятого тысячелетия. Это произошло уже давно. Он вырос. Ему теперь уже сорок семь лет. Биологически он уже старше вас. Другого вашего потомка, Илью Самуилова, зверски зарубленного женщиной из зерна, в середине двадцать второго столетия мы подняли из могилы и оживили. Они оба останутся здесь, а вы, Филипп Аристархович, должны вернуться…
Высоко в белом просторном небе парили несколько человеческих фигур. Подняв голову, Филипп Костелюк наблюдал за ними, потом спросил:
— Когда я должен отправиться в прошлое?
— ЛИБ нестабилен, и наши ученые рекомендовали бы вам отправиться в ближайшие несколько часов.
СЕНТЯБРЬ 2147 ГОДА. НЬЮ-ЙОРК
Обнимая за талию Земфиру, Филипп висел в километре над верхними уровнями здания. Земфира дрожала. Филиппа тоже прохватывало ветром. Заранее надетый костюм начала третьего тысячелетия мало подходил для подобных воздушных прогулок. Аджера сказала:
— Если остались вопросы, задавайте их теперь. Мы больше никогда не увидимся.
— Как зовут моего сына? — спросил Филипп. Последнее, что он видел, была лукавая улыбка Аджеры.
— Дионисий, — донеслось до его слуха.
Никакого шумящего рефрижератора, никакого процессора «ПТ», смонтированного с бешено вращающимся движком. Вообще никакой машины. Аджера отправила их в прошлое, казалось, просто легким жестом руки. Движением белой палочки. Хотя конечно же за этим движением стояли высочайшие технологии двенадцатого тысячелетия.
В лицо будто пахнуло белым ледяным туманом, и Филипп Костелюк увидел себя стоящим прямо посреди грязной нью-йоркской улицы. Вокруг бешено проносились машины. Воняло бензином. Над головой было открытое небо. Солнце прыгало, как белая искра. Небо клубилось, как океан в шторм. Ухватив Филиппа за рукав, какой-то негритянский мальчишка пытался продать наркотические таблетки.
— У вас будет такой вязкий обморок, мистер, — настаивал он, — что ноги не выдерете из галлюцинации до конца жизни. Нет, мистер, правда. Проглотите розовую таблеточку и уже никогда не сможете отличить реальности от собственных сексуальных фантазий.
— Где тут ближайший храм артезианцев? — сунув в черную ладошку полдоллара, спросил Филипп. —
Я хочу помолиться. Проводи, получишь еще столько же.
— Мистер хочет к Богу! — восхитился негритенок. — Тоже товар. Пойдемте, я провожу вас.
* * *В отличие от Москвы, ушедшей под землю, и Парижа, накрытого куполом, Нью-Йорк 2147 года выбрал комбинированный жесткий стиль. Город наполовину ушел под землю, превратившись в распахнутый с запада гигантский бункер, а наполовину оставался открыт посевам и солнцу.
Но ни одно зерно не долетало даже до крыши самого высокого небоскреба. Лучевые зенитки уничтожали посевы в воздухе. И круглые сутки в свете цветных рекламных прожекторов и лучевых вспышек над Нью-Йорком клубился чудовищный ревущий вихрь разлетающихся в пыль семян.
Наверное, несколько часов Филипп простоял на коленях в центральном храме Нью-Йорка. Храм был новенький, ультрасовременный, но Филиппа теперь не мог раздражить ни голографический жрец, ни ласково обмывающий и обтирающий ноги синтетический ковер, он молился, и ничто не могло помешать его молитве.
Прямо из храма они с Земфирой направились в гостиницу «Пиранья». Это было дешевое заведение на краю шоссе, при самом въезде в бункер.
Плешивый администратор в желтом пиджаке с кожаными заплатками на локтях долго слюнявил старенькие двадцатидолларовые купюры. Потом кивнул и снял со щитка ключ от номера.
Лифт не работал. Номер располагался на седьмом этаже. Они поднялись по лестнице. Расплачиваясь фальшивыми долларами, изготовленными в восьмом тысячелетии, Филипп Костелюк испытал легкое угрызение совести. И это было совсем новое чувство.
Запершись в номере, он лег на постель. Земфира в ванной пустила воду, и шум воды смешивался с постоянным шорохом разрывающихся в воздухе семян.
Филипп лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок, но ему было очень трудно сосредоточиться и избавиться от вдруг нахлынувшего острого чувства чужого стыда.
После того как ЛИБ перешел на новый режим работы, казалось, не Филипп Костелюк пользуется прибором, а прибор пользуется Филиппом.
ЛИБ впервые требовал от своего обладателя выполнения желаний окружающих людей. Филипп Костелюк против воли переживал вместе с ними, против воли испытывал их страсти и также против воли жаждал воплотить их тайные вожделения.
К счастью, самым большим из тайных желаний жителей Нью-Йорка было желание убить, растерзать, покалечить проклятого душителя — президента Всемирного Банка Измаила Кински, что полностью соответствовало поставленной перед Филиппом задаче.
* * *Картина совпала с ожидаемой. Глазами того же плешивого администратора Филипп увидел закрепленный прямо на фасаде гостиницы «Пиранья» слева от входа знакомый щит:
«ВНИМАНИЕ! РОЗЫСК! КАЖДЫЙ ИЗ НИХ ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК! УВИДЕЛ — СООБЩИ!»
Присмотрелся. На щите были три большие фотографии. Кроме уже знакомого собственного снимка и полной физиономии Эрвина Каина, украшенной неизменной бородавкой, там было еще и женское лицо. Цветная фотография Земфиры.
Зазвонил телефон, стоящий на туалетном столике. Филипп Костелюк даже не шевельнулся. Земфира вышла из ванной, вопросительно глянув на мужа, одной рукой она вытирала голову, а другой сняла телефонную трубку.
— Ты понял? — через минуту положив трубку на рычажки, спросила она. — Это звонил секретарь Измаила Кински. Нас приглашают в центральный банковский офис. Завтра в десять ноль-ноль они пришлют машину.
За стеной две супружеские пары пили виски, занимались сексом и планировали групповое самоубийство. Администратор внизу, в холле гостиницы, все еще пересчитывал мятые двадцатидолларовые бумажки.
В полукилометре от гостиницы молодой майор, только час назад заступивший на смену и расстреливающий из табельного облитератора летящие семена, поглядывал на город с высоты своей вышки, он прикидывал, можно ли направить луч не в небо, а на город.
Какие-то глупые подростки, поднявшись в небо на самодельном воздушном шаре, пытались поймать семя еще до того, как его настигнет боевой луч. Почему-то они были уверены, что в семени окажется светловолосая синеглазая красотка.
На шестьдесят три процента город спал, страсти затихали, преступность падала, в течение каждой секунды в Нью-Йорке происходило всего четыре убийства, два самоубийства, семнадцать изнасилований, сто одиннадцать простых краж и одно ограбление.
С огромным трудом Филипп Костелюк вытеснил из головы миллионы чужих человеческих сознаний, на это ушло время. Он разделся, принял душ и лег в постель, потеснив уже спящую Земфиру.
Все шло по плану. Он был готов к этому приглашению. Конечно, их опознали еще в храме во время молитвы. Не могли не опознать. Не могли не донести. Президент Всемирного Банка, как и было рассчитано специалистами из двенадцатого тысячелетия, заглотил живца и попался на крючок.
ПРЕЛЮДИЯ К СХВАТКЕ
Утром в ванной он при помощи Земфиры втер в тело жирный, быстро впитывающийся крем из тюбика, который дала Аджера, таким образом полностью застраховав себя от неожиданностей.
Теперь в него могли стрелять из любого оружия, его могли сбросить с кровли небоскреба и сунуть живьем в раскаленную топку электростанции, вреда никакого не будет. Крем-бронежилет защитит.
Одевшись в костюм, Филипп как следует рассмотрел в зеркале свое лицо. На лбу все еще сохранялся круглый серебряный след от металлопластыря, а это значило, что на это место пока еще нельзя налепить новый пластырь, он просто не приживется. Таким образом, он становился совершенно неуязвим и всесилен.
* * *Ровно в десять к подъезду гостиницы подкатил шикарный лимузин с пуленепробиваемыми зелеными стеклами.
— Мистер.
Знакомый негритенок выскочил откуда-то из-под локтя и проворно распахнул дверцу.
— Поехали со мной. Ты можешь пригодиться. Я хорошо заплачу, — сказал Филипп, втаскивая мальчишку в машину. — Как тебя зовут?
— Джонни, мистер. А что я должен сделать?
Лимузин, набирая скорость, уже мчался по городу. Земфира сложила руки на коленях и неподвижно смотрела вперед, на ней было шикарное белое платье и белые туфли.
Филипп знал, что Измаил Кински не выносит женщин, одетых во все белое, к тому же он терпеть не может негров.
«Чем сильнее президент будет раздражен, тем лучше, — подумал Филипп. — Внимание его рассеется, и это облегчит задачу. Если только нам всем троим удастся пройти в кабинет. Должно получиться, я внушу охране, что иду один. Они увидят то, что я захочу».
