Икосаэдр 2.0 - Андрей Валерьевич Скоробогатов
В следующее мгновение она бежит ко мне, вырвавшись из группы спутниц.
Это Тина. Одна из трёх моих названных сестёр. Бывшая сестра.
Она хватает меня за руку. Я роняю пакет, железки вываливаются на пластик мостовой.
— Туда! — говорю я ей.
У меня есть ключи от склада. Она ведёт меня вперёд, затем, когда мы останавливаемся у дверей, тихо шепчет:
— Я знала, что ты найдёшь меня.
Когда дверь открыта, мы целуемся. Падаем на острые корпуса древних серверов. Я срываю с неё одежду и раздеваюсь сам, жадно целую грудь, шею, глажу изгибы, наслаждаясь телом. У меня нет опыта, но я слышал и знаю, как это делается. Мы любим друг друга быстро, жадно и горячо.
— Я всё забыл, — признаюсь я. — Я последний, кто выжил. Может, ещё Михаил. Но за те три недели, что я здесь, я так и не смог найти пульт.
И тогда Тина говорит, что побоялась и не смогла проникнуть в нужную точку сама. Но она была старше, когда война закончилась и запомнила всё лучше меня.
Тина говорит мне точный адрес. Говорит, что осталась последней из трёх сестёр. Роксану убили при попытке бегства, Элисса покончила с собой месяц назад.
Я зову её с собой. Она говорит, что очень хочет быть рядом со мной в миг, когда всё случится, но знает, что её, скорее всего, убьют раньше. Местонахождение отслеживают по чипу сатрапы топ-менеджера, которому она служит. Если она пойдёт со мной, это будет опаснее для плана, чем если я пойду один.
Говорит, что больше не нужна, но план для неё важнее жизни. А финальные минуты счастья со мной важнее всего, что она перенесла.
Я не знаю, что случилось с ней дальше.
* * *
Слежка уже началась, и времени почти не осталось.
На следующий день я поворачиваю из обеденной харчевни налево и спускаюсь в заводской отсек.
Иду десятком коридоров мимо грязных заброшенных цехов к самой границе города. Там, где цилиндрическая стена переходит в купол, есть эвакуационные тоннели. Здесь тускло, горит аварийное освещение, а в воздухе висит тревожная тишина.
Воспоминания из детства накатывают на меня с новой волной.
Я вижу отца, который стоит рядом с замурованным пультом управления на стене одного из тоннелей. Он говорит мне: «Запомни это место, сынок». Почему-то мне казалось, что это было в жилых кварталах — но нет, это место оказалось внизу, чуть выше ада, из которого мне удалось выбраться. И я был благодарен Георгию и Тине, помогшим мне добраться сюда.
В моих глазах слёзы. Я подхожу к пульту, сбиваю извёстку, отдираю фальш-панель из гипсокартона. Силуэт отца превращается в силуэт охранника, который говорит мне:
— Не с места! Это приграничная территория, вам не положено тут быть. Встаньте к стене для скани…
Охранник не заканчивает — он хрипит, хватаясь за горло. Из-за угла выходит Михаил. Он в фермерской одежде, в его руках грубый самострел из доски и согнутого прута.
Я мигом оказываюсь рядом, хватаю кусок бетона и разбиваю охраннику голову. Михаил тем временем перезаряжает арбалет и внезапно направляет его на меня.
Рефлекс срабатывает безупречно, я успеваю спрятаться за сломанной перегородкой.
— Почему⁈ — кричу я.
— Я не хочу! Не хочу, чтобы это произошло! Месть не нужна! Оглянись, мы свободны, Самаэль! Идём, я знаю выход наружу!
Я вываливаюсь в коридор, падаю на пол, перекатываюсь, сбиваю его с ног. Он пытается освободиться и достать до пульта управления. Я выбиваю из его рук арбалет, бью по лицу, прижимаю к полу.
План дал сбой. Михаил поменял своё решение. Михаил больше не нужен. Может хватить меня одного.
— Если когда-нибудь этому было суждено случиться, то этот день настал, — говорю я.
И замахиваюсь, чтобы убить своего бывшего брата вилкой, захваченной из столовой. Но останавливаюсь за миг до убийства.
— Проверь! — успевает сказать Михаил. — Просто проверь! Старуха врала!
Сомнение овладевает мной. Я решаю убить его позже, прыгаю к пульту, доламываю фальш-панель, вытаскиваю ложные платы с проводами и нахожу сканер отпечатков, готовясь отдать своим генокодом команду, которую ждал многие годы.
Сканер реагирует только на отпечатки и генокод офицеров Альтера и их потомков. На нас. Система проснулась, осталась работоспособной через десяток лет.
Я почти счастлив, но секундой спустя понимаю, что на небольшом экране сбоку горит надпись:
«Осталось пять подтверждений из пяти».
Пять. Не одно. И даже не два.
Старуха из интерната обманула нас. Мы в пяти шагах от бездны.
Я сую палец в сканер, прижимаюсь к стене и плачу. Надпись меняется: «Осталось четыре подтверждения из пяти». Михаил садится рядом со мной. Желание мстить ещё живо, и я нашариваю и сжимаю в кулаке за спиной бетонный кусок, которым убил охранника.
* * *
В окрестностях города есть ещё минимум два изолированных, замурованных пульта, соединённых по защищённому радио-каналу. Я думал и надеялся, что остальные четыре или хотя бы три отпечатка, необходимые для кворума, уже активированы, и достаточно одного или двух из нас, проникшего в главный отсек, чтобы активировать систему. Я верил в иллюзию: никто из повстанцев, из потомков офицеров Альтера, не успел пробиться к пультам до меня.
Почему так случилось, уже не скажет никто — ни повстанцы, ни воспитатели, ни я, ни Михаил, предавший нас. Даже если бы я использовал палец этого иуды, нас двоих не хватило бы для активации. Даже если бы мы нашли и выкрали последнюю из наших сестёр, этого не хватило бы.
В трёхстах километрах южнее Константинополиса стоит Дарданелльская гиперплотина, отгородившая Эгейское море от Чёрного. Стену толщиной двести метров и длиной тридцать километров мои предки построили по конвенции о сохранении Чёрного Моря шестьдесят лет назад. Они предусмотрели всё, даже самые худшие варианты развития событий. В случае, если Альтер прекращал существование, три маломощных ядерных снаряда внутри плотины должны были взорваться, открывая миллионам кубических километров путь в черноморский бассейн.
Волна бы повысила уровень Чёрного моря ещё на шестьдесят метров. Затопила бы полсотни полисов на побережье и в глубине Восточноевропейской равнины, докатилась до Татполиса, перелилась в Каспийское море и, пройдя на восток, воскресила бы Аральское.
Волна могла унести в бездну наш старый мир.
Могла.
Мы были рождены стать машиной судного дня. Но мы — последние из тринадцати.
* * *
И вот я, преследуемый грехом братоубийства, с кровью на руках и тьмой в душе, безумный, бегу по виноградникам и пустошам