Андрей Матвеев - Третий знак киберкалипсиса
- Это тебе кажется, - говорит Хныщ, - там и сейчас, скорее всего, есть люди.
- А что произошло? - спрашиваю я. Хныщ не отвечает.
Старшая Мать тоже никогда не отвечает, когда мы ее спрашиваем о том, почему живем здесь и куда делся искусственный свет.
- Маленькие еще! - говорит она. Или грубее: - Не вашего ума дело!
Хныщ, наверное, так никогда не скажет, а если решит ответить, то я услышу правду.
Но для этого мне надо будет опять идти в холмы и искать пещеру, в которой он живет.
Наверное, я сделаю это.
После карнавала.
А пока я должен караулить бочку с огнем и не спать.
Котоголов спит, а я не должен.
Хотя это единственное, чего мне хочется.
И я засыпаю, а просыпаюсь, оттого что котоголов будит меня, сильно прикусывая ухо.
Слышны голоса, кто-то идет. Наверное, мне на смену.
Мне отчего-то совсем не стыдно, что я уснул.
И совсем не хочется рассказывать Старшей Матери приснившийся сон.
Я стою у бочки, огонь горит ровно, на всякий случай подливаю еще немного жидкости из ведра.
Котоголов тщательно моет мордочку лапками, а потом вдруг пропадает, будто его и не было.
Только совсем уже побелевшая луна все еще висит в уголке неба, будто напоминая, что незаметно подкравшийся свет вновь исчезнет, и опять восторжествует тьма.
5.
С утра Старшая Мать собрала всех и объявила, что пришла пора готовить маски для карнавала и что на это отводится всего три дня.
Из года в год маски делались снова: старые сжигали сразу же, как наступало утро за последней карнавальной ночью.
Три дня и три ночи, когда большая часть жилища оставалась пустой, и лишь они, еще не достигшие возраста, в котором можно надеть маску, были на своей половине под присмотром одной из матерей, получавшей на это время звание «дежурной».
Тимус, Димон, Белка и остальные.
Еще в прошлом году Димон подбивал их убежать вечером в холмы и посмотреть, что там творится.
- Нас накажут! - сказала тогда Белка, и они остались. Дежурной матерью в прошлом году была Монка, и она предложила им поиграть в детский биоскоп, выбрав какую-то странную историю про девочку с замерзшим сердцем.
Девочку играла Белка, Димону же досталось быть мальчиком, который должен это сердце отогреть.
Тимусу нравились другие истории. Больше всего он любил, когда играли в Человека Летучую Мышь, но для этого требовалось много народу, на его памяти эту историю разыгрывали всего то ли два, то ли три раза.
Все эти истории тянулись из той, другой жизни.
И никто уже не мог сказать, были они когда-то придуманы или происходили на самом деле.
Как никто не мог сказать, зачем игры в биоскоп происходили на фоне большого, некрашеного, светлого полотна, которое натягивалось на одной из стен жилища.
Так было надо, а одно из правил матерей света гласило: если что-то надо, то нельзя спрашивать зачем.
У Тимуса в прошлом году тоже была небольшая роль, он играл оленя.
Олень - это что-то вроде лося, только поменьше и не с такими большими рогами.
В их холмах и лесу оленей не было.
Тимус мечтал, чтобы когда-нибудь ему доверили сыграть Человека Летучую Мышь, который спасал всех и которого все боялись.
Но он был еще слишком маленьким для этого, он был все еще слишком маленьким даже для того, чтобы делать себе маску и готовиться к карнавалу.
Вот когда он убьет первого кабана и мужчины позволят ему переночевать на своей половине, тогда он станет взрослым.
У женщин все не так - Белка уже стала взрослой, Старшая Мать сегодня сказала ей, чтобы та шла со всеми и тоже готовила себе маску.
Тимусу стало обидно.
Он спас от смерти котоголова, но это не считается!
И он временами видит сны, которых так ждет Старшая Мать, но это тоже не считается!
Они будут три дня и три ночи бить в барабаны и кружиться в странных танцах, а он, скорее всего, опять станет разыгрывать историю про девочку, у которой замерзло сердце.
Хотя это не обязательно - еще неизвестно, кто будет дежурной матерью в этом году, навряд ли Монка, ей ведь тоже, наверное, хочется надеть маску и быть там, со всеми.
Там, это в большой лощине между двумя холмами, ее так и называют - «Карнавальная».
Тимус как-то пробрался туда, еще летом.
Лощина как лощина, трава, ельничек, небольшой ручеек.
А вокруг много высоких деревьев, в основном, сосен.
Под соснами же толстый и мягкий ковер из нападавшей хвои. И много шишек. Тимус тогда еще набрал их полные карманы и потом кидал в Белку, а она смеялась и кричала ему, что он дурак.
Сейчас Белка сидит со всеми остальными женщинами рядом со Старшей Матерью и внимательно слушает, о чем та говорит.
Мужчины сидят с одной стороны, женщины - с другой.
Старшая Мать - в центре.
Наверное, она рассказывает о том, какими должны быть маски. Как-то раз Тимус спросил Монку, что это за маски, но та не ответила.
В этом году он все равно увидит. Он должен это увидеть, а может, и сделать себе маску. Или найти. Лучше всего - найти. Хотя мечтать об этом глупо, маски не валяются в траве, как шишки, и не растут, как грибы. Если бы маски хранились с прошлого года, то он мог бы их украсть. Он никогда ничего не крал, хотя и знал это слово. Тоже одно из правил матерей света: если что-то тебе не принадлежит, то ты не должен этого брать - это и называется: не укради!
Старшая Мать говорила на занятиях, что в том мире, которого больше нет, у кого-то из людей было вещей намного больше, чем у остальных. И всегда были те, кто просто брал то, что им не принадлежало. Наверное, это одна из причин, отчего того мира больше нет, хотя в тот раз, когда он заявил об этом Старшей Матери, та лишь засмеялась и сказала, что пусть его не волнует тот мир, он живет в этом и должен думать совсем о других вещах.
О каких?
Тимус не знал.
Сейчас больше всего ему думалось о карнавале, но карнавал бывает лишь раз в году.
Наверное, мужчины и женщины тоже ждут его, но они ведь знают, что это такое, а он - нет.
Белка узнает, хотя видно, что она побаивается.
Тимус начал думать о том, как все же сделать так, чтобы хоть краешком глаза, да подсмотреть.
Все равно нужна маска.
Закрыть лицо, стать неузнаваемым.
Впрочем, лицо можно просто намазать черным. Например, сажей от костра.
Или той тягучей жидкостью, что в бочках.
Она темно-коричневая, почти черная.
Хотя его все равно узнают.
Из чего они делают маски?
И что изображает каждая из них?
Последнее было самым сложным. Из прошлого мира пришло много непонятных слов. Старшая Мать иногда произносила их, а когда ее спрашивали их значение, то лишь улыбалась и отвечала, что это не больше чем призраки.
Призраки - это те, кого ты не видишь, но кто здесь, постоянно рядом. Временами Тимусу казалось, что лес полон призраков, как полны ими и холмы.
Например, Тимус знал: в том мире Старшая Мать была программистом. И у нее был компьютер. И то, и другое слово давно стали мертвыми, так что если бы он решил сделать себе маску программиста, то был бы вынужден или сотворить копию лица Старшей Матери, или просто сваять что-то совсем уж непонятное, действительно похожее на лицо призрака - хотя интересно, какие у призраков лица?
Может, они такие же колышущиеся, как туман?
Старшая Мать встала, мужчины и женщины встали следом.
Сейчас они начнут петь.
Выкрикивать слова, приманивая удачу.
Старшая Мать спрашивает, остальные отвечают.
Подпрыгивая на месте, а потом отбегая в сторону.
И снова подпрыгивая.
И снова перебегая, но уже обратно.
«Э-эй!» - начинает Старшая Мать.
«Э-эй!» - подхватывают остальные.
«Мы из города, которого больше нет…» - подпрыгивает Старшая Мать и взмахивает руками.
«Но мы помним, как было, когда горел свет!» - отвечают ей одновременно мужчины и женщины.
«Мы живем в холмах, посреди лесов!» - Старшая Мать вдруг оголяет грудь, Тимус не может оторвать глаз от этих больших, тяжелых полукружий с темно-коричневыми ареалами сосков.
«У нас матери вместо отцов!» - это уже одни женские голоса, мужчины пока молчат, ждут своей очереди.
Она опять поднимает руки и распускает волосы. Те падают на плечи, она трясет головой и продолжает свои заклинания.
«Шалфей, шиповник и бересклет…»
«Мертвого света давно уже нет!» - отвечают мужчины.
«Шалфей горький, - думает Тимус, - шиповник сладкий, а бересклет красивый!»
Особенно, когда полыхает по осенним склонам своими поздними, розовато-красными маленькими цветочками.
Старшая Мать на мгновение останавливается, но потом продолжает свой танец, одновременно выкрикивая уже без всякой мелодии: «Еще одно лето призраком стало, значит, пришла пора карнавала!» Мужчины и женщины берутся за руки. Плотное людское кольцо вокруг Старшей Матери.
Шалфей, шиповник и бересклет, Мертвого света давно уже нет! Еще одно лето призраком стало, Значит, пришла пора карнавала! Внезапно кольцо распадается, и Старшая Мать начинает подходить по очереди к каждому из тех, кто только что внимал ее словам.
