Вальдемар Лысяк - МВ
Улочку в Касбе перебегает стая одичавших собак. Уходя из Алжира, французы оставили их здесь многие сотни. Если громко заговоришь по-французски, они окружают тебя тесным кружком и глядят в лицо. Из глаз их по мордам катятся слезы. Никто не отомстит за них, ибо "вендетта", что давно уже стала пульсом этих стран, выравнивает только людские обиды.
"Вендетта" – слово итальянское, происходящее от латинского "vindicta" (месть). Произрастает она в каждой из стран Средиземноморья, хотя в каждой называется по-разному. Возможно, суть ее понятна не только для родившихся на этой земле, но лишь для них она так же естественна как восход и закат солнца и все, полученное с молоком матери.
Суть "вендетты" – это ни гнев, ни поступок, ни боль, ни жертва, ни кровопролитие. Ею стала продолжительность, цепная последовательность, вечный эскалатор, с которого невозможно сойти, но и остановить его невозможно. Равно как сутью философской книги не является живописная инкрустация обложки и благородный пергамент, который перелистываем – но содержащаяся в книге мудрость; так и сутью свечи не будет форма, цвет или тающий воск, но рассеивающий темноту свет; так же как не струны, порода дерева или даже борода цыгана, прижимающаяся к инструменту, являются сутью скрипки – но рвущая сердце мелодия.
"Вендетта" ступает по земле мерно и неумолимо. Случающиеся по дороге помехи могут замедлить ее марш, но никогда не смогут остановить ее, ибо не дорога или же ее форма, но само движение стало сутью "вендетты". Неумолимый крестный путь к часовням мести, где стоят изображения ее божка – мрачного гения фатализма.
"Вендетту" можно сравнить с караваном. "Суть каравана проявляется в пути" – писал Сент-Экзюпери в "Цитадели". – Если путь ему преградит пропасть, караван обойдет ее. Если на пути вздымается гора, караван обойдет ее. Когда песок становится слишком сыпучим, разыскивается более твердая почва, но караван все время возвращается на раз предпринятый путь. Случается, что умирает проводник. Тогда его окружают люди и хоронят в песке. Потом советуются, и уже кто-то другой берет руководство в свои руки. И еще раз берет караван курс на ту же звезду. Ибо караван обязательно идет в том направлении, что правит ним…"
Вот и "вендеттой" правит закодированная в крови традиция, то есть убийство не может вызвать здесь шока. Шоком стало бы убийство традиции! Поспешность самой экзекуции не изменит того факта, что во время пути к исполнению ее "вендетта" хладнокровна и бесстрастна как глядящие прямо перед собою глаза верблюдов, привыкших к дороге. Именно это и отличает ее, средиземноморскую месть, месть южанина, от излишне личной, сымпровизированной взрывом ненависти мести северянина.
"Вендетта" вызревает в тишине, как и сама природа. Ведь природа тоже жестока – все пожирают всех – но сутью ее остается всегда медлительный ритм биологии и величественное спокойствие. Точно так же, суть "вендетты" выражается не в ударе ножом или нажатии на курок, но в необходимости свершения, в осознании неотвратимости, сходной с неотвратимостью законов природы. Бога сюда не примешивают.
И вот я гляжу в твое смуглое лицо, человек здешнего мира. То ли на побережье Балкан, то ли на Корсике, то ли в маленьком тунисском порту, неважно – все начинается одинаково, довольно банально. Вчера, до войны, сто лет назад – он убил твоего отца или брата, похитил сестру или дочь, оскорбил, обокрал то ли просто ударил. Ты убил его. И уже знаешь, что, когда перерезал ему горло, кровь того человека была твоей кровью; своим ножом на его шее ты подписал приговор себе. Знаешь, что они придут. Его брат, его сын, двоюродный брат; послезавтра, через неделю, через год… И заберут твою жизнь.
Но ты не убегаешь за море. Мог бы, но ведь это же твоя страна, твоя земля, твой дом, твои маслины в саду, козы на склоне, твоя жена, что гасит свет перед тем, как лечь в постель; твоя любовница, соседская дочь, тревожащаяся в твоих объятиях, когда вы прячетесь от звезд – так что куда бежать отсюда, где расцветают подобные чудеса, и все твои? Тебе жалко солнечных лучей, запаха кустов и вкуса красного вина. Ты не убегаешь, ибо как и Христос знаешь свой конец, ты сам архитектор судьбы своей и судьбы того, кто убьет тебя, а так же судьбы того, кто отомстит за тебя, и судьбы того, кто убьет мстителя, и всех остальных камешков этого строения, до самой ее вершины.
Строение это характеризует святыню сатаны, в которой ваши женщины будто Эринии, богини мести – хранят древние законы, говорящие, что прощение – это слабость и позор. Это они станут давать для поцелуя ваше оружие. Это они станут проводить над вашими гробами напитанные заклинаниями экзорцизмы, звучащие в испарениях непрощения. Это они станут сносить на Олимп мести мстительные же песнопения, как делается это на Сицилии, где народ рыдает на своем странном, похожем на итальянский, языке:
Di vostru sangue, o vabre
Bogliu tenghiemi un mandile
Lu mi vogliu mette a collu
Quandu avra chiu oziu di ride.
Твоею кровью, отче,
напитаю платок
и одену его на шею
если бы захотелось мне смеяться.
И с песней этой станут они превращаться в эсхиловский хор плакальщиц, что толкает Ореста на месть за смерть отца, а песня эта будет иметь действие будто сжигаемые травы, выедая глаза дымом и неумолимо проникая проникая в грудь сына, целующего тот самый нож…
И столько имеется таких святынь, сколько островов, портов, белых домиков на побережье Средиземного Моря, только я имею в виду кое-что другое. Собаки – где находятся собачьи алтари мести? Один мне известен: в нем есть средневековый рисунок – это в старинном замке, неподалеку с местечком Монтарги, во Франции. На этом рисунке представлен поединок между вооруженным человеком, со щитом, и собакой. Человек – это дворянин короля Карла V, некий Масарэ, который из зависти коварно убил монаршего фаворита, месье Обри де Мондидье. Верный пес Обри распознал убийцу в толпе королевских лучников и бросился на него, но Масарэ стал отпираться от обвинения. Тогда Карл V приказал устроить "поединок пред Судом Божьим".
Подобный поединок в средневековье был юридически допустимым способом разрешения споров, когда не было доказательств и, благодаря им, невозможно было установить истину. В пожелтевшем юридическом манускрипте читаем: "Право это устанавливается потому, что чего люди не знают и не видят, Бог Всемогущий знает и видит прекрасно. Посему, следует довериться Ему и позволить провести поединок, который Он сам разрешит согласно закона и правоты". В таких поединках обычно принимали участие в основном мужчины. Очень редко разрешались поединки мужчин с женщинами, которые "в ярости сердца своего отваживались требовать поединка. Единственный случай, когда на "поединок пред Судом Божьим" была допущена собака, имел место как раз при Карле V, что позволяет согласиться с прозвищем "Мудрый", которое дали именно этому монарху.
Поединок Масарэ с псом мсье Обри де М. случился в 1371 году. Пес ускользал от ударов, потом вцепился Масарэ в горло, повалил его на землю и выиграл. Это была прекрасная месть, но месть за человека. Вот за собаку не мстят, и никто за нее не отомстит, если она сама не возьмется за дело, если не превратится в призрак, что набрасывается ночью на обидчика и раздирает ему горло до самых внутренностей его черной душонки. Во времена Тридцатилетней войны, когда в Германии собаки нападали на людей, крестьяне верили, что это мстители и причисляли их к карам Божьим, упомянутым в Библии. Несколько лет назад, идя по следу величайшего шпиона всех времен и народов, наполеоновского "Агента N_1", эльзасца Карла Шульмайстера (его жизнеописание я представил в "Ампирном пасьянсе"), который некоторое время исполнял в Вене обязанности шефа французской оккупационной полиции – в пыльных бумагах я обнаружил призрак пса-мстителя.
Происходило это в 1805 году, когда Великая Армия Бонапарте разгромила австрийцев и русских под Аустерлицем и захватила Вену. Стоял декабрь. По ночам вежливые венки согревали храбрых французских парней, днем же грелись вином и смешными проделками. Одна из них заключалась в том, что бездомного пса бросили в канализацию в самом центре города. Несчастное животное не утонуло, его лай долго еще отражался эхом в подземелье, так что было с чего смеяться.
В начале 1806 года французы оставили столицу Габсбургской империи, а пес привык к клоаке и стал повелителем этого королевства темноты и смрада. Скорее всего, питался он своими же подданными – крысами. Видели его редко, когда он случайно приближался к зарешеченному канализационному люку. Ослепленный дневным светом, от которого он уже отвык, пес с воем убегал в мрачные лабиринты своих имений, и голос его гас вдали призрачным, затихающим эхом.
В 1809 году его уже не видели и не слышали, вот и подумали, что пес сдох, или же его сожрали воюющие с ним крысы. В мае того же года французы вновь овладели Веной и сидели там несколько месяцев. Первый труп в разорванным горлом был найден в конце мая. Потом находили все новых и новых французских солдат в разодранных мундирах, с жестоко покусанными шеями, с безумным испугом в мертвых глазах. В июне – трое, в июле четверо, в августе, сентябре и октябре – еще одиннадцать. Находили их всегда рано утром, в одной из боковых улочек, в закоулках или же зарослях пригородов. Французский комендант был уверен, что эти убийства совершаются местной подпольной организацией, нечто вроде прусского Тугендбунда, тем более, что именно тогда был схвачен австрийский студент Штапс, когда бросился на Императора с ножом. Солдаты, которые неоднократно бежали в направлении зовущих на помощь и стреляли в убегающую тень, считали, что преступник – это человек с волчьей мордой. В штабе жандармерии Великой Армии выдвинули гипотезу, что убийцы просто надевают себе на голову соответствующие маски, но солдаты продолжали утверждать, что это был оборотень. В ноябре убийства перестали совершаться, и дело заглохло само по себе, либо же его затушевали.
