Андрей Измайлов - Весь из себя!
Кто бы!.. Липа! Он заранее ощерился — улыбка по протоколу, а под мышкой нота протеста. Липа ему на глаза и должна попасться. В подъезде. Он ей сейчас свой пропуск ткнет в… Ах да, пропуск у тараканища, на вахте. Тем лучше! Чем хуже, тем лучше. Пусть Липа только квакнет!
Хочешь — не хочешь, станешь женоненавистником. Лимитчица-Липа. Охота на мужей с пропиской. Чутье — лисье. Внешность тоже.
«Что я, рыжая?» Рыжая. И злая. И чутье. Мареева она унюхала с первого дня, как он вселился. Разведенный, перспективный, отдельная. Тут у Мареева разрыв с женой-Адой не зарубцевался, а тут — обволакивающее приставание. От: «я вашу почту уже достала, вот возьмите!», до: «у вас бодяги не будет? такой синяк! скользко, я как шлепнулась!» В час ночи она в квартиру звонит! В час ночи она шлепнулась, дежуря в своем закутке, лениво сжигая спичку за спичкой! На седьмой этаж она взобралась за помощью! «Вы только гляньте, какой синяк!» Надо ли уточнять, на каком месте изящно демонстрируемый ушиб?.. По-своему логично, даже беспроигрышно. Разведенный мужик подсознательно может забыться, а Липа… Все так. Но Липа была рыжей. А бывшая жена-Ада — тоже. Липа коротала дежурство, изничтожая по три коробка спичек — просто так, глядя на огонь. Угольки в глазах и запах серы. Любимое развлечение и бывшей жены-Ады… Не забыться! И Мареев с порога, как был в одних плавочках, отрубил:
— Мы с вами незнакомы! Запомните раз и навсегда!
Запомнила. Взыграло ретивое самолюбие. Ах, незнакомы?! Раз и навсегда?! Ладненько! И начался период приставания ненавидящего. Приставания служебного. Она на службе, она дежурит и — будьте добры какое-нибудь удостоверение личности, вдруг вы тут не проживаете, не проживающим нельзя, только по приглашению, для того она и сидит здесь!
Ритуал оба соблюдали неукоснительно. Ибо стоило Марееву однажды уклониться, забыв какой ни есть документ, и Липа закатила гам столь же бессмысленный, сколь и похожий на недавнюю истерику воспитательницы в детском саду.
А пропуск вохровец передал! «Куда следует». По 34–03 позвонил… Чем хуже, тем лучше. Пусть только Липа его тормознет! Он ее… он ей!.. Критическая масса накопилась — сейчас ка-ак рванет!
Не рванул! Липа нарушила ритуал и не ощерилась ответно, а… Взгляд, как тогда, при демонстрации синяка. Сменила тактику? По-новой решила попробовать? Напра-асно. Не выйдет!
Мареев ждал лифта и чувствовал облучение взглядом. Ни за что! Створки раздвинулись.
— Если вам на пятый, давите сильней. Кнопка западает.
Судя по тону, не кнопка, а сама Липа западает.
«Ой, я западаю!» — ее лексикон, ее охота на мужей. Любой обернется. Мареев — не любой. А если бы и до того, то уж не Липа. Лучше бы она документ затребовала — он бы душу отвел. Ишь, «если вам на пятый…» На седьмой ему, на седьмой! Прекрасно она знает, что ему на седьмой! А то, ишь, тактику сменила! Ишь, будто первый раз ви…
Мареев оглянулся, но створки уже закрылись. Поехали! Мареева царапнуло. Не то и не так.
«Мы с вами незнакомы! Запомните раз и навсегда!» Липа сейчас так и… Но не ритуально, а искренне. То есть фальшиво — «ой, я западаю!», но искренне охотясь. После всего, что у них было, вернее — не было?! Рассуждая здраво — глупо. А Липа всегда рассуждает здраво. Глупо, но здраво. По-своему. И подобный выверт не в ее… Приехали.
Мареев раскопал в кармане ключ, вставил в замок, повернул, открыл и раздался звонок.
Вдруг — с работы? Все выяснилось, вахтеру нахлобучка — и звонят! Он задергал ключ. Телефон звонил. Плюнул, оставил дверь распахнутой, впал в комнату. Телефон звонил. Пробежался в грязных туфлях по линолеуму. Телефон звонил.
— Да! Алло! Да!
— Товарищ Мареев?
— Да-да…
Не с работы. Голос спокойный, теплого тембра, но холодной уверенности. Специфический голос.
— Мы бы хотели с вами побеседовать, если не возражаете.
Краем сознания Мареев отметил: в чем, в чем, а тут кино не врет. И верно — не спрашивает абонент, кто звонит, о чем побеседовать, а если возражаю? Голос говорит сам за себя. Точнее, сам за того, кто говорит таким голосом. Значит, надо. На-до!
— Где вам было бы удобней встретиться? Можно и у вас дома, можно у нас…
Что же он такого сделал? Что он мог такого натворить? Мареев перетряхнул память, хватаясь и тут же отбрасывая всякие пустяки и ерундовины. Но ведь звонят! И не в кино!
— Тогда давайте так договоримся. К вам подойдут наши товарищи, и вы им уделите некоторое время. Договорились?
— Конечно-конечно! — преувеличенно обрадовался Мареев в трубку. Короткие гудки.
— Добрый день! Вы позволите? — раздался тот же голос, но из прихожей.
Все-таки, наверное, не тот же, а такой же. Мареев положил трубку и на полусогнутых пошел на голос.
— Конечно-конечно!
Никаких шагов на лестнице он не слышал, никаких кряхтений лифта, вообще никаких шумов — это при распахнутой двери.
У порога стояли двое. Корректные, внимательные, понимающеглазые, дружелюбные. Блондин и брюнет. Профессионально осторожно пожали ему руку. Ну и ладо-ошки!
— Проходите-проходите! — гостеприимно засуетился Мареев. — Только извините, на кухне придется. Там табуретки. Или можно их в комнату перенести. Я сейчас чай…
— Не надо, не беспокойтесь, — сказал блондин.
— Да. Не стоит. Не беспокойтесь, — сказал брюнет.
Попробуй не беспокоиться! Они прошли в кухню, а Мареев, закрывая дверь на лестницу, шпионски выглянул. Никого!
— Вот! — радушно сказал Мареев на кухне, пробуя не беспокоиться. Вот!
От блондина и брюнета исходило нечто. Сразу возникала острая нужда от всего отпереться и ни в чем не признаваться, если грешен. И такая же острая нужда полностью раскрыться и признаться во всем, во всем, если безгрешен. Какие за ним грехи? Разве что… Вот Ящик вчера пронес мимо вахты. Уникальный Ящик, но он сам его сделал. В порядке шефской помощи. Имеет право. То есть, конечно, не имеет, но не потому же они здесь!
Они молчали и смотрели. Поощряюще.
— У нас на работе, — начал Мареев неожиданно. И его повело. Про Тренажер, про отличных ребят, про перспективы разработок, про подшефных, вскользь про Ящик… Чего он им рассказывает?! Но остановиться не мог. Пусть сами спросят. Ведь должны спросить. А то если он: «Представляете, какой странный случай сегодня произошел!», то не очень натурально прозвучит. Вроде оправдывается. А в чем?
Они молчали и смотрели.
Тараканище-вахтер позвонил им по 34–03. На то он и тараканище! Не могли же они из-за какого-то пропуска!.. Да что там такого в пропуске!!! И Мареев подробно стал говорить на тему: как я провел день. Пусть сами спросят.
Как пришел на работу, вот только на вахте не пропустили. Сделал паузу. Пусть сами спросят. Не спросили.
Как он — к Кириллову… это его начальник. А того нет, но вот что забавно!.. Сделал паузу. Не спросили. Ну и не надо!
Как потом… Впрочем, неважно. Короче, дальше — на медкомиссию. И там…
Так он расставлял по пути вешки-паузы. И не дождался, что хоть одну подберут. А Мареев оживленно и вроде бы непринужденно излагал. Он изложил обычный день обычного инженера с обычными заморочками, оставив в зоне умолчания всю бредятину. Пусть сами спросят. Они же знают… Что-то. Иначе почему им быть здесь?
Мареев добрался в монологе до телефонного звонка и иссяк. Что дальше рассказывать? «И вот, значит, вы позвонили и сразу пришли, а я вам говорю, что вот у нас на работе… А вы, значит, сидите у меня на кухне и слушаете».
— Вы ничего странного не замечали? — вступил блондин.
— Что-то непривычное, неожиданное для вас? — вступил брюнет.
— Нет! — озлился Мареев. Они еще спрашивают! Не замечал бы — не спрашивали! Сидят, понимаешь, все знают и спрашивают! Что знают? Не знаю! Пусть и отвечают, а не спрашивают.
— Нет! — повторил Мареев с напором. Ничего не замечал. Ничего странного. Странный вахтер, странная Люська, странный Кириллов, сбрендивший психиатр, ревущая Танька, Липа, в конце концов! Мало вам?! Какой вопрос вас больше интересует?
Вопрос застал врасплох. Откуда не ждали.
— Телефон у вас исправный? Не бывает так, чтобы кто-то номером ошибся?
— Бывает! — свирепея от бессилия, брякнул Мареев. — Сначала ошиблись номером. Потом адресом. И вот вы здесь! — он схамил в сердцах и тут же спохватился.
Но ни блондин, ни брюнет не отреагировали.
— А кроме нашего звонка, никаких? — спросил блондин.
— Вчера, например? — спросил брюнет.
— Нет! — уперся Мареев.
«Командор вызывает Бэда! Командор вызывает Бэда!» Гридасовские штучки. Да, но потом: «Проездной!» — в автобусе за спиной. Очень похоже. Чернокожий плащ, кирпичный затылок в столовке. И клятвенное уверение Гридасова, что он не звонил.
— Нет!
С какой стати?! «Ротики закрыли на замочки». Увязывать чепуху с чепухой — получится одна большая чепуха!
«Ключики спрятали в карманчики». Увяжешь и станешь идиотом. С манией преследования. Или еще с какой манией, памятуя все нынешние странности. Нет. У Мареева, конечно, богатое воображение, но не настолько, чтобы пасть его жертвой. А признать — значит, овеществить. Он только и делал со вчерашней ночи, что отмахивался: мистика, не бывает, бред!
