Марина Дяченко - Пандем
У системы нету центра, нету сердца. Поэтому с системой так трудно воевать, но когда один за другим посыпались под атаками периферийные узлы, совет координаторов объявил чрезвычайное положение…
Мы должны бить самых азартных, думал Ким. Для того, чтобы прочие, ничего сейчас не боящиеся, наконец-то испугались и признали власть разума, нашу власть… Да, но почему их ни в чём невозможно убедить?! Сколько усилий… Сколько просветительских программ… Армия педагогов – для детей и для взрослых… «Мой руки». «Собери игрушки». «Не высовывайся из окна»… Они не верят нам – они верят тому, что видят. Они думают, мы затеяли с ними новую игру…
– Остановлена центральная фабрика синтеза, – сказал приятный женский голос из тех, что во все времена сообщали о нештатных ситуациях на самолётах, кораблях и атомных электростанциях. – Блокировано движение в Северном транспортном стволе. Внимание: текущий энергодефицит составляет…
– …хорошо скоординирована и идёт по трём направлениям: по энергетике, по транспорту и по сети…
– …жёстко… испугаются…
– …ещё два узла. Идиоты… Ежесекундно по двести червей в систему…
Ким видел одновременно две картинки, наслаивающиеся друг на друга: Алекс во главе длинного стола, отдающий распоряжения, и толпа, запрудившая Северный путепровод. Остановившиеся транспортёры… Сотни людей, идущие, как на праздник, довольные собственной смелостью, несущие на плечах…
– Там нельзя пускать «хлысты», – сказал Ким громко, прерывая очередную инструкцию Алекса. – Там полно детей, они тащат с собой детей…
– «Хлысты» никого не убивают, – сухо возразил Алекс. – Молчи, я знаю… да! Пусть взрослые хоть раз увидят, как детям по их вине будет больно! Вот пусть у них в мозгу замкнётся простейшая цепочка: их действия – судьба детей!
«Пан, неужели это единственный выход?!»
Никто не ответил.
* * *Киму приснился Пандем.
Как будто они сидят в старой Кимовой комнате – ещё в родительской квартире – на диване рядышком и пьют коньяк из Кимовой фляжки.
– Ты на меня в обиде, – говорил Пандем.
– Скажи, Пан… Все тридцать лет, что ты пробыл с нами… Может быть, это бред? Выдумка? Чей-то мысленный эксперимент?
– А тебе хотелось бы? Сейчас проснуться в своей клинике, с деревянным лицом… Спал-то мордой на столешнице…
– И мне было бы тридцать два года. И Арина любила бы меня…
– Она и так тебя любит.
– Не ври… Криворукий экспериментатор. Близорукий провидец. Безответственная сволочь… Видишь, я упрямо делаю тебя человеком… Стихия, феномен, явление природы… космическое чудовище, понятия не имеющее ни о так называемом добре, ни о ещё более так называемом зле… Я знаю, что не должен был тебя удерживать. Я сознаю твою правоту… я не вижу другого пути для тебя – кроме поголовной модификации, конечно…
Тогда Пандем в Кимовом сне положил горячую руку Киму на плечо.
– Ты опять притворяешься человеком, – сказал Ким. – Адаптируешь себя к моему восприятию… Выстраиваешь для меня модель моего друга…
– Действующую модель, заметь…
– Действующую… модель моего единственного в мире друга. Пан, если я снова перевернусь в машине – ты ведь не протянешь мне руку?
Пандема больше не было рядом.
Никого не было. Только сон.
* * *Он лежал на спине. Над ним колебалась вода, подсвеченная солнцем; толща прозрачной воды. Ким глубоко вздохнул, почти уверенный, что лёгкие взорвутся; ничего не случилось. Под водой дышалось легко.
Пальцы, сжавшись, вцепились в траву. Что-то коснулось мизинца – холодное, как рыбка. На ощупь – полированное дерево, ребристая поверхность… Пульт.
Он щёлкнул «отмену»; вода над головой исчезла. Потолок взмыл вверх; Ким лежал на полу своей собственной комнаты. Этот дизайн сделала для него Арина – давно… Когда ещё была надежда на потепление…
Минимальная высота потолка. Подсветка… как взгляд из-под воды. Значит, он захотел почувствовать себя русалкой… или утопленником? Лёг и заснул…
Он сел. Помассировал шею; перевёл потолок в самое высокое из возможных положений. По комнате прошёлся ветер, пространство раздвинулось, и мягко засветились стены. Воздух, думал Ким. Что мне надо? Просто воздух, да чтобы пахло травой…
И ещё хорошо бы, чтобы все вчерашние события – бунт, Алекс… беготня, «хлысты», сотни медицинских капсул, стянутых к месту происшествия… Чтобы всё это приснилось. Так нет же, нет…
Он перевернулся лицом вниз. Перед глазами оказался ковёр, тот самый, принцип для которого он разработал ещё лет семь назад. Арина знает, что его живые покрытия – те, над которыми он в разные годы работал – заняты в половине современных дизайнерских «штучек». Их можно косить или стричь… или отращивать хоть до потолка. Они не пачкаются. Они не вянут. Они не выходят из моды вот уже полдесятка лет. Арина знает…
Он застонал и потёрся лицом о траву. Арины, слава Пандему, не было там… Он сразу же проверил по сети, где она… С Ариной всё в порядке, рядом с ней Ромка, сын…
После вчерашнего мы все вступаем в новую эру – теперь не будет вседозволенности, зато будет страх. Пустые улицы… Пустой транспорт… Пустые лица…
Надо вставать и идти. Идти по школам по универам, по детским и подростковым сетевым каналам. Что-то объяснять. Успокаивать и запугивать. Говорить, что решение властей… теперь у нас появилось такое слово – власти… хорошее хлёсткое слово, вместо аморфной «координатуры»… что решение властей насчёт применения силы было правомерным и единственно возможным…
Какой ужас. И это ведь правда…
Вызов от Алекса – сладкое пение птиц.
– Ты спал?
– Проснулся.
– Нету времени дрыхнуть, пользуйся перезагрузкой… За вчерашний день по слою – ни одного правонарушения.
– Поздравляю…
– И десяток самоубийств.
– Что…
– Поднимайся, пандемоизбранный… Пахать подано.
Глава тридцатая
Ким Андреевич Каманин вышел из координации, когда ему исполнилось семьдесят. Не потому, что чувствовал себя старым, и даже не потому, что ему надоело, по выражению нынешней молодёжи, «корчить из себя Пандема». Просто он понял вдруг – с удивлением – что люди ему безразличны.
Прежде он мог презирать и сочувствовать, ненавидеть и уважать; теперь люди ему надоели. Может быть потому, что работа последних лет – в координации – вымотала из него остатки иллюзий.
То была изнуряющая, на грани возможного работа – от мозговых штурмов до методичного, дом за домом, посещения волонтёрами-психологами всех жителей слоя. Социальные программы сперва отрабатывались на симуляторе и только потом претворялись в жизнь – взаимосвязанные комплексы мер с однословными названиями вроде «Кнут», «Подарок», «Ребёнок», «Весы»… Ким не раз и не два оценил предусмотрительность Пандема, поместившего человечество в «шлюз». Ни глобальной катастрофы, ни большой войны, ни даже демографического взрыва пока не случилось; социальные потрясения были сведены к минимуму, бунты предупреждены, а системы ценностей худо-бедно перестроены. Никому больше не приходило в голову устраивать над городом гонки на леталках; на Трассу допускались только машины, полностью лишённые ручного управления. Это было неудобно, зато безопасно; Ким прекрасно понимал, что в будущем проблемы не кончатся, и что это будут старые, навязшие в зубах проблемы пополам с новыми, невообразимыми пока, и что решать эти проблемы придётся его племянникам, сыну и внукам – но не ему, слава богу. Хватит, он и так вот уже много лет «корчит Пандема»…
Тем временем так называемая стихия тоже осмелела и заявила свои права на самостоятельность. Обвалы и оползни, лесные пожары и смерчи, землетрясения и ураганы следовали один за другим методично, как задания учителя, и служба экстренных ситуаций, организованная и оснащённая когда-то Пандемом, сдавала один практический экзамен за другим – пока успешно, потому что путь от простого к сложному всегда предпочтительное, чем внезапное барахтание в проруби…
Ким Андреевич сидел дома и читал книги. Или бродил по паркам, беседуя с воображаемым Пандемом; или вспоминал умершего в прошлом году отца Георгия – «нету ничего, подвластного Пандему, что в перспективе не было бы подвластно человеку»…
Когда ему надоедало беседовать с призраками, он шёл в сеть или связывался с кем-то из сестёр. Вот, например, как сегодня.
* * *– Кого сейчас интересует искусство, – сказала Александра. – Правда, в последние годы появилось несколько поэтов… Эти – как мотыльки, приходят из ниоткуда, гениально пишут, будучи юнцами и юницами, потом взрослеют и пропадают… уходят в никуда. Как авторы, я имею в виду, не как люди, слава Пандему…
Перед Кимом – на внутреннем экране – появился вход в старый, построенный ещё до Пандема театр. Помпезное здание с колоннами казалось сейчас бронтозавром от архитектуры. Ни почтения, которое вызывает подлинная древность, ни восхищения перед талантом конструктора, ни новизны, ни удобства – здание не снесли только потому, что кому-то из Александриных подопечных пришла в голову мысль – давно, ещё на заре Пандема – что помещение можно блестяще использовать для модных тогда «синтетических зрелищ»…
