Дорис Лессинг - Маара и Данн
— Правильная жизнь… Меньше года… — с сожалением протянула Маара.
— Для нас с тобой год — большой срок. — Он зевнул. — Ладно, как-нибудь перебьемся, да, Маара?
Из коридора послышался шум, чей-то голос с командными интонациями рявкал что-то неразборчивое.
— Похоже, отдых окончен. — Они вскочили.
Дверь открылась, в щель просунулась голова хозяйки.
— За вами. Быстро в окно, там девчонка, она проведет. Удачи!
И хозяйка исчезла.
— Видишь, люди нас любят, — заметил Данн, направляясь кокну.
— А некоторые не любят, — добавила Маара, следуя за ним.
— Ну, золотишко-то все любят.
Данн выпрыгнул в окно, Маара за ним. Из кустов высунулась девочка, сверкнули в ее глазах отражения огней в комнатах гостиницы. Она махнула им рукой и заспешила прочь, оглядываясь, следя, чтобы Маара с Данном не отстали. От луны остался узкий огрызок. Тем ярче сияли небесные толпы звезд, от их света деревья даже отбрасывали скудные тени. Они быстро удалялись от опасности, скользили по лесу, как привидения или ночные птицы; преследователи не смогли бы их даже разглядеть.
16
Малолетняя проводница бежала без передышки до полуночи.
— Пришли, — выдохнула она, наконец остановившись. Девица имела в виду границу, но Маара и Данн видели лишь гряду скалистых холмов, за которой продолжался все тот же лес, устланный толстым ковром опавших листьев, заглушавшим шаги. Девчонка, однако, не повернула обратно, а проводила их до вершины гребня, откуда открывался вид на город, тянувшийся к северу, сколько охватывал глаз. Огоньков в городе немного, мерцают тускло.
— Ну, я пошла, — шмыгнула носом девчонка и рванулась прочь.
Данн едва успел схватить ее за плечо:
— Постой, постой!
Они хотели ее расспросить напоследок. Для начала, на каком языке тут говорят. Девица удивилась. На чарад, конечно, как же иначе. Они удивились ее реакции: ведь в корчме своей хозяйки она слышала и иные наречия. Очевидно, чужие слова она воспринимала так же, как крики птиц и животных.
— Какие здесь деньги в ходу?
— Деньги… — непонимающе протянула она.
Маара сунула ей под нос несколько монеток из мешка, девочка недоверчиво потрогала их кончиком пальца.
Как дела у населения? Богатый ли здесь народ? Бывает ли засуха? Кто правит городом и страной? В конце концов они убедились, что кругозор их проводницы ограничен великим центром мира под названием «На краю», которым управляет ее хозяйка, да дорогой, с которой то и дело сворачивают к ним постояльцы и по которой в один прекрасный день прибудет и красавец юный, ее суженый. Ничего более не светилось в мозгу девчонки, да и вид у нее был — кожа да кости. Но не потому, что девчонку не кормили, а потому, что она росла, потому, что была совсем еще ребенок. Маара предложила ей вытащенные монетки, но девица захихикала, замотала головой. Не-е, про эти штучки хозяйка ничего не говорила… И она исчезла меж деревьями.
Деревья же здесь, близ города, отличались некоторой ободранностью, обломанностью, да и росли пореже, а далее совсем исчезали, уступая место загаженной и истоптанной траве.
Под последним из оставшихся нетронутыми деревьев — невиданных, выше деревьев саванны вдвое, если не втрое, — брат с сестрой расположились отдохнуть, обсудить предстоящие действия. Освежили в памяти то, что слышали о Билме.
Город крупный, известный, могущественный, но в Северных землях не главный. Торговый центр: через него проходили или упирались в него несколько караванных троп. Как и во всех городах Северных земель, здесь правили военные, просто-напросто прибравшие власть к рукам. От слабого центрального правительства они откупались налогами, напоминавшими подачки, да и каждый город тут обладал самоуправлением. Климат существенно отличался от южного. Если на юге краткие ливневые сезоны чередовались с длительной засухой, то здесь, в северных лесах, летом часто шли мягкие, ласковые дожди, зимы же были холодными. Еще севернее, как слышал Данн, зима длилась месяцами.
Оба проголодались и нуждались в сне, но заснуть опасались. У них еще осталось немного хлеба. Плодов на деревьях они во время бегства из гостиницы не заметили, однако много ли увидишь во тьме ночной? Услышали журчанье ручейка, напились и свалились в густых зарослях кустарника, чтобы хоть немного отоспаться. Спали Маара и Данн и вправду недолго, их разбудили чьи-то голоса — оказалось, щебетали дневные птахи. Не вставая, подивились на птиц. Множество птиц разных размеров, разной окраски, пестрых, одноцветных, разноголосых… Оказалось, время уже к полудню.
— Всегда у нас главная проблема — как деньги обменять, — сказала Маара.
— Как бы нашей главной проблемой не стало безденежье, — проворчал в ответ Данн.
Маара сняла с себя денежный пояс.
— Тринадцать осталось.
Данн положил наземь четыре монеты и сказал, ткнув себя в живот:
— Здесь десять. Хватит тратить твои. Вдруг опять разбредемся.
Он стащил рубаху, остался лишь в узкой набедренной повязке, стройный, элегантный, забывший свои генеральские замашки. Но взгляд Маары привлекало не его прекрасное тело, она страдальчески сощурилась на шрамы, опоясывающие брата.
Данн вооружился ножом, стиснул зубы и взрезал кожу. На лбу его выступил пот. Монета упала на землю, сияющая, как новенькая, лишь слегка запачканная кровью… Еще одна… Затем та же процедура повторилась с другой стороны тела.
— Две потратил. На подарки для Кайры. Так что уже туда лазил. Можно сказать, привык. Не слишком страшно. — Вид его, однако, опровергал сказанное.
— Хватит, Данн.
— Нет.
Он остановился на шести.
— Шесть вынул, шесть осталось. — Он улыбался, но кровь не останавливалась.
Данн смочил тряпку в воде, прижал к ране. Тряпка быстро пропиталась кровью.
— Орфну бы сюда, — сказала Маара, озабоченно глядя на кровь. — Она бы быстро траву нашла.
— Или Кайру. Она у Орфны нахваталась. Здесь, правда, вся трава другая.
— Может быть, не вся. — Маара пригнулась, исследуя заросли на берегу ручья.
Она выдергивала растения, обнюхивала их, разминая пальцами; нашла какое-то с остроконечными листьями, протянула его Данну. Данн тоже понюхал, разжевал траву, приложил к ранам. Кровь и вправду остановилась. Рана, однако, выглядела пугающе.
— Зато денег теперь больше. У тебя тринадцать, у меня десять.
Маара вернула пояс под платье, обвязав его вокруг себя под грудью, думая о том, сколько еще ей жить таким образом, постоянно дрожа, что кто-то увидит, что ветер задерет платье, постоянно опасаться чего-то…
Данн улегся на берегу, закрыл глаза. Поют птицы, журчит вода… Покой… Маара легла рядом. Проснулись они далеко за полдень. Рана по-прежнему беспокоила Данна. Маара высказала опасение относительно чистоты ножа.
— Конечно грязный, — засмеялся Данн. — При нашей-то жизни. Нож — мой лучший грязный друг.
Они вышли из лесу, миновали лачуги бедняков, прошли поближе к центру города и выбрали гостиницу на оживленной площади, где легче затеряться в пестрой толпе. А люди вокруг действительно отличались друг от друга, и чаще всего не только одеждой. Брат с сестрой увидели совершенно новых для себя людей с бело-розовой кожей, зелеными и голубыми глазами. Наевшись тушеных овощей с жареным мясом и фруктами, они сняли комнату на третьем этаже. В обличье здешнего хозяина ничего шпионского. Сонный, равнодушный, он лишь лениво осведомился, откуда они, и, услышав, что с юга, проронил, что там, на юге, как говорят, неспокойно.
Комната оказалась большой, удобной, с двумя кроватями и большим засовом на двери. Впервые за долгое время они заснули спокойно, укрывшись толстыми одеялами.
Ночью Маара проснулась от стонов брата, а утром они осмотрели шрамы и поняли, что нужна медицинская помощь. Не хотелось, однако, показывать кому-то спрятанные под кожей монеты. Маара спустилась вниз, где увидела хозяина, который, казалось, и с места не сдвигался. Он все так же стоял в своем углу, сонным взглядом наблюдая за суетливыми постояльцами и посетителями таверны. Народ здесь, казалось, не знал, что такое угроза, что такое опасности. Она спросила у хозяина адрес ближайшего лекаря, и с того сразу слетела сонливость. Он испугался угрозы заразы. Маара успокоила его, сказав, что речь идет о ране, и никакой болезни нет.
Следуя указаниям хозяина, Маара направилась искать лекаря, внимательно разглядывая прохожих, вслушиваясь в их речь. Повсюду говорили на чарад, но часто раздавалась речь и на доброй дюжине иных языков, в том числе и на махонди.
В доме врача она застала скрюченную и скособоченную полуслепую старуху, к тому же и тугоухую. Бабка выслушала Маару и, не глядя, сняла с полки кувшинчик. Маара вытащила из мешка монеты Хан, положила на стойку, за которую держалась престарелая лекарша. Последовали удивленные ахи и охи старухи.
