Александр Борисов - Борисов Александр Анатольевич
Акцент был грузинский, с нажимом на гласные буквы. Ну, что тебе надо, кацо? - жил бы себе и жил! Возможно, ему показалась знакомой синяя сумка, или просто решил послушать свежего человека, пришедшего с той стороны.
Я сделал вид, что ничего не расслышал.
- Ты что, не понял? - повторил тот же голос с явной угрозой. - Не заставляй меня выходить из машины!
Сигарету в его руке сменило вороненое дуло ствола.
Я отправился прямо к нему, волоча по земле сумку. Удивительно, мой нечеловеческий вид не вызвал у него подозрений. Во всяком случае, с оружием этот кацо обошелся очень уж вольно. Он почесал мушкой левую бровь.
В машине сидели еще четверо.
- Закурить не найдется? - спросил я довольно нагло.
- Дайте ему, - разрешил бородатый.
- Не в курсе, что там за шум и стрельба? - спросили из глубины салона, предварительно предъявив початую пачку "Бонда".
Я кивнул утвердительно: в курсе, мол. И еще раз спросил:
- Можно две?
- Можно, можно! - зачастили со всех сторон.
Я прикурил сигарету от окурка бородача, сделал две полноценных затяжки.
- Хасана убили, Ариф в засаду попал, - пояснил я, как можно спокойнее и спрятал в карман трофейную сигаретку. - Насреддин с джигитами прорывается с боем.
- А ты кто такой?
Предвосхищая этот вопрос, я с силой вырвал из набалдашника ключ и сунул тому, кто держал пистолет.
- Хасан перед смертью просил передать: в этом номере то, что вы ищите.
- Сэмсот дэвятнадцат, - вслух прочитал тот и передал "деревяшку" товарищам сзади. Потом перевел глаза на то место, где только что был я.
Если б они даже и знали, что передают из рук в руки гранату, оставшихся секунд им бы все равно не хватило, чтобы выскочить из машины. Зато я несся, как молодой, опять оседлав и пришпорив своенравное время. Когда их "восьмерку" начало множить на ноль, я не только преодолел нужные метры, но и надежно укрылся за постаментом памятника. Шандарахнуло так, что Анатолий Бредов чуть не завершил свой роковой бросок.
Когда последние железяки упали на землю, я вернулся к машине Рустамова. Она была внешне цела. Ее всего лишь швырнуло на проезжую часть, развернуло поперек трассы и опрокинуло на бок.
Я поставил ее на колеса, вынул из сумки автомат Насреддина и бросил на сиденье рядом с собой. Надежный движок завелся с пол-оборота. Звезды со мной, а значит - вперед, в ночь.
На пересечении с Кольским проспектом в меня еще раз стреляли. Несколько пуль повредили стекло, обе фары, и левое зеркало. Звезды со мной - я даже не шевельнулся.
Живы еще чады Владыки Земного мира
Великого Властителя Велеса...
Погоня почему-то запаздывала. Наверно, у Жорки, если он еще жив, уже не хватает сил на что-то масштабное. Да и облава перестает быть облавой, если волк уже шагнул за флажки. Ночь и скорость. Скорость и ночь...
Вдруг, впереди меня, прямо на "встречке" ожила серая тень. Прямо в глаза, с разворота, хлестанули мощные галогенки. Я вывернул руль в сторону, до предела выжал педаль тормоза и несколько раз отработал рулем, стремясь удержаться на мокрой дороге. - не расслабляйся! Но "восьмеркам" в эту ночь не везло. Срезав два молодых деревца, раненая машина вылетела с края обочины и, уже погасив инерцию, влипла боком в каменное крыльцо какого-то магазина.
Я потянулся за автоматом, но встречный автомобиль и не думал некуда ехать. Он продолжал спокойно стоять, там же, где и возник, время от времени, придавливая дальним светом пространство за моею спиной.
Е-мое, да это же красный "Опель-рекорд"! За рулем спокойно курит Мордан, рядом хохочет пьяный Лепила:
А девчонка - егоза
Ухватила его за-а...
Дать бы им по башке!
- Ты что, не читал записку? - удивился Мордан, выходя из машины. - Ого, автомат? - мне такой надо! Ну, ты даешь! Тачку-то где урвал?
- Тачку? - переспросил я, отнимая у него сигарету, - тачку я хотел тебе подарить. Извини, не довез.
- А я еще в гостинице думаю: надо линять, такой шум...
- Шум говоришь? - переспросил я бездумно, обжигая губы о плавящийся фильтр. - Мог бы и догадаться, что это я возвращаюсь.
Из-за спины Мордана появился силуэт человека. Он приближался ко мне, раскачиваясь из стороны в сторону. Так прихрамывал только отец. Не веря глазам, я всматривался в знакомые очертания.
- Антон, ты сегодня себя очень нехорошо вел. Как я тебя зову, если ты ведешь себя хорошо?
- Антон, Антошка, сынок, - сказал я своей памяти и добавил с мольбой, - не исчезай! Я столько людей убил сегодня... из-за тебя.
- А как я тебя зову, если ты ведешь себя плохо?! - заревела, вдруг, тень голосом артиста Высоцкого.
- Если плохо, тогда на "вы", - прошептал я, все еще надеясь на чудо.
- Как "на вы"? - хрипло спросил отец, обнимая меня за плечи.
Боже мой, как же он постарел! Неужели в этих глазах есть место для слез?
- Выблядок, - прошептал я и тоже заплакал.
