Сергей Попов - Небо цвета крови
— О-о! Привет, дружок! — вполголоса поздоровался я, чтобы не испугать нежданного гостя. Грызун задрал мордашку, задрожал, вытянулся по струнке, принюхиваясь к человеку. — Честно сказать, я никого не ждал. — Тот, забоявшись быть прогнанным, отбежал за горку крошеного бетона, спрятался в тени. И успокоил, подходя: — Не прячься — не обижу. Ты проголодался? Иди скорее ко мне — угощу вкусненьким.
Пробовал когда-нибудь волка? А?.. Нет?.. — похихикал. — Ну, сейчас натрескаешься тогда до отвала — одному мне его все равно не осилить. Давай-давай, налетай! Смелей! Чего ты?
Крысенок, невзирая на уговоры, все же избрал остаться где сидел, изредка поглядывал на меня с негасимым интересом вровень с саднящей жаждой хоть чем-нибудь быстрее насытиться. Но когда ему подвинул крышку из-под банки, доверху заваленную мелко-мелко порубленными кубиками волчьего мяса, — крохотное сердечко, в конце концов, не выдержало, соблазнилось предложенным угощением. Сначала прикасаться к еде наотрез отказывался — боялся, долго принюхивался, словно к ядовитой приманке, но потом распробовал, расхрабрился и вволю застучал резцами, выражая довольство какими-то кошачьими звуками.
— Ешь-ешь, не торопись! Никто у тебя не отнимает! — засмеялся я и, задрав штанину на голени правой ноги, расчехлил второй обоюдоострый костяной нож — обещанный подарок Дину, опус многомесячных кропотливых усилий. Клинок получился отменный, изящный, сбалансированный — любой коллекционер-оружейник вожделенно истекал бы по такому слюной. Одна только резная анатомическая рукоять, подогнанная под огромную ладонь напарника, да именная гравировка на ней чего стоили. Опробовал лезвие, пожалил палец — все равно недостаточно острое, не соответствует моим требованиям. — Плохенько что-то поточил, непорядок — таким ни банку в походе не откроешь, ни в ход не пустишь при надобности, ни зверя не освежуешь после охоты. А уж Дину-то дарить — и вовсе стыдоба, швах. Игрушка получилась, а не памятный презент. — И сразу подумал: «Да хотя тоже зря на себя наговариваю: когда, по сути, заниматься-то им было? То вылазки, то дом… Времени просто нет…»
Походил хозяйским взглядом по ножу, погладил и — к рюкзаку за оселком. Пока хвостатый гость кушал и чудно чмокал губами, я решил, раз уж представился такой удобный случай, хорошенько поработать над клинком, довести до логического завершения. Точил по-воински — кромкой в пол и плавно-плавно точилом по краям, не забывая переворачивать оборотной стороной. Кость так дольше тупится, лучше держит форму и пригодность к бою.
«Даже опаснее моего ножа будет, — отмечал в уме, — да и по длине опережает раз так в полтора — в два. Прямо жалко отдавать, честное слово, — чистое произведение искусства, но порадовать Дина все же хочется больше. Посмотрит вот, когда тоска за горло схватит, — и улыбнется, словом вспомнит теплым. Другого-то мне ничего и не надо…»
А между делом держал уши настороже, мельком, искоса, приглядывал за лестничной клеткой, цеплял любой посторонний шум с нижних этажей, запросто перепутываемый с проделками невинного ветра или легкими ударами сыплющейся штукатурки. Прислушивался и, тревожась, боялся различить нужный мне пригашенный треск под чьими-то ботинками — это означало бы, что условный сигнал — рассыпанное по ступенькам и площадкам битое стекло под видом простого беспорядка — сработал и у меня чуть больше одной минуты на бегство к запасному выходу. Дальше успех и, говоря начистоту, без прикрас, моя жизнь зависят только от трех факторов: сноровки, объема легких и быстроты ног.
— Не хочется, чтобы до такого дошло, — с темным ожиданием у сердца изрек я, орудуя точильным камнем. Хвостатый приятель уплетал волка за обе щеки, периодически наблюдал за мной, удивленно дергал ушками. — Надоела до чертиков вся эта беготня уже… перестрелки… от ранений и так не просыхаю — пули повадились попадать… — промочил горло, убрал бутылку в рюкзак, продолжил: — Да и собираться надо понемногу — засиделся, расслабился, как дома на кухне. Сейчас вон пока тихо вроде, а потом…
Двумя пролетами ниже поочередно вырвалось несколько угадываемых хрустов, по этажам пронеслось перекатистое эхо, возвестило об опасности. Прикормленного крысенка как ветром сдуло от миски. К сердцу победоносно полез испуг, загробный холодок, ладони смазались потом, туловище, будто перевязанное веревками, каменно затяжелело, забыло о ловкости, о древнем желании спасаться. Время пошло на секунды.
— И досюда добрались… — выпалил я, оттаяв от трепета, смял ладонь в кулак и — в три прыжка к окну. Неподалеку от градирен, на крыше ангара, звездой заблестел оптический прицел, а рядом, на горизонтальных трубах теплотрассы, — еще один. В Нелеме назревало какое-то напряжение, странное нездоровое волнение. Обложив снайперов крепкой матерщиной — досказал ровнее, справившись с гневом: — Повылезали, тараканы… Чего вам в домах-то не сиделось?..
Топот и шаги снаружи нарастали быстро, гремели вразнотык. Голоса не звучали — шли в безмолвии, словно знали за кем и куда. Сколько «Бесов», толком не сообразишь — стоит гул, но навскидку — около пяти-семи.
Собрался мигом, но костер тушиться не желал, отнимал вожделенные мгновения. Пробовал песком, давить ногой — не помогает: чуть подымится и опять лезет, зараза, к недожженным дровам. И хоть ты тресни. Следы пребывания не заметались, тайный побег все отсрочивался, точно сам дьявол, сотрясая брюхо от смеха, вмешивался в мои планы, вредил и ждал расправы надо мной.
«Ну, все, финиш — не успеваю незаметно уйти. Надо срочно соображать, что тогда делать… — вертелись волчком мысли, — прятаться, прятаться, куда-то нужно прятаться…»
Закрутил головой, волнуясь: в этой комнате голь, в той, какая по соседству, — разруха, бардак, из мебели — разломанная кровать да сервант. Вдвое сложись — не влезешь. На кухне такая же картина. Балконов в квартире нет, а имелись бы — не высунешься: прищелкнут. Выбор пал на туалет и ванную. У них сохранились двери, к тому же есть где схоронить снаряжение и затаиться самому — а этого мне предостаточно: можно попробовать организовать неплохую засаду.
— Так тому и быть, значит, — подытожил я.
И первым делом залетел в душевую, спрятал за узорчатой ширмой винтовку, беспомощную в узком пространстве, складировал под раковиной рюкзак, вытащил из ножен клинок, запер помещение. Оттуда — в уборную, закрылся, с грехом пополам разместился, затих. Ручки в двери нет, лишь небольшая дыра — неплохой способ слежки. Стал ждать визитеров. Те пришли скоро, но не всем скопом, как ожидалось, а группой из трех человек. Все в разных противогазах, плащах с капюшонами, усиленных пленками, целлофаном, грубо прошитых накидках. У двоих поизношенные штурмовые винтовки, серебрящиеся за плечами рукояти мачете, длинных ножей, у третьего — ржавый, в засечках, топор-сучкоруб. Остальные, судя по отдаляющемуся стуку обуви, отправились в рейд по другим квартирам.
— Хорошо, что не сразу толпой — мне на руку, — и в уме подчеркнул: «Проще будет разобраться…»
Жестами посовещавшись, «Бесы» мотыльками засуетились перед не затушенным костром, стали разорять ночлег. Поднялся грохот. Пока перерывали комнатушку — оценил троицу, взвесил степень угрозы: каждый щуплый, коротконогий, узкоплечий, обделенный физической подготовкой и, просто убежден, боевым опытом — по-хорошему надави, и сломаются. Движения неслаженные, резкие, импульсивные, размашистые — чувствуется, что нет ни дисциплины, ни четкого лидера. Обыкновенные засланные шестерки.
«Ну, давайте, ищите меня. Устал сидеть без дела», — торопил я, водил бровями.
А у тех не вдруг завязался спор.
— Пепел не остыл! Чужак ушел из-под носа! — гнусавил «Бес» — тот, у кого изогнутый топор, — трогал кострище, вертелся взбесившейся собакой, неистовствовал. — Наверняка это грязный «Мусорщик»! Далеко он уйти не мог — можем нагнать! И тогда я лично выдеру ему сердце!.. Смерть ему… Смерть!.. — и загавкал, зарычал.
— Молох послал нас сюда не за этим, брат, — переубеждал стоящий рядом сектант, ходил кругами, почему-то всегда глядел на потолок. Голос, измененный противогазом, — замогильный, жуткий. — А за поисками священных книг. Близится ежегодный величайший праздник Заката. Наш Наставник должен готовиться к мистерии, к жертвоприношению. Это важнее. Это незыблемо. Культ должен исполнить долг. А лазутчик, брат, — всего лишь тлен, его поймают и без нас.
— А когда на растяжку напорешься или самострел, чего тогда делать будешь, брат? — встрял следующий «Бес», опасно приблизился к туалету, опустился на корточки ко мне спиной, поставил винтовку у стены. Говорил лунатиком, с трудом, вытягивая каждое слово. Заряженный одобрением, напарник, предложивший немедленно садиться на хвост ненавистному члену фракции, кровожадно заворчал, высек топором искры из пола. Второй фанатик, опаленный анафемским вероучением, проседая под мнением большинства, с показной сердитостью повесил оружие на плечо, отступил к окну. А тот объявил вслед: — Поиск начнем отсюда, братья! Разделимся!
