Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Кирилл Ляпунов
– Ага. Которые тоже невозможно увидеть, но тем не менее они есть и были даже до того, как их изобрели.
– Именно.
– Значит, вы помните матчасть, – рассмеялся отец Серафим. – Зачем же вы продолжаете искать ответ на этот вопрос? Видимо, потому что есть второй – про бездействие. Но оно лишь кажущееся. Господь никуда не ушел, о чем нам неоднократно говорит Священное писание и не только оно. Он не отдыхает, как многим кажется, а наблюдает. Иногда вмешивается в нашу жизнь. Только люди перестали это замечать. А о том, что все будет именно так, Он говорил Сам и говорили Его апостолы еще две тысячи лет назад.
– В Апокалипсисе?
– Не только в нем. Там как раз все очень туманно. Сам Христос, кстати, тоже выражался не буквально, а притчами. Но вот апостол Павел говорил конкретно. Например, в послании к апостолу Тимофею он довольно четко рассуждает о «последних временах», главной приметой которых будут люди, «имеющие лишь вид благочестия, но силы его отвергшиеся», люди «постоянно учащиеся, но не могущие дойти до познания истины», а также самолюбивые, сребролюбивые, гордые, надменные, злоречивые, родителям непокорные, неблагодарные, нечестивые, недружелюбные, непримиримые, клеветники, невоздержанные, жестокие, не любящие добра, предатели, наглые, напыщенные, более сластолюбивые, нежели боголюбивые. Да откройте любую социальную сеть, и вы увидите весь этот набор!
О чем, кстати, апостол писал еще до того, как христианство распространилось по всему миру, во времена Римской империи, граждане которой были очень похожи на современных нам жителей «золотого миллиарда». Я имею в виду, по образу жизни. А апостол явно предвидел, что ситуация изменится в лучшую сторону, его проповедь принесет плоды, а потом будет регресс. Что, собственно, и случилось. Ирония судьбы, что ему рукоплескали и продолжают делать это до сих пор. Даже название красивое дали – Ренессанс!
– Это вы про эпоху Возрождения?
– Про нее, родимую.
– А она-то чем вам не угодила? Столько красоты было создано! А сколько возникло гуманистических идей!
– Все верно. Не спорю. И красоты создано много, и идей хороших. Однако она же не зря называется Ренессансом, или Возрождением, по-нашему. Что возрождалось? Язычество, основательно подзабытое за тысячелетие Христианства. И если первоначально возрождалась преимущественно форма, так как сознание оставалось еще патриархальным, то потом дело дошло и до содержания. Конечно, трансформация прошла через огромное количество этапов, главным из которых, на мой взгляд, было торжество идей энциклопедистов во время Великой французской революции, легализовавшей атеизм как таковой. Этот этап снял многовековое табу на мысль о том, что Бога может не быть. Раньше в просвещенной Европе за это и сжечь могли. А второй важной вехой стала сексуальная революция 60-х в XX веке, так как она подтянула форму за новым содержанием и сломала важный психологический барьер. Следите за мыслью?
– Да, но пока не понимаю, что же такого плохого в том, что люди стали более раскрепощенными.
– Неужели? А я думал, что вы все схватываете на лету, – улыбнулся монах.
– Вы меня простите, батюшка, но я никому не позволю подтрунивать над собой, – резко бросил Кузнецов.
– Простите меня, Аркадий, не хотел вас обидеть. Просто для меня это очень болезненная тема. И я становлюсь чрезмерно эмоциональным, когда дохожу до нее.
Монах остановился и церемонно поклонился.
– Ничего. Признаться, в последнее время я стал очень ранимым и обращаю внимание на всякие пустяки. Только не говорите никому, а то растеряю клиентуру.
– Могила, – сказал монах, прижимая руку к груди. – Буду считать ваше признание тайной исповеди. Кстати, посмотрите, какой интересный дворик!
В этот момент дорожка через узкий проход вывела их на маленький живописный пятачок, нехарактерный для Москвы, – неправильный четырехугольник, составленный с трех сторон из глухих стен престарелых домишек. Четвертым куском периметра стал резкий подъем уровня тротуара высотой минимум в два человеческих роста. Выглядел он как срытая вершина холма, трансформированная в кирпичную стену. Однако не непреодолимую – сверху ее венчала добротная кованая ограда с калиткой посередине. Для того чтобы пройти через нее, нужно было подняться по ажурной чугунной лестнице. Собственно, последняя и привлекла наибольшее внимание собеседников, так как ни один из них, а оба они были коренными москвичами, не смог припомнить где-нибудь еще в городе такое же оригинальное архитектурное решение. В остальном дворик походил на тысячи других своих собратьев. В нем было несколько скамеек и спортивных снарядов для детей.
– Очень оригинально, – сказал отец Серафим. – С одной стороны, очень московский дворик, а с другой – ни на что не похожий. Вот это лестница!
– Согласен. Тут все необычно. Начиная с того, что он похож на часть террасы.
– Ну это как раз встречается, хотя и нечасто, но вот лестница! Чуть позже мы по ней обязательно поднимемся, а сейчас предлагаю присесть и передохнуть.
– Сыро, батюшка.
– Ладно вам. У вас длинная куртка из какого-то синтетического материала, которой ничего не будет, так же как и моему пальто.
– Пальто намокнет.
– Мне все равно. Садитесь уже. Я хочу впитать в себя это место.
– Впитать?
– Запомнить. На мой взгляд, для того чтобы место отложилось в подсознании, по нему надо пройтись или посидеть, хотя бы недолго.
– Разумно! Ладно, сажусь. Надеюсь, после этого мы сможем продолжить наш увлекательный разговор про ваши претензии к Ренессансу, который, по вашему мнению, стал предтечей сексуальной революции.
– Судя по сарказму, вы не видите в этом ничего плохого. А меня считаете брюзжащим ханжой.
– Не совсем. Но что-то в этом духе.
– А между тем, несмотря на мой сан, я человек очень прогрессивных взглядов, можно сказать, даже либерал.
– Неужели?
– Точно вам говорю. Мне нравится, как стали развиваться наука и искусство. Я не могу не оценить масштаба, до которого дошел технический прогресс. Но это не означает, что я полностью одобряю изменения, начатые в эпоху Возрождения. И у меня есть к ним очень существенная претензия: никак не могу принять главного негативного процесса, начатого тогда, а именно подмены значения понятий новыми смыслами.
Например, распущенность нарекли «чувственностью», а секс – «любовью» и провозгласили культ эмоций и эгоизма, с удобством расположившихся на подушке атеизма. Собственно, сейчас мы находимся в фазе, когда ломаются последние табу, а тех, кто за них держится, называют мракобесами.
Нам предлагают новый законченный порядок, в котором Бога нет; сексуальная распущенность и эгоизм в разных формах – хорошо; а те, кто не согласен, – нетолерантны, противники «свободы и демократии» и подлежат уничтожению. Если не физическому, то психологическому или экономическому.
– Вы утрируете.
– Нисколько.
– Допустим. Хотя и верится с трудом. И все же мне непонятно, чем плох вектор
