Вадим Еловенко - Пастухи на костылях

Вместе с первыми рядами приданной роты в огненных всполохах, грохоте и разлетающихся шрапнелью осколках, каменной крошки и мусора исчезли и двое специалистов. Путник потерял уже троих. Рассчитывая, что в бой вступят оставшиеся четверо, он не рискнул своим телом покинуть убежище. Себя он обязан был сохранить. Это был приказ. Однако он не знал, что прорыв в зону начался не с одного места, а с двух противоположных направлений. И пока они удерживали врывающихся на одном краю на другом, грейдером с разгона повалив два ограждения рвались новые боевики. Из четверых специалистов удержавших натиск с другого края после дружного залпа гранатометов выжило только два и они предпочли, отстреливаясь отступить в ближайшее здание. Оба они были не единожды ранены, но, не ощущая боли, спокойно и методично разбирались, отступая, с теми, кто слишком вырывался вперед.

Растерянные бойцы приданной роты вкупе с запаниковавшими служащими зоны оказались плохими вояками. Их нещадно косили использующие каждое укрытие медленно продвигающиеся боевики.

Через девятнадцать минут после начала атаки зона была в руках боевиков и тех, кого они начали выпускать. Вооружаясь подобранным оружием, уголовники немедленно включались в бой и без всякой пощады убивали любого встречного в форме, даже если он был не вооружен. Шансов выжить внутри периметра зоны оставалось все меньше и меньше. И путник решился на прорыв.

Сквозь ревущую боль мышц, путник, набирая и набирая скорость, еще успевал оценивать обстановку и делать выводы. Он даже стрелять успевал, удаляя с пути неосторожных людей. Оскальзываясь на каменной крошке, почти отброшенный на землю одним из удачливых стрелков, путник все-таки добрался к пролому. С несколькими ранениями в живот и спину, уже почти ничего не видя, он смог вырваться за ограду. Не останавливаясь, он тянул и тянул себя все дальше от кромешного ада.

Нет, боли он не чувствовал — овладевшая им подборка программ вытаскивало это, вполне еще годное для восстановления, тело из пекла. Зато он последними остатками разума понимал что все провалено. Все проиграно. И ничего не исправить.

Первый этап был действительно провален. Начинался второй, запасной этап операции. В домах окружавших зону в разбитых окнах замелькали люди. Снайперы в купе с автоматчиками занимали заранее оговоренные позиции. Видя, что боевики владеют гранатометами, командование операции не рискнуло ввести к стенам сломленного исправительного учреждения БТРы, они так и остались скрытыми на другом конце поселка в неприметном ангаре под зорким наблюдением взвода охранения.

Но осадить зону не удалось. Двигаясь исключительно через большой разлом, вооружившиеся уголовники не считая потерь просто смели безжалостно уничтожая все заградительные отряды на своем пути и вырвались на простор.

Холодно командование отдало приказ задействовать вертолеты. С недалекого Серпуховского военного аэродрома поднялись в воздух три боевых машины и взяли курс на разрушенную зону. Пилоты до последнего думали, что им не придется этого делать. Но вот пришлось…

Словно предвидя подобное, боевики и уголовники только все большим и большим веером растекались по равнине и лесу. А милиция слишком уж вяло и опасливо преследовала уходящих боевиков. Нарываясь на отставших и увязая в мелких стычках, не имея возможности нагнать большие группы, в итоге органы и вовсе отстали.

Через час после штурма зоны, командование дало окончательный приказ уничтожать вооруженных уголовников на месте обнаружения. Впрочем, не вооруженных, идущие по следам отряды, уничтожали с не меньшей охотой. К девяти утра штаб операции подвел итоги. Доложить главе МВД о них поручили какому-то незначительному полковнику. Полковник, разумеется, в тот же день потерял место работы. Гонцам на Руси за плохие вести всегда головы рубили. Этому вообще-то еще повезло.

Раненный путник на «одолженной» машине добрался до точки эвакуации только к десяти утра. Покинув машину с телом ее мертвого хозяина, ведомый программами путник смог за час, ковыляя, добраться до неприметной поляны в лесу и упасть в ее траву, широко раскинув руки. Программы программами, а потеря крови это серьезно. Как бы программы не сдерживали поток, сознание, даже такое подмененное, покинуло его и что было дальше, он уже не видел.

Сергей ворвался в кабинет Ильи без стука и других положенных вежливостей. Не обращая внимания на присутствующего заместителя, он захлебываясь выпалил:

— Вовка…

Илья кивнул и предложил Сергею пройти и сесть за стол. Сам он так и остался стоять со своим заместителем, склонившись над картой района. Стараясь сдерживать гнев и тяжелое дыхание, Сергей присев процедил:

— Это беспредел. Мне уже сказали, что погибло не меньше трехсот человек в этой бойне. Это только милиции. А сколько зеков? Кто-нибудь считал? Их вообще считали? А сколько еще погибнет?

Илья тяжело посмотрел на Сергея и попросил того посидеть молча. Сергей послушно замолчал, все эмоции у него были и так написаны на лице. Озлобленное изумление граничащее с откровенной ненавистью слишком хорошо читались…

Трупы погибших перевезли в морг их города и ему довелось видеть грузовики перевозящие тела. И сами тела Сергей тоже увидел, когда по своей дурости поехал за этими грузовиками. Как он смог сдержать тошноту разглядывая почерневшие изуродованные тела он понимал плохо.

Места в морге не хватало. Патологоанатомы даже не собирались делать положенные процедуры всем. Наскоро заполняя бланки обследования, они велели забирать трупы, но забирать было некуда. Только личным вмешательством Ильи удалось отправить несколько грузовиков с телами в Калугу. Остальных разместили в городе, переоборудовав под мобильные морги несколько рефрижераторов. Сергею лично по просьбе Ильи приходилось заниматься поиском этого транспорта. Найдя, он сообщал сотрудникам милиции и уже те «договаривались» с владельцами. Насмотревшись снова почти до рвоты на искалеченные тела, Сергей впервые осознал что, не смотря на благодарность, которую он испытывал к Владимиру, в нем все отчетливей просыпалась ненависть к этому безбашенному отморозку. Столько людей загубить… Что же будет если дать такому власть в стране? Что будет если такой как он… Слов у Сергея не хватало даже для разговора с самим собой. Он с ужасом представлял себе, что творилось там, откуда доставили этих несчастных.

Повинуясь какому-то патологическому интересу, он поднялся на второй этаж больницы и там поглядел на доставленных раненых. Сергей смотрел на них осторожно словно боясь, что его заметят. Наблюдал за страдающими, около которых ходили врачи и медсестры. Смотрел как на каталках в операционную и обратно возят людей. Видел уже первых безногих усыпленных наркозом. Видел безрукого, у которого вместо конечности выше локтя была забинтованная культя. Он тоже спал. Медики делали все возможное, что бы облегчить страдание искалеченных людей, и наркотиками помогали тем, кто еще ожидал своей очереди в операционную.

Насмотревшись и понимая, что больше не выдержит, Сергей вернулся к себе на комбинат. Прошел в свой кабинет и заперевшись там озлобленно стал мерить шагами пол. Бесчеловечность этой новой вспышки насилия его вдруг напугала больше чем памятный мятеж. Там была понятна и цель и жертвы… а тут… убить столько людей только чтобы освободить уголовников? Уничтожить столько ни в чем не повинных, чтобы внести анархию в жизнь области. Ведь что будут делать вооруженные бывшие обитатели «тройки» Сергей догадывался. Убивать они будут. Убивать и ментов и всех кто встанет на их пути. И если буянящий Владимир был исключением, за которым охотились все. То теперь такие налетчики станут правилом. Зачем? Зачем? Зачем?!

Сергей вспомнил весь бред, что ему наговорил когда-то Владимир. И про то, что надо раскачать эту страну, чтобы любой счел для себя возможным защищать себя и свою семью с оружием в руках. Чтобы исчезло окончательное доверие к власти. Как он мечтал об армии борцов с властью. Борцов беспощадных и неостановимых. Как и он сам. И вот он ее получил. Беспощадные, гонимые по пятам милицией, ВООРУЖЕННЫЕ. Что они натворят ведомые Владимиром?

Не в силах сдерживать эмоции, Сергей спустился в машину и, нарушая все мыслимые правила движения, понесся в мэрию. А там хоть обо всем и знали, но сдерживали и эмоции и мнения. Бестолково Сергей просидел пока Илья и его зам обсуждали, куда двинулись освобожденные Владимиром уголовники и когда их ждать в городе. В этот день или на следующий. Будут налетчики отсиживаться днем? Станут ли двигаться ночью? Где попытаются еще вооружиться?

Из всего толкового, что было сказано, это приняли решение поднимать в ружье так никуда и не съехавший, но порядком расслабленный полк милиции и кроме блокпостов организовывать удаленные патрули от города. Пустить это стадо в город означает получить себе то, что тут раньше и происходило — маленькую гражданскую войну, где уже Илье придется выкуривать боевиков и нести за все ответственность. И уж его-то Власть не пощадит нисколько. С удовольствием еще и освобождение заключенных вменят именно ему в вину. Илья был зол, но уже научился хорошо это скрывать. Отпустив заместителя выполнять решение, он спокойно расспросил Сергея, где тот был и что видел. Сергей красочно рассказал об увиденном в морге и больнице. Илья кивал и когда Сергей возмущенно начал требовать, чтобы Илья делал что-нибудь, а не сидел на месте, мэр сказал устало: