Мэри Расселл - Дети Бога
Сандос пожал плечами — покорно или равнодушно.
— Франц, как только будешь готов, возьмешь Сандоса с собой на мостик… Сандос, вы поможете с тестированием фотоники — проверьте состояние корабля, систему за системой. Это можно сделать посредством речевого управления, а как только аварийная ситуация закончится, мы сможем обойтись без скафандров… Кандотти, — позвал он, — оставьте швабру Нико, проверьте водопровод на других этажах. Повреждения могут быть где угодно, а нам вовсе ни к чему короткое замыкание… Шон! Проснитесь! Помогите Сандосу забраться в скафандр.
Когда остальные ушли, Карло обратился к Джозебе и Дэнни:
— Когда убедимся в прочности корабля, первоочередной задачей станет восстановление биологических систем атмосферы и утилизации.
Только теперь Джозеба и Дэнни обратили внимание на трубу Уолвертона, расположенную в центре общего зала, с ужасом уставясь на побитые растения, вырванные из почвы.
— Это не смертельно, господа, — с нажимом произнес Карло. — Качество воздуха мы сможем поддерживать газоочистителями, к тому же у нас есть резервные генераторы кислорода, но я не хочу лишаться дублирования ни в какой системе, поэтому нужно спасти как можно больше растений… Это ваша задача, — сказал он Джозебе. — Даже если они погибли все, у нас на борту есть семена, и за пару месяцев мы восстановим трубу. Когда Шон очухается, пошлите его к рыбным цистернам. Они запечатаны, но пусть проверит, нет ли утечек и трещин. Я думаю, тилапия выдержит перелет, но сами цистерны и фильтры необходимо проверять и при малейшем опасении тщательно чистить. С минуту Джозеба не двигался, затем направился в свою каюту, дабы надеть скафандр и удостовериться, что Шон и Сандос делают то же самое.
— Приветствую тебя, Цезарь! — изрек Дэнни Железный Конь, когда они с Карло остались вдвоем. — Очень хладнокровно, приятель.
Воздев одну руку, а вторую грациозно положив себе на грудь, Карло принял позу, подразумевавшую незримую тогу.
— Я не равнодушный, неразборчивый в средствах эгоист, — объявил он, надменно вскинув брови. — Я философ-король и воплощение стоической отстраненности!
— Бабушке своей расскажите, — любезно произнес Дэнни. — Все вы, Джулиани, бессердечные ублюдки.
— То же самое говорил мне отец, — невозмутимо сказал Карло. — А моя мать все отрицала и требовала тест на ДНК. Надевайте скафандр. Пойдете со мной. Проверим корпус, посмотрим, насколько сильно повреждены катера. Думаю, все будут спать спокойней, если мы заделаем эти булавочные отверстия чем-нибудь понадежнее комков грязи.
— Клейкая лента? — предложил Дэнни, пока они шли к винтовой лестнице, ведущей вниз, к их кабинам.
Карло рассмеялся, но прежде чем он шагнул в люк, Железный Конь, выставив внушительную ручищу, преградил ему путь.
— Скажите, насколько близки мы были к гибели? — с любопытством спросил Дэнни, спокойно взирая на Карло черными глазами.
— Чтобы знать достоверно, я должен осмотреть корпус, — ответил тот.
Но Дэнни не освободил проход, поэтому Карло шагнул назад и застыл, сцепив руки за спиной и откинув античную голову. Сверстники Карло находили его на удивление утонченным: Карло Джулиани редко использовал вульгарные выражения, если этого не требовала ситуация.
— Настолько, мать твою, близки, — произнес он очень тихо и очень отчетливо, — что, возможно, единственная причина, по которой мы живы, — та самая, на которую ссылались папа и дон Винченцо: Бог хочет, чтобы Сандос вернулся на Ракхат.
Они долго смотрели друг на друга. Затем Дэнни, убрав руку, кивнул и направился вниз по ступеням.
Через пятнадцать минут облаченные в скафандры Дэнни и Карло вновь встретились в коридоре и двинулись от каюты к каюте, оценивая повреждения. Приказ Карло — каждый незакрепленный предмет убирать в безопасное место — даже в личных покоях исполнялся без серьезных нарушений, что, несомненно, уменьшило нанесенный ущерб. Сваленные в беспорядке вещи они просто отпихивали в сторону, чтобы обследовать стены, полы и потолки каждой комнаты.
Все поверхности были покрыты трескающимся при напряжении полимером, на котором были заметны последствия скручивания. Наиболее сильными они были на внешних стенах, но исследования и опыт показали, что единственным сценарием, при котором можно надеяться на выживание, были продольные столкновения, поэтому Карло выбирал и конфигурировал астероид, держа это в уме. Тем не менее трещины во внешней оболочке возможны — чтобы обнаружить их, потребуется зондирование сонаром. Но жизнеобеспечивающему центральному цилиндру «Бруно», похоже, не грозила немедленная опасность развалиться на части.
Проходя через общий зал к катерному отсеку, Карло отметил, что Нико уже навел порядок в камбузе. Продукты и посуда были аккуратно упакованы и заперты в ящики. Снаружи не осталось ничего, кроме сковородки Сандоса. Карло остановился у мостика, где Франц и Сандос занимались диагностикой.
— Где твой скафандр, Франц? — спросил Карло. Через микрофон голос звучал тонко и невыразительно, но и так было ясно, что он раздражен.
— Я расту. Он на меня не налез, — коротко ответил Франц. Затем он ухмыльнулся, глядя на бесстрастное лицо Дэнни Железного Коня, укрытое за щитком шлема. — Молитесь, вождь, чтобы сюда не прорвался вакуум. Если я взорвусь, долго будете соскабливать жир с аппаратуры.
— Или упокоимся в объятиях Господа, — сухо произнес Дэнни.
— Что нашли? — спросил Карло.
— Мы ослепли на один глаз, — уведомил Франц; вновь став серьезным. — Когда пойдете на нос, поищите возле сенсорной панели правого борта.
«Повезло», — подумал Карло. В самом деле, очень повезло. Но вслух сказал:
— Ладно. Железный Конь, сходите к Шону и Джозебе — проверьте, как справляются биологи. Затем наведайтесь к катерам. А я пойду на нос, чтобы осмотреть корпус. Франц, приглядывай за мной.
«Главная причина всех человеческих несчастий — писал стоик Эпиктет, — а также подлости и трусости — не смерть, но страх смерти». — Карло Джулиани прочитал эти слова в тринадцать лет, через неделю после очередных похорон, на которых ему часто приходилось присутствовать в нежном возрасте. Его кузену подложили бомбу в автомобиль; класть в гроб было почти нечего, но когда кортеж проезжал через Неаполь, за почти пустым ящиком следовали две сотни машин. Карло не был свидетелем этой гибели, но в семь лет ему довелось видеть кровь и комочки мозга, и на сей раз его дяди, — так что он с раннего возраста задумался о смерти.
Другой мальчик подался бы в священники; в их семье имелось немало подобных прецедентов — в четырнадцатом веке был даже стигматик по фамилии Джулиани. Но в христианской агиографии насчитывалось слишком много мучеников, чтобы Карло устроила такая карьера. С романтическим ощущением собственной значимости» свойственной подросткам, он сфокусировался не на Иисусе Христе, а на Марке Аврелии. Потребовался величайший из цезарей, герой с грандиозным самообладанием и бесстрашием, чтобы поддержать хрупкую отвагу мальчика, который вскоре мог стать дозволенной дичью, если какому-либо соперничающему семейству понадобится легкая жертва для осуществления мести.
Аврелий оказался трудным образцом для подражания. Карло развивал в себе здравый смысл и мужество стоика, но был затянут в странное неаполитанское болото дохристианских суеверий и католицизма в стиле рококо. Он рос одновременно балуемым и поносимым, окруженный возмутительными излишествами и злобными нападками. В некоторых отношениях Карло остался испорченным сыном своей матери, приходившим в ярость при малейшем противодействии; как и его отец, он не считался с чужими интересами, если только те не были завязаны на его собственные. Однако Карло знал, что эти черты являются изъянами, и боролся с ними. «Благороднейшая разновидность возмездия, — писал Марк Аврелий, — не стать похожим на своего врага».
«Я учился на ошибках своих предшественников», — сказал Карло Сандосу. Это было не пустой похвальбой, но пробным камнем его жизни, и «Джордано Бруно» стал доказательством, что его усилия не пропали даром. Корабль скомпоновали внутри огромной, твердой, необычно симметричной скалы — девственный минерал, чья структура не была ослаблена предшествующими горными работами. Его внутренний цилиндр был тщательно проверен, прозондирован и пробуравлен горными роботами. Устроенные по последнему слову техники жилые отсеки поместили в центр, дабы обеспечить надежную защиту от космической радиации. Внешнюю поверхность астероида обработали эластичной самовосстанавливающейся пеной. Все приборы, жизнеобеспечивающие и навигационные системы имели тройной запас надежности и управлялись досконально проверенным компьютером, на любое незапланированное прерывание функций реагировавшим автоматической последовательностью запускающих операций и стабилизирующими процедурами — даже в том случае, если экипаж окажется выведенным из строя.
