Морис Дантек - Вавилонские младенцы
Это было самое мягкое выражение, которым Тороп мог описать сложившуюся ситуацию.
— Привет, Тороп, — сказал Ари. — Проклятие, в Торе нет ничего похожего на описание такого рая или ада. Только не говори мне, что Римская церковь оказалась права, изобретя чистилище.
— Я… Ари… — запинаясь, пробормотал Тороп.
— Что я здесь делаю? Не имею ни малейшего понятия. Я, так сказать, только что прибыл сюда. Очнулся в вестибюле этого здания, возле лифта, вышел на улицу — и увидел тебя. Черт побери, что с тобой случилось? Как это произошло?
Торопу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем спрашивает Ари.
— Я не мертв, Ари.
Призрак Ари Москиевича расхохотался — смехом живого человека, которого Тороп хорошо знал.
— Естественно. Уверен, примерно так же думают все, кто находится в этих краях. Возьми на заметку: здешние места не слишком-то отличаются от мира так называемых живых. Кстати, ты, случайно, не знаешь, где ближайший бар? Старик, у нас найдется множество историй, которые можно рассказать друг другу.
В голове у Торопа не осталось ни одной связной мысли. Его мозг, переполненный противоречивой информацией, отчаянно буксовал в тщетных попытках принять решение. Он так и стоял на перекрестке двух улиц несуществующего города, ожидая, пока что-нибудь произойдет. Тем временем Ари с искренней приязнью взял его за руку.
Тороп знал, что имеет дело с галлюцинацией, но ни одна галлюцинация не могла настолько адекватно реагировать на его действия. Все выглядело так, будто они с Ари действительно стояли на углу улиц Онтарио и Сен-Лоран, случайно встретившись много лет спустя после того, как потеряли друг друга из вида. Встретившись на пограничной полосе между миром мертвых и миром живых. Они могли разговаривать и прикасаться друг к другу. Все было до того реально, включая этот пустынный город, спящий под ледяной коркой, до того красиво, что Тороп сдался.
Вместе с призраком Ари он углубился в самую гущу ночной тьмы. Они прошли до площади Плас д'Арм, до рынка Бон-Секур, набережных речного порта, а затем еще дальше, на запад. Ари рассказал Торопу, как ураган подхватил его маленький вертолет «Сикорски» на юге штата Квинсленд и ударил о башню элеватора-зернохранилища. Когда Ари спросил, что произошло с Торопом, тот угрюмо буркнул:
— Ари, я еще не мертв. По крайней мере, насколько мне известно.
Ари в этом сомневался. Он сказал, что такое заблуждение, возможно, объясняется тем, что последние мгновения жизни стерлись из памяти Торопа. Скорее всего, смерть его была насильственной, причиненной огнестрельным оружием. Помнит ли Тороп, что случилось непосредственно перед этим?
Тороп хотел отмолчаться. Однако, уступая назойливому любопытству старого еврейского спецагента, он в конце концов сказал:
— Я вышел из дома, Ари, и дошел до того здания. Все. Увы!
Ари ничего не ответил. Только покачал головой и что-то пробормотал. Но Торопу пришлось признать: у него нет аргументов, которые позволяли бы ему утверждать, что он еще жив. Этот полубредовый-полуреальный город вполне мог быть результатом последней судорожной вспышки активности его мозга, разрушенного пулей, выпущенной из снайперской винтовки. Позже, обменявшись с Ари парой-тройкой соображений о жизни и смерти, Тороп подумал, что для него это был бы единственный логичный конец. Когда он сказал об этом своему призрачному другу, тот заметил:
— В смерти нет никакой логики.
Позже, когда Тороп пришел в себя, как после очень мощного наркотика, вокруг еще царила ночь. Было около четырех часов утра. Он находился возле канала Лашин, достаточно далеко от дома. Тороп поймал такси и, обессиленный, упал на затертое до дыр сиденье древнего «шевроле», невольно вздохнув с облегчением.
— Высадите меня на перекрестке Сен-Дени и Дулут, — сказал он водителю.
Когда такси остановилось, Тороп сунул парню двадцать долларов и выскочил из машины, не дожидаясь сдачи.
Он пошел по пустынной улице Дулут. Мимо оранжевых фонарей пешеходной зоны. Пробежал около пятидесяти метров до улицы Ривар, чувствуя, как на дне желудка как будто начинает шевелиться маленький угорь. Ощущение неминуемой опасности достигло своего пика.
Беседа с призраком Ари, продолжавшаяся примерно три часа реального времени, показывала, насколько большую угрозу представлял собой вирус Мари Зорн. А ведь, бесспорно, это было только начало.
Тороп даже не решался подумать о том, какой эффект заболевание могло оказать на мозги Ребекки и Доуи.
Он свернул на улицу Ривар и двинулся к трехэтажному дому, думая о том, что нужно срочно связаться с Романенко, что действительно следует полностью прекратить осуществление операции, что…
Позже Тороп горько пожалеет о том, что очертя голову мчался в самый эпицентр катаклизма.
* * *Сон не был сном. И в то же время оставался им — думала Мари с мучительным и странным ощущением того, что нечто подобное она уже где-то слышала. Она заснула в своей комнате, оставив в распоряжении Ребекки диван перед телевизором. И вот Мари оказалась в точной копии этой квартиры, только расположение жильцов поменялось с точностью до наоборот: она была на диване перед «телеком», а Ребекка спала в комнате.
В этом сне, имевшем отчетливый привкус реальности, у телевизора сами собой стали переключаться каналы, после чего на экране застыло изображение электронных помех.
Она услышала голос: «Во имя Всемогущего, да исправьте же этот бедлам. Ах! Во что бы то ни стало…»
На экране появился ангел. Он находился в студии новостной программы канала СВС и был одет в безупречно белый костюм ведущего, дополненный красным галстуком с узором в виде серебристых переплетенных змеек. Ангел проворно переместился в центр кадра, на ходу поправляя узел галстука.
— А теперь — к новостям о нашей дорогой Мари Зорн, затерянной в жестоком, безжалостном мире и не знающей, что именно она и есть главный смысл его существования. Почти утратив память и оказавшись в Новосибирске — за тысячи километров от места, где находилась сначала, — наша юная шизофреничка поступила на службу к местной мафии, чтобы в качестве суррогатной матери принять участие в одном странном проекте. И вот, идя навстречу своей судьбе, она, как и большинство актеров этой пьесы, не ведает, что затевается за кулисами, в тени. А между тем нет никакого сомнения, что в дело уже вмешались тайные силы. Стихия, не встречающаяся в природе, — хаос, человеческое безумие, сделавшее из Мари ту, кем она стала, — снова сделала свой выбор. На самом деле это принципиально важное решение только что приняли те самые люди, по воле которых Мари и стала суррогатной матерью, не так ли, мой дорогой Мефисто?
Невидимый режиссер переключил план. На экране появился двойник ангела в огненно-рыжем костюме с серебристо-черными вышитыми звездами с семью лучами, в черной рубашке и галстуке стального цвета. У него были ярко-красные крашеные волосы. На Мари уставились холодные зеленые глаза.
Черный Ангел.
— Да, в самом деле, — подхватил дьявольский двойник, — мы с полным основанием можем подтвердить, что разработчики проекта, собственники жизни, которую перевозит Мари, приняли решение полностью свернуть операцию. Это, конечно, подразумевает уничтожение живых объектов, транспортируемых Мари, самой Мари и всех, кто находится рядом с ней. То есть тех самых людей, которым поручено обеспечить ее безопасность и, соответственно, ее исчезновение. Старый, прекрасно зарекомендовавший себя прием. По имеющимся у меня данным, я могу с уверенностью сообщить вам, что Мари и то, что она перевозит, будут окончательно и бесповоротно уничтожены. Силами команды довольно жестоких профессионалов, которые получили приказ вырвать у нее из чрева то, что там находится, — живое или мертвое, и сделать так, чтобы и она, и упомянутое содержимое бесследно исчезли. После чего то же самое произойдет и с этими людьми.
— Спасибо, дорогой Мефисто. Как обычно, меня потрясли ваши познания в сфере зла. А теперь давайте обратимся к последним результатам бейсбольных матчей, сыгранных в Национальной лиге…
Экран зарябил, по нему пронесся смерч помех, затем телевизор сам переключился на канал CNN. На глазах у Мари бушевала война, которую сменил рекламный ролик, превозносивший достоинства нового газового баллончика для индивидуальной защиты.
Оцепенев от ужаса, Мари проснулась в своей комнате, теперь уже по-настоящему.
Ангел сидел у нее в ногах, на краешке кровати, спиной к Мари. Он читал газету. На первой странице была ее фотография и огромный заголовок: «МАРИ ЗОРН МЕРТВА».
Ангел сложил газету и повернулся к Мари.
Это был кто-то другой. Кто-то, кого она не знала, но уже тысячи раз видела. Мужчина с грубыми чертами лица, с черными глазами, с матовой кожей, местами покрытой более светлыми пятнами, с орлиным носом, как будто вырезанным двумя движениями тесака, со ртом, тонким как черта, прочерченная острием упомянутого ножа, и с длинными узловатыми руками, привыкшими убивать. «Игл Дэвис вырвался на свободу», — подумала Мари с тревогой.
