Морис Дантек - Вавилонские младенцы
Романенко снял трубку со странным предчувствием. С ощущением неотвратимой угрозы.
Это действительно был Тороп. И он действительно звонил из кабинки публичной компании в Монреале.
За ночь ситуация значительно ухудшилась.
* * *Сны такого человека, как он, конечно же могли быть наполнены только воем сирен, дикими выбросами адреналина и ярко-белыми леденящими кровь вспышками. Угроза в его сне сначала имела расплывчатые очертания, но постепенно она стала исходить от каждого объекта, от каждого закоулка. От города в целом. Это был североамериканский город, похожий на Монреаль и на множество других, сверкающих огнями, ярко освещенных мегаполисов, наполнявших мифологическую вселенную его юности: Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Токио, Метрополис, Готэм-Сити… Этот город, казалось, попал внутрь хрустального шара. Его покрывал лед — чистый, как алмаз. Он был унылым, пустым, мертвым. Город времен конца света.
Во сне Тороп работал на Полковника — нацистского призрака. Тот приказал ему догнать и убить маленькую девочку, ускользнувшую от облавы, во время которой вся ее семья была поймана и отправлена в лагеря смерти.
Тороп ехал по ледяному городу на бронированном «фольксвагене» вермахта, с эмблемой подразделения «Amerika Korps».[102] Из-за быстро мелькавших огней рябило в глазах. Это было похоже на пиротехнические спецэффекты, которыми сопровождаются современные войны. Бары и ночные кафе на улице Сент-Катрин или бульваре Сен-Лоран, рестораны на улице Сен-Дени, стеклянные небоскребы делового центра, похожие на кибернетические айсберги, — все это расплылось, ушло назад в результате короткого, но мощного сдвига, оставив ощущение грусти и опустошенности. Как будто люди были всего лишь автоматами, андроидами, населявшими город, забытый где-то в глубинах фальшивой вселенной. Казалось маловероятным, что у них может быть подлинная жизнь.
На углу побелевшей от снега улицы он увидел девочку — Мари Зорн. Она о чем-то говорила с каким-то странным человеком со змеиной головой. На глазах Торопа Мари сама превратилась в змею, а ледяной город стал джунглями, пышно разросшимися, но закованными в иней. Тороп очутился на улице, кишащей рептилиями всех видов и размеров: миллионы колышащихся и свистящих черных трубок в подтаявшем снегу. Он бежал так быстро, как только мог. Бронированный «фольксваген» остался позади, но призрак полковника упорно преследовал его по пятам, вопя: «Вы уволены, Тороп!» Змеи были повсюду, в их позах было эмоциональное послание, грозящее неминуемым и полным уничтожением. Он вбежал в темный туннель метро, и потоки змей у него под ногами трансформировались. Тороп с изумлением смотрел на волны жидкого пламени, напоминающие лаву, горящий бензин, адское пекло…
В эту самую секунду Тороп проснулся.
Он был весь в поту, сердце колотилось как драм-машина,[103] запрограммированная на создание музыки в максимальном ритме. В комнате было невыносимо жарко. Он встал, оделся и выбежал на улицу. Сработал рефлекс самосохранения, поскольку Тороп едва не задохнулся.
Сначала он просто гулял на свежем воздухе: спустился по улице Сен-Дени до площади Сен-Луи и пересек ее в направлении улицы Пренс-Артур, где суетилась разнородная фауна: туристы пополам с местными.
Этой ночью девушки напоминали живые манекены, выставленные в витринах или на террасах модных кафе. Они были дьявольски совершенны, как принципы градостроительства. Еще более совершенны, чем андроиды из снов Торопа.
Он бодро двинулся на юг, в сторону улицы Онтарио. Ему нужно было избавиться от стресса, побыть одному. Атмосфера в последние дни становилась все напряженнее: Мари сидела у себя комнате, а Ребекка и Доуи обменивались ядовитыми репликами. Мелкие детали быта, характерные для совместной жизни, в конце концов начали подрывать единство их команды. Как-то утром, принимая душ, Ребекка обнаружила в ванной волосы Доуи. Ирландец в ответ попрекнул ее гипервитаминизированным фруктовым соком, который она покупала только для себя. Впрочем, Доуи обычно отвечал на все нападки пожатием плеч и своеобразной ухмылкой, которая ясно показывала, что ему плевать на любые замечания.
Тем же утром во время завтрака Тороп выскочил из своей комнаты, когда на кухне вспыхнула яростная ссора. Он не слышал, с чего все началось. Доуи говорил по-английски ровным голосом, в котором звучал металл:
— …монархии. Эти виндзорские болтуны. Британцы продали нас с потрохами за вавилонское золото.
Ребекка приподняла одну бровь:
— Вавилонское?..
— Главная ватиканская шлюха объединилась с нью-йоркскими жидами, чтобы с согласия Тони Блэра поиметь нас по полной программе. Вот почему британцы решили сохранять полное спокойствие, что бы с нами ни произошло. Как в тысяча шестьсот девяностом году в битве на реке Бойн.
Тороп почувствовал, что Ребекку охватила едва заметная дрожь. То ли Доуи был антисемитом, но не знал, что Ребекка — еврейка, то ли он был антисемитом и намеренно игнорировал, что Ребекка — еврейка. Оба варианта вызывали один и тот же эффект.
Ребекка проинформировала Доуи о своей национальности.
— Забавно, последний раз, когда я слышала слово «жид»… Мне что-то никак не удается вспомнить, что этот парень сказал дальше. Я воткнула осколок бутылки ему в пасть.
Доуи холодно уставился прямо Ребекке в глаза и готовился дать достойный ответ.
Тороп поднял руку и вмешался:
— Вы двое, немедленно прекратите эти глупости!
Тороп должен был следить за сплоченностью группы, в состав которой входили боевик, настроенный против католиков и евреев, и еврейка, отслужившая в израильской армии. Гениально. Романенко явно не подумал об этой маленькой детали. Или же, подбирая людей для группы сопровождения Мари, Романенко действовал в условиях жесткого цейтнота. В любом случае, Торопу, непосредственному руководителю команды, досталось неприятное дело — управлять этой расчудесной компанией. «Огонь и вода, — думал Тороп, глядя на рыжего мужчину и высокую блондинку. — Или Эйхман и Симон Визенталь. Нет. Это нечто гораздо более сложное, более человечное и гораздо более опасное. Они словно два куска плутония, готовые соединиться, чтобы образовать критическую массу. Нужно срочно понизить температуру первичной цепи ядерного реактора».
Тороп еще не знал, что у него не будет на это времени, что в реакторе в ближайшие часы начнется неуправляемая цепная реакция и сам он едва уцелеет.
Пока Тороп шел в сторону улицы Сент-Катрин, чувство надвигающейся опасности не покидало его. Оно звенело в голове подобно призрачному эху, надоедливому отзвуку давно отключенного сигнала. Тороп как раз переходил перекресток улиц Онтарио и Сен-Лоран, когда увидел напротив большое бетонное здание, которое загораживало окружающий мир.
Он остановился прямо посреди проезжей части.
Потому что перед входом в здание стоял призрак Ари Москиевича.
Тороп узнал его фигуру, седые волосы, плохо сидящий костюм.
Из вестибюля за его спиной лился серно-желтый свет.
Ари так же ошеломленно разглядывал Торопа.
Охваченный нестерпимой тревогой, состоявшей из множества сложных оттенков, Тороп напряженно шагнул навстречу Ари. Ему казалось, что он двигается медленно, как астронавт на Луне.
Это действительно был Ари. Или кто-то, похожий на него как две капли воды.
Но этого просто не могло быть.
Именно чувство невозможности происходящего, смешанное с изумлением при виде живого Ари во плоти, стоящего у входа в здание, вызвало у Торопа всплеск тревоги, близкой к ужасу.
Ари действительно находился тут.
А вот весь окружающий мир, казалось, куда-то исчез или приобрел те особые свойства, которыми отличается фон сновидения, — на грани между небытием и существованием.
И чувство тревоги, ощущение неминуемо приближающейся опасности, приобрело четкую, поддающуюся словесному описанию форму.
Я схожу с ума.
Тороп стоял рядом с Ари Москиевичем, погибшим десять лет назад в каком-то дурацком крушении вертолета, в Австралии, куда он уехал после того, как отошел от дел. Тороп узнал о его смерти только месяц спустя — в ташкентском баре, от бывшего однополчанина по 108-й бригаде.
Монреаль вокруг них растворялся, уступая место сну, где было полным-полно льда. Он напоминал сновидение, которое так резко разбудило Торопа час назад…
Все это означало только одно: вирус, который таскала в себе Мари, или наркотики нового поколения, или животные-мутанты, созданные для того, чтобы генерировать подобные вещества, или что бы то ни было еще вошло в активную фазу. Теперь эта ядовитая штука представляла собой прямую угрозу. Она заражала группу Торопа. Этого никто не предусмотрел, и последствия трудно было представить.
