Мария Стрелова - Метро 2033: Изоляция
Сегодня ей предстояло вести урок пения, один из самых любимых в бункере. Дети собрались вокруг нее полукругом, и старшие, и молодежь.
Возле синтезатора стоял Илья, горбоносый, особенной южной внешности, но, как и все дети, альбинос. С красными глазами и сорока зубами. Родной, до боли знакомый в каждой черточке.
Рядом с ним – Соня Лозина, маленькая, шустрая, со смешными хвостиками, завязанными ленточками. Никита Иванов, курносый мальчишка, у которого на бледном лице виднелась россыпь сероватых веснушек. Лида Лозина, шестилетняя дочь Любы, хорошенькая девчушка, коротко стриженная под мальчика. Люда Шеина, ребенок восьми лет с огромными карими глазами и смешными кудряшками. Света Васильева, стройная взрослая девушка, которая очень нравилась Илье. После того, как жена Оганяна умерла, она возилась с его дочкой, годовалой Лилей.
Они все здесь, никто никуда не пропадал. Разве можно, глядя в светлое, улыбчивое лицо Светланы, подумать, что она могла разорвать горло малышке, которую качает на руках? Разве можно представить Лиду с разорванным животом, закопанную на грядках? Нет, это все был кошмар, просто дурной сон, от которого нужно избавиться как можно скорее.
«Я точно устала. У меня едет крыша!» – подумала Марина, разглядывая своих подопечных.
Алексеева села за синтезатор, и стройный хор голосов огласил своды бункера.
– «С чего-о-о начинается Ро-о-одина!» – старательно, чисто и звонко выводили ребята.
Женщина перебирала под пальцами клавиши, из динамиков, чуть хрипя, лилась мелодия по аккордам.
В какой-то момент Марине показалось, что она не слышит слов песни. Звуки сливались в многоголосый вой, и он шел по нарастающей. Сверху вниз. Сверху вниз. Тревожное, леденящее кровь глиссандо. Алексеева обернулась. Мелодия оборвалась под руками, так и не дойдя до конца.
Откуда-то из вентиляции подул ледяной ветер, сильно запахло тухлыми яйцами. Лампы в последний раз вспыхнули в агонии и погасли, только в углу мигал красный аварийный маячок.
Лица детей начали вытягиваться, усыхать, одежда рассыпалась прахом, и на обнаженных телах показалась омерзительная серая пелена. Света хищно облизнулась и прокусила горло лежащей у нее на руках малышке.
Лида Лозина упала на землю, истекая кровью.
С оскаленных клыков мутантов стекала слюна, острые когти были покрыты землей и слизью, страшные морды надвигались все ближе, высокие птичьи стоны гипнотизировали, завораживали. Глаза, светлые, с алой полоской зрачка посередине, светились в темноте.
Жуткие твари закружились в сумасшедшей пляске. Женщина кричала, но не слышала своего голоса за разномастным воем. Ужасные пасти надвигались все ближе. Свет померк.
* * *Марина пришла в себя от собственного крика. Взглянула на свои руки. Отвратительная слизь и острые когти.
«Неужели это был сон?!» – в ужасе подумала женщина. Острое чувство голода возвращало в реальность.
Алексеева застонала от безысходности. Тревожащее, возвращавшее в прошлое видение больно ранило душу, настолько оно было ярким и близким.
– Нет, я не хочу, не хочу… – застонала женщина, пытаясь удержать обрывки сна. И вдруг поняла, что не в состоянии воспроизводить человеческую речь. Звуки получались смазанными и бессвязными, внезапно истончившийся язык и увеличившиеся зубы не позволяли произносить осмысленные слова. Но разум – хоть и с великим трудом – Марине пока удавалось удерживать.
Алексеева огляделась вокруг. Она пришла в себя на улице, в тени разрушенной эстакады Третьего транспортного кольца. Видимо, вчера – или прошло больше дней? – инстинкты привели ее сюда, к набережной Москвы-реки, на охоту. Тут женщина и уснула, а уже во сне сытый монстр на время утратил контроль, и сознание вернулось.
Неподалеку поблескивали осколками на солнце синие стекла Москвы-Сити. Огромный офисный центр доживал свои последние месяцы под дождем и палящим солнцем. Искореженные перекрытия грозили обвалиться в любой момент.
Наверху, где разрушенная крыша оползла вниз, сидела летучая тварь. Короткие лапы переходили в крылья и завершались внушительными когтями. Мутант вертел узкой головой, высматривая добычу.
Марина встала на четыре лапы и медленно пошла к полуразрушенной эстакаде. По мирным временам она помнила, что по ТТК можно было добраться до Рижского вокзала, а оттуда – по прямой, через ВДНХ, до Мытищ.
Монстр на крыше высотки заметил шевеление и взмыл в небо, истошно вереща. Алексеева, к которой вместе с сознанием вернулось чувство страха, метнулась к полуразрушенной будке в поисках укрытия.
Тварь спикировала почти отвесно, острые когти нацелились на незащищенную спину. Спасения не было. Мутант мягко подхватил Марину в когти, не покалечив, и полетел наверх, где у него было гнездо.
Женщина заскулила от страха, зажмурилась, мечтая лишь о том, чтобы сознание ушло. Нет. Сытая бестия на несколько часов была пересилена ярким сном и паническим ужасом.
Летучий монстр бросил Марину в гнездо и зашел на второй круг. За несколько мгновений, пока он оглядывал свою территорию, женщина успела понять, что находится посреди нагромождения веток, разодранных на полосы рекламных плакатов, заросших буроватым мхом лиан. Дно этого скопления хлама устилал слой костей и черепов более мелких мутантов.
«Кажется, мне предстоит разделить их участь. И к лучшему. Честно говоря, мне не хочется думать о том, кого я сожрала. Судя по тому, что во рту привкус резины, когти в крови и на них обрывки зеленого полотна, это был разведчик. Почему-то он не смог отстреляться. Кажется, я окончательно свихнулась!» – отрешенно и совершенно безразлично думала Марина, глядя, как монстр садится рядом, складывая кожистые крылья.
Алексеева взглянула на него. Огромный. Раза в три больше человека. Острые стальные когти, вытянутая морда усеяна шипами, блестящими на солнце, видимо, ядовитыми. Из пасти сочится что-то зеленоватое, мутное. И похоже, запах сероводорода, исходящего от слизи на коже новых мутантов, его нисколько не отпугивает.
«Значит, стоит проверить еще одно средство!» – подумала женщина, претворяя в жизнь придуманный ею способ.
Она запела. Простую, незатейливую песенку, которую когда-то пела детям в еще живом бункере. Человеческие звуки воспроизводить не получалось, но голос звучал высоко, убаюкивал, гипнотизировал, пугал. Если раньше он был похож на стоны птицы, то теперь в него прибавились рычащие, угрожающие нотки.
Глядя в огромные прозрачные глаза монстра, Марина продолжала петь. Тварь попятилась. В неживых, бесчувственных зрачках монстра блеснул страх. Мутант протяжно взвизгнул, взлетел и судорожно заработал крыльями, оставляя далеко позади свое гнездо.
Довольно усмехнувшись, Алексеева перелезла через нагромождения веток и оказалась на крыше Москвы-Сити.
Перед ней расстилался город. Знакомый с детства бескрайний мегаполис, ныне заселенный страшными тварями. Внизу, на месте бывших парков и скверов, раскачивались настоящие чащи. Скупая природа Москвы восстановилась, ожила и процветала, занимая новую экологическую нишу. Разросшиеся деревья достигали десятых этажей домов. В переплетении листвы не было видно света и солнца.
Третье транспортное кольцо змейкой вилось между разрушенными кварталами. Верхние этажи многих домов развалились, нижние оплавились.
По правую руку текла река. Черные воды маслянисто блестели на солнце, поглощая свет. Казалось, среди города разлилась полоска мазута. Темная гладь порой выстреливала пузырьками, различимыми даже с высоты пятидесятого этажа. Твари в реке обитали воистину огромные. И те скользкие, обрюзгшие мутанты, с которыми столкнулись Хохол и Митя, были, пожалуй, самыми маленькими представителями подводного мира Москвы-реки. Страшно было представить, что поднимается из глубин, когда заходит солнце.
Вдалеке виднелся шпиль Останкинской башни. Покосившаяся, искореженная, но она выстояла, как корабельная сосна среди шторма. Где-то совсем далеко, едва различимый, виднелся полукруг отеля «Космос». Одно его крыло рухнуло, дорога к нему заросла непроходимым лесом.
Марина оглянулась назад.
А вот и родной квартал. Огромный университетский комплекс новой территории МГУ, симметричные корпуса, а посередине – блестящий темными стеклами куб Фундаментальной библиотеки. Дальше за ними на юго-запад – жилые кварталы в Раменках. Остовы высотных домов, вспаханный воронками бомб проспект Вернадского. Вдаль уходила прямая лента Мичуринского. Затерялось среди домов неприметное здание Гуманитарного института с осыпавшимися мраморными панелями и рухнувшей крышей, можно было даже разглядеть столбики вентиляционных шахт погибшего бункера… Среди буйства зелени во дворе спрятался НИИ экспериментальной фармацевтики, чьи сотрудники неосознанно продлили жизнь двум сотням спасшихся студентов и сотрудников – и погубили их всех. Чернели провалами окон девятиэтажки. Сколько судеб свершилось в этих домах? Сколько горя и радости помнят они? Созданные людьми для людей, они пережили и создателей, и хозяев, оставленные бегущим под землю человеком медленно умирать под натиском природы.
