Дорис Лессинг - Маара и Данн
Роз потихоньку прокралась к постели Маары и, осыпая ту нежными словами, попросила ее принять, приласкать.
— Я не нравлюсь тебе, Маара?
Роз нравилась Мааре, она с удовольствием раскрыла бы ей объятия, прижалась бы к ней, но не отважилась.
Роз стояла на коленях у кровати, а Маара держала ее руки в своих и рассказывала о муже, Мериксе, которого, наверное, уже не было в живых, о том, как она хранит ему верность и не хочет, чтобы кто-то еще к ней прикасался.
Эта романтическая история заставила Роз еще больше полюбить Маару, странную, чистую женщину, хранящую верность покойному мужу. Роз рассказала о мании Маары солдатам, и все, и женщины и мужчины, зауважали ее еще больше.
Собственно, то, что Маара рассказывала Роз, не было полной ложью. Она не разрешала себе вспоминать Хелопс, думать о возможной смерти Мерикса, но часто ощущала его в себе. Оставшись одна, лежа в постели, она отдавалась его образу; не думая о нем, чувствовала на себе его мягкую, добрую тень.
Стоя на вышке и вглядываясь в дали, Маара считала дни. Уже полгода она обживает эту вышку. Через полгода положено их подменить, но доставщики провианта о смене не заикаются. Когда спрашиваешь их, какие новости рассказывают о слухах, будто бы на севере неспокойно. Вроде бы там переворот случился или бунт. В общем, где-то что-то неспокойно. В слухах о дрязгах ничего нового. О генерале Шабисе слышно, что он поссорился с остальными — вернее, все четыре генерала повздорили. Откуда слухи? Да кто знает… все говорят… Шпионы, что ли, донесли. А тысыч Данн? Слышал кто-нибудь о таком? Раз ее спросили: «Может быть, генерал Данн?» — «Генерал!..» — «Ну, субгенерал, генерал при генерале, как бы помощник, генерал-стажер…»
В дождливый сезон жизнь на посту намного приятней. Крестьяне привозили продукты, заламывали бешеные цены, солдаты с ними торговались, цены сбивали. Роз внимательно следила за крестьянами, к которым нередко примазывались шпионы. От одного из таких подозрительных типов Маара узнала, что генерал Шабис прибыл в Шари для противодействия ожидаемому восстанию хеннов.
Дождливый сезон продолжался с перерывами. Цветы, высыпавшие после первого дождя, отцвели, исчезли, но трава по-прежнему покрывала почву зеленым ковром. С холмов спускались олени, прибегали кролики и заканчивали дни свои в солдатских котлах. Как и в любой местности, где дождь означал жизнь, здешний календарь опирался на дождливые сезоны. Прошлый сезон был хорош, очень хорош, дамбы по край, едва держались; позапрошлый не удался, а до этого выдалась парочка неплохих, весьма неплохих сезонов… А вот еще раньше… И каждый думал: а что принесет следующий год?
Маара стояла на вышке и, прищурившись, смотрела на север. Почти год прошел. Даже больше года. Наверняка там ее все забыли. Сухой сезон, черная земля посерела, но еще не высохла настолько, чтобы превратиться в пыль, вздымаемую в воздух даже самым легким ветерком.
14
Затем, совершенно неожиданно — ибо слухам никто не верил, — прибыл гонец с сообщением, что армия пройдет здесь на север и что их, передовых наблюдателей, захватят с собой. Надлежало подготовиться. Вытащили из запасников пулебросы. С опаской вычистили их — все знали, что эти штуки взрываются ни с того ни с сего в руках владельцев. Проверили запасы взрывчатого порошка для этого оружия. Главное же — приготовили мешки с одеждой и едой, наточили ножи.
И вот горизонт на юге ожил, и на них надвинулась армия хеннов. Большая армия, в десять тысяч, и шла она шесть часов, и отдыхала два, и снова шла, и через шесть часов опять останавливалась на отдых — и так день и ночь, десять дней кряду. Высокая полная луна освещала землю, но пыль, вздымаемая десятью тысячами пар ног, затмевала ее свет. Роз шагала рядом с Маарой и болтала о том, как хорошо будет в Шари, и о том, что еще ни разу ей не приходилось двигаться вместе с армией на штурм города. Маара приглядывалась к обстановке и размышляла, как ей получше удрать. Когда с очередной возвышенности вдруг открылся вид на башни и купола Шари, войско замерло, и почти тут же из тысяч глоток вырвался дружный торжествующий вопль. Все думали о богатой добыче. Маара удивлялась: где же армия агре? В ее голове выкристаллизовалась очевидная истина, и она удивлялась, неужели генерал Израк не замечает очевидного? Если город оставлен без защиты, если противнику позволяют без помех в него войти, значит, там ждет ловушка. Войска генерала Шабиса могли скрываться за холмами, окружавшими город со всех сторон. И сама она — лишь мелкий зверек, которому стоило бы подумать о спасении шкуры. Но куда денешься из колонны на марше? И Маара в составе армии хеннов вошла в Шари, улицы которого поражали величием. И здесь они не увидели никого, кроме спасавшихся бегством обитателей, прятавшихся в дома, в лавки, в сараи, иные даже на деревья карабкались. Голова колонны высунулась на центральную площадь. Армия остановилась. Возможно, генерал Израк только теперь сообразил, что попал в ловушку, и прикидывал, то ли ему отступить, то ли искать противника и драться. Задумывались и солдаты. Армия, не вступавшая в настоящую битву на протяжении уже нескольких лет, запаниковала. Маара увидела, что ее час настал. Строй рассыпался, солдаты кинулись в боковые улицы, в проулки, в сады и дома, разрываясь между страхом и жаждой наживы. Маара вбежала в лавку, стянула форменную куртку армии хеннов со знаками различия, натянула «вечную» коричневую рубаху, вытащенную со дна мешка, выпрыгнула на улицу и смешалась с толпой беженцев, устремившейся на север. Войска Шабиса, охватившие город клещами, беспрепятственно пропускали их, офицеры кричали вслед:
— Идите на Карас, скоро вернетесь!.. По дороге вас накормят! — Но мало кто их слышал, все стремились как можно скорее оказаться подальше от Шари. Уже вовсю циркулировали ужасающие истории об убийствах, грабежах, изнасилованиях.
Маара вовсе не стремилась в Карас. Она выскочила из толпы возле большого шиповного дерева, под которым стояла группа офицеров-агре. Помня, что она больше не солдат, а беззащитная беженка, молодая женщина, Маара заскочила за какую-то будку, вытащила из пояса золотую монету и, сжав ее в кулаке, подошла к офицерам.
— Мне нужен генерал Шабис.
Реакция оказалась такой, какой она и ждала: удивление и недоверие, сменившиеся дружным ржанием.
— Он знает меня.
— Да ну!
— Генерал Данн здесь? — рискнула она.
— И он тоже тебя знает?
— Да, представьте себе.
Уверенность этой молодой женщины, а также то, что она, как Данн и Шабис, была махонди, чуть было не подвигли воинов на следующий вопрос, но веселость преодолела. Все снова заржали, а один из офицеров схватил Маару за руку и потащил за собой в пустующую чайхану. Но прежде, чем он успел задрать ее рубаху и приступить к штанам, Маара сунула ему под нос золотую монету.
— Получишь, если доставишь меня к Шабису или Данну. И я не скажу им, что ты собирался меня изнасиловать.
Ее уверенность и спокойствие убеждали больше, чем вид монеты.
— Я на службе, — проворчал офицер.
— Оно и заметно, — усмехнулась Маара.
Он явно растерялся. Слишком много вариантов: изнасиловать эту женщину, отнять монету, прислушаться к тому, что она говорит…
— Подожди.
Офицер вернулся к товарищам, о чем-то с ними потолковал, и физиономии их посерьезнели. К Мааре он вернулся бегом и, не замедляя шага, махнул ей рукой.
— Побежали!
Бежали они по все более широким улицам и остановились перед большим зданием с наружной охраной.
— Шабис сейчас с другой стороны города. Здесь Данн. — Офицер протянул руку, и Маара вложила в его ладонь золотой. — Не забудь сказать генералу Данну, кто тебя привел. — И он понесся обратно.
Она поднялась по ступеням широкой лестницы и обратилась к часовым:
— Я сестра генерала Данна.
Часовые всмотрелись в ее лицо. Один из них вошел внутрь, другой хмуро переводил взгляд с лица Маары на ее запыленное одеяние, как будто примеряя эту жалкую беженку к большому начальнику.
Маару ввели внутрь, повели по коридорам, где сновало множество солдат и офицеров, открыли перед ней дверь в какую-то боковую комнату, где у окна стоял молодой офицер, сразу показавшийся ей знакомым.
— Где генерал Данн? — спросила Маара и поняла, что Данн перед нею.
Брат повернулся к ней и спросил, как будто обвиняя:
— Где ты была, Маара?
Она рухнула в кресло, засмеялась, тут же заплакала, закрылась ладонями, а Данн продолжал недовольно:
— Маара, мы уж боялись, что тебя нет в живых. — Его любящий голос, полный беспокойства за сестру, заверял: «Ты дома, Маара». — Что ж, теперь можно двигаться на север.
Она снова засмеялась.
— Ох, Данн, мне тебя так не хватало…
Она подняла на него смеющиеся глаза. Они перешли на махонди, которого, как поняла Маара, ей тоже не хватало. Она как будто возвращалась к себе, в себя.