Сомниум - Михаил Викторович Гречанников
И хотя во сне не было пространства, здесь было возможно движение. Артур и сам не понимал, что это значит, но он мог тянуться сквозь потоки информации, разбивающие его на тысячи осколков, собираться и тянуться дальше. Находить источники этой информации. И чувства, которые он переживал при этом, не были похожи ни на одно из человеческих. Информационная эйфория, в которой не было ничего от реального мира. Артур чуть не потерял над собой контроль. Чуть не растворился в круговерти информационного поля, забыв, кто он есть на самом деле.
Предотвратило этот процесс пробуждение. Артур долго не могу прийти в себя. Максим что-то говорил ему, что-то спрашивал, а Артур не отвечал. С большим трудом он фокусировался на пяти своих чувствах и пытался собрать их воедино в своём сознании. Когда он смог более или менее понимать, что происходит вокруг, то обнаружил себя в незнакомом месте. Его куда-то привезли на каталке, переложили на кровать, на грудь ему приклеили электроды, на указательный палец правой руки надели какое-то устройство. Монитор, стоявший на полке рядом с кроватью, отображал жизненные показатели Артура, на экране бесконечно бежала кривая кардиограммы. В комнате — а точнее, в палате — стояло четыре кровати, но три оставшиеся были пусты. Артур приподнялся и сел на постели, стряхнув с пальца странный прибор. Через секунду монитор забил тревогу громким писком, и в комнату вбежала женщина в медицинском костюме. Мельком глянув на монитор, она нахмурилась, подошла к Артуру и нацепила ему прибор обратно на палец.
— Не снимайте, — приказным тоном велела она.
— Что это?
— Пульсоксиметр. Он определяет насыщенность крови кислородом. Не снимайте.
Женщине на вид Артур дал около пятидесяти. Морщинистое лицо, коротко стриженные седые волосы, строгий взгляд поверх очков, спущенных на кончик носа. Держалась женщина прямо, засунув руки в карманы серого медицинского костюма, и производила впечатление учительницы на экзамене.
— Я в больнице? — спросил Артур.
— В медблоке. Вас сюда привезли из лаборатории.
— Что со мной случилось?
— Мне сказали, что у вас был обморок. Когда вас доставили сюда, я никакого обморока не увидела. Однако вы были в состоянии глубокого оглушения. Не реагировали на речь. При этом говорили какую-то абракадабру. Я сперва подумала, что у вас инсульт.
— Инсульт?! — испугался Артур. — У меня инсульт?
— Нет. Мы сделали вам томографию — мозги у вас хорошие, здоровые.
— О. Спасибо.
— Не за что. До завтра вы побудете здесь. Под моим наблюдением. Если всё будет хорошо — завтра вернём вас к себе. Только ничего с себя не снимайте.
— Хорошо. А... доктор?
— Да?
— А как бы мне сходить... ну, в туалет? Если нельзя снимать все эти проводки?
Женщина наклонилась, достала из-под кровати пластиковую утку и протянула её Артуру.
— Вот. Это если по-маленькому. По-большому — другая утка.
— А может, я всё же встану?
— Нет. Пока вы здесь, вам придётся соблюдать строгий постельный режим. По крайней мере, сегодня.
Артур вздохнул и протянул руку за уткой.
Пребывание в медблоке не доставляло удовольствия, но хотя бы разнообразило жизнь. Стены комнаты настолько надоели Артуру, что он с восторгом рассматривал интерьер, словно оказался в музее. Он старался запомнить каждую мелочь отсюда, как запомнил диалог с Катей. Доктор, к разочарованию Артура, оказалась не очень-то разговорчива, на все вопросы она отвечала или сухо, или сразу прекращала разговор фразой:
— Об этом мне говорить нельзя.
Вскоре Артуру принесли еду, на которую он набросился со зверским аппетитом. Кажется, такого голода он не чувствовал уже несколько недель. Отсутствие физической активности, равно как и умственной, не способствовало появлению хорошего аппетита. Тем удивительнее было то, с каким рвением Артур расправился с супом и рыбой.
— Вижу, тебе уже лучше, — сказал Максим, входя в палату.
Артур не услышал его приближения, так сильно он был увлечён едой.
— Господи боже, — воскликнул он, подскочив. — Как вы так незаметно вошли?
— Я не старался подойти незаметно, Артур, я просто шёл. Как обычно. Может, дело в моих тапках? У них такая мягкая подошва...
Максим подошёл и сел на кровать.
— Что там произошло? — с улыбкой спросил он, пристально глядя в глаза Артуру. — Только не говори мне, что ничего не помнишь, я всё равно не поверю.
— Не знаю я, что произошло. — Артур выдержал взгляд. — Не знаю. Во сне я почувствовал себя как-то странно, и...
— Подожди, подожди! — Максим поднял руку. — Что значит «почувствовал во сне»? Тебе снились сны?
— Да, наверное. Не знаю. — Лгать Артур не хотел, так как понимал, что его ложь легко будет распознать, да и пользы от неё никакой не видел. — Это было не похоже на обычный сон. Но да... Наверное, сон.
— Сон, не похожий на сон, — задумчиво проговорил Максим, по-прежнему улыбаясь. — Возможно, я зря позволил тебе общаться с людьми? Кажется, общение плохо сказывается на твоём состоянии?
— А может, на нём плохо сказываются ваши опыты? — спросил Артур.
Прозвучало это более резко, чем задумывалось. Максим не ответил. Пауза затягивалась, и никто не спешил её прерывать.
— Что ж, — сказал, наконец, Максим, вставая, — поправляйся. Когда доктор разрешит, мы продолжим нашу работу. Будем надеяться, что больше ничего плохого не случится. Пока, Артур!
Последние слова он сказал, уже отвернувшись и выходя из палаты. Этот разговор совсем не понравился Артуру. Он понимал, что позволил себе лишнего, и теперь о выпрошенных встречах с людьми можно забыть. И хорошо, если этим ограничится. В конце концов, он, по сути, был в плену у группы вооружённых людей.
«Они могут сделать со мной всё, что захотят, — думал Артур. — Надо быть вежливым. И послушным».
И всё же, хоть он и понимал это, ему до смерти надоело с утра до ночи сидеть под замком, месяцами не видеть людей и чувствовать себя подопытным кроликом. Надоело бояться своих охранников, изучать трещины в краске на стенах и думать, думать, думать. Думать о всей своей жизни, о том, что случилось в последний год. Раз за разом прогонять в голове одни и те
