Анатолий Ириновский - Жребий
— Ничуть. Я давно знаю, что он тебя любит сильнее, чем меня. И очень этому ра-да.
Вообще-то, если Кузьма кого-то долгое время не принимал, — для Захаровны это служило знаком того, что человек этот дурен. И, как правило, ее предположение впо-следствии оправдывалось.
Меж тем поездка в Рощинск превратилась для Тимофея Сергеевича в целую про-блему. Поезда шли перегруженные. В предварительной кассе раньше, чем за десять дней билетов не выдавали. Но десять дней ожидания казались ему немыслимым сроком. До Рощинска было часов шесть-семь езды. Не попробовать ли ему добраться туда старым способом? Не может быть, чтобы ему не удалось уболтать какого-нибудь проводника.
Нетудыхин навел справки и выяснил, что удобней всего ему ехать в Рощинск по-ездом, прибывающим туда ранним утром.
Накануне отъезда заскочил в школу глянуть, все ли там в сохранности. Деньги оказались на месте. Подиум не тронут. За классной доской висела распятая на гвоздях бобина. Слава Богу!
Он сел за свой учительский стол и в раскаленной духоте класса — помещение вы-ходило на солнечную сторону — прислушался к себе. Что-то внутри его защемило. Не к новой ли беде?
Было слышно как этажом ниже стучат ремонтники. Прямо перед ним, на задней стене класса с чуть заметной плутоватой ухмылкой посматривал на него с портрета Го-голь. Что, брат, попался Сатане на крючок? Скверное твое дело, надо сказать…
Неожиданно Нетудыхину расхотелось ехать в Рощинск. Действительно, что его туда так тянет? Дорогие места детства? Кока? Забытая могила матери?.. Но он тут же встряхнулся и отбросил эти грустные мысли: ехать. Только ехать. Нельзя здесь сидеть сиднем и ждать, когда тебя опять загребут в КГБ. Надо думать, надо искать выход. Ах-риманов на проигрыше с портретом не успокоится.
Нетудыхин поднялся и походил по классу. "Ну и жара, задохнуться можно! Неу-жели и сентябрь такой в этом году будет?.."
На этот раз куда и на сколько он исчезает, Нетудыхин уведомил и Наташку, и За-харовну. Наталья Сергеевна вызвалась его проводить.
— Нет-нет, — сказал он нетерпеливо, — только не это. Я ужасно не люблю рас-ставаться.
Он говорил правду: прощание всегда было для него делом мучительным.
Вечером, нахально вскочив в отходящий поезд, он с трудом столковался с крик-ливой проводницей.
— Иди в конец вагона, — недовольно сказала она после долгих уговоров. — Там свободно одно боковое место. Но учти, если что, я тебя не пускала.
— Конечно, не пускала. Еле уговорил…
— Иди-иди, пока не передумала.
— Я понял, — сказал Нетудыхин. — Дорогой разберемся…
Поезд ритмично набирал скорость.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГАЛЕРНЫЕ ГРЕБЦЫ
Глава 24
Здравствуйте, это я!
А в половине седьмого утра, на следующий день, Нетудыхин подходил к дому, где он надеялся найти своего школьного друга. Дом этот был подобветшавший, с почер-невшими от времени бревенчатыми стенами и просевшей крышей. Вдоль латаной-перелатаной изгороди тянулась не в меру разросшаяся сирень. Во дворе стоял сарай.
Он открыл калитку и вошел во двор. Рябая собачонка выбежала ему навстречу и трусливо залаяла.
— Кто же так гостей встречает? — сказал Нетудыхин. — Нехорошо ты себя ве-дешь, нехорошо. Меня зовут Тима. А тебя как?
Собачонка остановилась, подумала и ретировалась в глубину двора.
Нетудыхин подождал немного — на шум никто не появился. Тогда он подошел к окну и постучал.
Женщина с желтоватым измятым лицом приоткрыла изнутри ставню и спросила через форточку:
— Вам кого?
— Извините, — сказал он. — Я бы хотел видеть Олега. — Он старался быть пре-дельно корректным. — Я…
— Вы мне надоели со своим Олегом! — сказала она зло. — В такую рань! Душе-мотатели! Ни днем ни ночью нет покоя: Олег! Олег!.. — Она уже собиралась закрыть ставню.
— Э-э… Дело в том, что я приезжий, — сказал он. — Я приехал очень рано, ходил по городу… Вы, кажется, Мария Васильевна, если я не ошибаюсь.
— Да, — сказала она оторопело, — верно. А вы кто такой?
— Видите ли, — он все еще надеялся, что она его узнает, — как вам сказать? Я его друг.
— У него друзей — пол-Союза, — заявила она безаппеляционно.
— Нет-нет, я друг детства.
— Да? — сказала она, с любопытством всматриваясь в Нетудыхина. Лицо ее на мгновение озадачилось. — Ну тогда подождите, я сейчас выйду. — И скрылась за полу-отворенной ставней.
Нетудыхин пошел ко входу. Нелепая получалась встреча. Но важно, что Олег был дома.
Подбрехивала лениво и вяло собаченка. Вышла хозяйка, сказала:
— Дуська, прекрати!
Дуська виновато вильнула хвостом и умолкла.
— Что-то я вас не помню, — сказала Мария Васильевна. — Я знаю всех его друзей детства, а вас не помню. Идемте. Он спит в сарае. Хотя я не уверена, что он там точно есть. Посмотрим.
И потопала через двор к деревянному сараю. Нетудыхин последовал за ней.
— Олег! — крикнула она на весь двор, стуча в двери. — К тебе кто-то приехал. Слышишь, соня?
Голос у нее был хрипловатый, и в оливковой руке она держала между двумя от-ставленными пальцами папиросу.
В сарае зашевелились, спросили:
— Ну?
— К тебе человек, говорю, приехал.
— Счас, — ответили оттуда недовольно.
— Он сейчас выйдет, — сказала Мария Васильевна, — подождите. — И ушла са-ма в дом.
За дверью долго кашляли, отхаркивались. Наконец, она отворилась и в ее проеме предстал мужик — волосы на голове всклочены, лицо — с отеками почечника.
Некоторое время они смотрели друг на друга молча. Нетудыхин улыбнулся. И вдруг Олег сказал:
— Е-е-е-каный бабай! Глазам не поверю: Тимоха! Вот это да! — Они обняли друг друга. — Ты что, с неба свалился? Я думал, что тебя уже давно смыло с корабля жизни.
— Ну да! — сказал Нетудыхин. — Неужели я такой хилый?
— Да нет, как будто бы ничего. Но, знаешь, жизнь есть жизнь… Заходи, прошу. — Олег повернулся и пошел в сарай, приглашая жестом последовать за собой Нетудыхина. Тимофей Сергеевич увидел на спине друга громадную татуировку шестиконечного хре-стианского креста. — Извини за срач, я тут летом обитаю. Чтобы никому не надоедать в доме. Присаживайся.
В сарае размещались две раскладушки. Между ними — щит на ящиках, выпол-няющий роль стола. Среди объедков пищи и пустых бутылок, загромождавших щит, ле-жала какая-то книга. Позже Нетудыхин полюбопытствует, что же это за книга. Оказа-лось: однотомник стихотворений Пушкина.
Сели на раскладушки…
— Ну ты дал, дал! — говорил Олег, разглядывая Нетудыхина и все еще удивляясь столь неожиданному визиту. — Кого угодно мог ожидать, но только не тебя. Ну расска-зывай, колись: где, что, как?
— Рассказывать, Олег, — суток не хватит. Все было. Но все уже позади.
— Ну хоть пару слов — сегодняшнее.
— Сегодня? Работаю в школе. Удалось закончить пединститут. Читаю детворе русский язык и литературу.
— Да ты что?! Молоток! Как это тебе пофартило с институтом?
— А я на Воркуте еще начал. Открылась у нас в зоне школа…
— Ты сидел на Воркуте?!
— Да.
— В какой зоне?
— На "Капиталке".
— Ну, брат, мы с тобой — люди одной планиды. Я на пятой шахте оттянул пятер-ку. Мы вполне могли встретиться… Ну-ну.
— Пока сидел — закончил школу. Потом мне повезло: освободился по малолетке. Сейчас работаю в школе.
— Как в сказке. Женат?
— Нет.
— Почему? Уже пора.
— Хрен его знает. Не хочу себя связывать.
— Правильно. А я попал. Ниче, правда, баба, но… Все они на одну колодку после свадьбы… Сейчас поехала с сыном в деревню со стариками прощаться.
— В каком смысле? Умерли?
— Нет, они еще молодые. Мы уезжаем. В Ачинск. Там у меня бывший мой на-парник шоферует — Коля Раздайбеда. Мировой парень, дальнобойщик. Зовет меня к се-бе. Хорошие заработки. Поеду сначала с Танькой, а потом и Вадика заберу. Надоел мне этот задрипанный Рощинск. Так что, тебе, считай, повезло: чуть позже ты бы меня уже не застал здесь. Но ты молодчина — учитель! Это уже кое-что. Кто бы мог подумать: ты стал учителем! А я школу так и не закончил. Маманя моя тут с одним однолегочным пу-зырем сдыбалась. Работала она тогда кассиром в депо. Ну, тот тяпнул у нее всю депов-скую зарплату и смылся. Ходила она около года под следствием. В доме — шаром пока-ти, настоящая голодуха началась. Я бросил школу и пошел на курсы водителей. Закон-чил, получил "корочки". С трудом, с канителью, через райисполком устроился здесь в одну шарагу — райпотребсоюз. Тихая жизнь. Только надо было одно уметь — ладить с начальством. А у меня, знаешь, какой характер гадкий: терпеть не могу несправедли-вость и подхалимов всяких. Получаю в гараже меньше всех: третий класс, неуживчив, а вообще — выводиловка. Другие выполняют ту же работу, что и я, а получают больше. Надо сматываться. Мать к тому времени восстановили на работе. Однолегочного пузыря заловили в Крыму. Я уволился. Помыкался так месяца два и решил двинуть на Донбасс, к тетке. Там работы невпроворот. Оттуда, по существу, и началась моя настоящая шо-ферская житуха. Там же и обвенчали меня…
