Петр Хомяков - Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ
Одиссей, скрепя сердце, согласился плыть в Авлиду. Но выставил только двенадцать кораблей. Что было более, чем скромным, если сравнивать с другими, теми, кто выставлял по сто, или по восемьдесят кораблей.
Это была по существу, принудительная мобилизация. И он прибыл в Авлиду, с трудом скрывая досаду.
Особенно злясь на старика Паламеда.
Ишь, нашелся моральный авторитет, – злобно негодовал Одиссей. – Честь Эллады для него, видите ли, превыше всего! Надутый болван. Посмотрим, двинетесь ли вы в путь теперь, сорвав с места таких же бедолаг, как я.
Его скепсис только утвердился, когда он исподволь начал знакомиться с ситуацией. Сила, надо признать, была собрана внушительная. Но порядка не было. Верховное командование Агамемнона было чисто номинальным. Снабжение войск из рук вон плохим.
Это все было бы еще терпимым, если бы ахейцам противостояла одна Троя. Но если Трою поддержит весь Восток? Если против ахейцев двинутся все вассалы Египта и царства хеттов, от Эфиопии до Кавказа?
Похоже, эти родственнички жителей Олимпа об этом даже не подумали.
Но об этом подумали дальновидные жрецы, поддержавшие поход в самом начале.
Глава 8. Олимп дискутирует
– Да, заварила ты кашу, сестренка.
Аполлон и Афродита осматривали с высоты птичьего полета сбор войска в небольшом городке Авлиде.
– И что теперь? – продолжил Аполлон.
– Давай не надрывать глоток, присядем где-нибудь поблизости.
После приземления Аполлон повторил свой вопрос.
– Вот они собрались. Что дальше?
– Пойдут на Трою.
– Потом?
– Потом перебьют друг друга.
– А при чем тут Зевс и Олимп? Ты, кажется, хотела разогнать олимпийское сборище. Но я не понимаю, почему это случится. Даже если большая часть поклонников Зевса перебьют друг друга.
– Понимаешь, Купала, Зевс давно не волхв. Он царь. Обычный царь. Только царствует иными методами, чем Рамзес. Но не в этом суть. Не Рамзес меня обманом завлек на этот Олимп, не Рамзес натравил убийц на братьев и сестер с Лысой горы.
– Все это я знаю.
– Хорошо, так вот, Зевс царь, и его царство это те, кто верят в него. Но одно дело вера простолюдина, а другое дело вера царя. Все эти царьки, связанные родственными узами с Олимпом и друг с другом и есть основа царства Зевса.
Они перебьют друг друга, и его царство рухнет.
– Все верно, но есть два возражения. Первое. Среди этих царьков и их вельмож немало и наших детей. Ты сама рожала и от Гефеста, и от Ареса. Твои чада тоже будут среди этих, перебивших друг друга?
Афродита задумалась. А потом, тряхнув головой, сказала:
– Наверное, будь я смертной, это остановило бы меня. Но зачем-то всемогущая Судьба сделала меня бессмертной. И я не могу рассуждать, как обычная баба. Да, я буду стараться спасти своих детей.
Что мне, кстати, удастся лучше в том случае, когда я сама причастна ко всему происходящему, чем если бы это гнилое царство неожиданно стал крушить кто-то иной.
Но, повторяю, у детей своя судьба. И пусть они делают ее сами. Но отказываться ради них от того, что мне велит моя Судьба, Судьба богини, я не буду. Как не отказываюсь я, бессмертная богиня, от любви. А ведь смертная давно забыла бы о любви на моем месте, погрязнув в делах и заботах.
Впрочем, проявляя эту ровную холодность в отношении своих детей, Афродита отнюдь не выделялась в худшую сторону среди богинь и героинь того времени. Она, можно сказать, была верхом проявления материнской нежности. Гера так та выбросила надоевшего ей сына, младенца Гефеста с обрыва. А легендарная Медея вообще перебила всех своих детей от не менее легендарного Ясона, чтобы просто досадить изменившему ей мужу.
Неплохой метод выяснения отношений с супругом для любящей матери семейства.
Так что действительно поразительно нежна и добра была богиня любви на этом фоне.
– Да, трудно тебе будет возвращаться в наши родные холодные места. Там и люди и богини теплее и добрее.
– А может, наша роль как раз в том, чтобы эти добрые родовичи немного подтянулись? Ведь может статься, не спасет их холод наших равнин от нашествия злых и энергичных откуда-нибудь из этих мест. А как вести себя с ними северяне не знают.
– Знают, Афродита, знают. Сварог это отлично показал. Но тогда второй вопрос. Царство Зевса разрушится. И придет на его место какой-нибудь потомок твоего Рамзеса. Который будет похуже. Что тогда делать будешь? И не пожалеешь ли?
– Не знаю. Но мне кажется, что само рамзесово царство еле дышит. Он не то что придти куда-то не сможет, а вообще с места двинуться.
Афродита хоть и была неплохой ведуньей, но видела далеко не все. И не все понимала.
Не видела она, в частности, как несколько раз за ее полетами попыталась проследить Афина. Поначалу это было просто пристрастное любопытство обиженной женщины. Все же в свое время Парис не купился даже на ее обещания побед на поле брани. И предпочел эту глупенькую куколку.
Но потом, Афину стали терзать смутные сомнения. Костлявая воительница, разумеется, не смогла проследить все перемещения Афродиты в воздухе, ибо сама летала еле-еле.
Но коренная южанка Афина, не будучи искушенной в полетах и волховстве, была от рождения гораздо искуснее в интригах.
Всей игры Афродиты, она, разумеется, до конца не поняла. Но общее направление угадала в целом верно.
Папочка Зевс, хоть и царь богов, и царство, надо признать, организовал оригинально, но все же, как был, так и остался северным простаком, – думала Афина.
Игры этой куколки, вот же какой умной оказалась, стерва, – невольно прервала сама себя Афина, – он не поймет.
Поэтому от идеи примитивного, как бы мы сейчас сказали, политического доноса Афина отказалась.
Но не отказалась от игры в целом. Ибо крушение олимпийского царства Зевса будет и ее крушением. И поэтому игру куколки Афродиты надо было сломать.
Они сидели с Герой в одном из дворцов, которыми теперь часто являлись их храмы. В сущности, Эллада давно была примитивно поделена на сферы влияния олимпийскими богами. Многие из них уже не стесняясь нелепостью такого положения, когда помимо того, что они были богами, становились еще и царями. Например, Арей, был царем Фракии.
Но Зевс с ним, с этим истеричным красавчиком.
Итак, богини сидели в покоях одного из дворцов Геры. Царица богов как всегда была слегка навеселе.
– Мамочка, – после случая с яблоком, они сдружились, и уже без злобы, шутя называли друг дружку «мамочка» и «доченька», – не кажется ли тебе, что настала пора отомстить потомкам твоих обидчиков.
– Кого ты имеешь в виду?
– Ну, этих, о которых ты как-то рассказывала. Кажется Соломона и Харона.
Геру передернуло.
– Я тебе о них рассказывала?!
– Да, мамочка.
– Это надо же было так напиться! Я никогда никому об этом не говорю. Надеюсь, ты будешь деликатна, доченька?
– Мамочка! За кого ты меня принимаешь?!
– Ладно, ладно. Так что ты там говорила?
– Дело в том, что троянский царевич Парис похитил жену Менелая Елену…
– Это дочь этой потаскухи, Леды? Наверное, сама такая же потаскуха. И не он ее похитил, а она сбежала от мужа с любовником.
– Это не важно, мамочка. Главное, что теперь ахейцы идут мстить троянцам. И надо бы им помочь.
– Кому? – не поняла Гера. Она уже за время их разговора успела опорожнить еще одну свою любимую чашу, подарок сынка Гефеста.
– Ахейцам, разумеется! Ты же хотела уничтожить троянцев.
Гера, наконец, поняла в чем дело. Зад засвербел. Сколько лет прошло, а напоминание о порках Соломона всегда вызывало легкое жжение маленького, почти незаметного рубца на правой ягодице.
– Куда смотрит царь богов! – вдруг истерично заорала она. – Тут у него на глазах эти враги Эллады, тайные союзники египетского фараона и царя хеттов хотят унизить, а потом уничтожить Олимп, а мы спокойно на это смотрим?!
Вот это да! – подумала Афина. – Тут и на трезвую голову так не скажешь. А она после третьей гефестовой чаши так гладко все излагает. Иногда она действительно кажется царицей.
– Ты права, мамочка, но папашке не стоит это говорить так сразу и без подготовки.
– А как ему говорить?
– Предоставь это мне. А сама только поддакивай.
Горячая пузырящаяся газом вода из глубин земли била из расщелины в скале. У самого устья источник был взят в широкую медную трубу, которая направляла бег воды в нужном направлении.
Вода падала на широкую мраморную плиту. Вернее, это была не плита, а скорее очень мелкая плоская ванна, слегка наклоненная в сторону от источника.
Царь богов нежился в этом потоке горячей целебной воды. А с двух сторон его массировали две верные подруги, Гера и Афина.
Раскрасневшаяся кожа Геры лоснилась. Сейчас она была похожа на ту Яру, какой она была в молодости. Этакая сладкая гладкая молодуха.
Стройная худая Афина тоже выглядела весьма неплохо. И глаз Зевса переходил на нее, когда он все же замечал на животе и бедрах царицы богов довольно заметные складки.
