Маргарет Этвуд - Орикс и Коростель
Но он не мог, ибо Дети Коростеля не его дело, но отныне – его ответственность. У них ведь больше никого нет.
И у него больше никого, раз уж на то пошло.
Снежный человек заранее разработал маршрут: на складе у Коростеля было полно карт. Он отведет Детей Коростеля на побережье, он сам никогда там не был. Есть к чему стремиться, – по крайней мере, он увидит океан. Будет гулять по пляжу, как в тех историях, что рассказывали взрослые, когда он был маленьким. Может, он даже искупается. Неплохо.
Дети Коростеля смогут жить в парке возле ботанического сада – он отмечен на карте деревцем и закрашен зеленым. Им там будет хорошо, и съедобной листвы там завались. А Снежный человек сможет питаться рыбой. Он собрал кое-какие вещи – не слишком много, не слишком тяжело, придется тащить все это в одиночку, – и перезарядил пистолет-распылитель.
Вечером накануне похода он произнес речь. По дороге к новому месту, которое лучше, он пойдет впереди, сказал он, а с ним двое мужчин. Он выбрал двух самых высоких. За ними пойдут женщины и дети, по бокам от них – мужчины. Оставшиеся мужчины идут позади. Нужно идти так, потому что Коростель сказал, что так правильно (лучше не упоминать опасностей, иначе слишком многое придется объяснять). Если Дети Коростеля заметят движение, любое, не важно, что движется, – они должны сразу ему сказать. Некоторые вещи по дороге покажутся им странными, но волноваться не нужно. Если они вовремя скажут ему, эти вещи не причинят вреда.
– А почему они хотят причинить нам вред? – спросила Соджорнер Трут.
– Они могут причинить вам вред по ошибке, – сказал Снежный человек. – Ведь земля делает вам больно, когда вы падаете.
– Но земля совсем не хочет делать нам больно.
– Орикс сказала нам, что земля – наш лучший друг.
– Она растит для нас еду.
– Да, – сказал Снежный человек. – Но Коростель сделал землю твердой. Иначе мы бы не смогли по ней ходить.
Им понадобилась минута, чтобы это обдумать. Потом они снова закивали. У Снежного человека ум заходил за разум: нелогичность того, что он только сказал, его ослепила. Но зато сработало.
На рассвете он в последний раз набрал код на двери, открыл купол и вывел Детей Коростеля из «Пародиза». Они заметили на земле останки Коростеля, но поскольку никогда не видели его при жизни, поверили Снежному человеку – тот сказал, что это просто шелуха, кожура, ничего интересного. Они были бы в шоке, увидев своего создателя в таком состоянии.
Что касается Орикс, она лежала лицом вниз, закутанная в шелк. Они ее просто не узнали.
Деревья вокруг были густы и зелены, все казалось мирным и безмятежным, но в самом ОП «Омоложизнь» масштабы разрушений стали очевидны. Повсюду валялись перевернутые электрокары, какие-то распечатки, выпотрошенные компьютеры. Мусор, одежда и гниющие трупы. Сломанные игрушки. Грифы занимались своим делом.
– Пожалуйста, Снежный человек, скажи нам, что это?
Это труп, а на что это похоже, по-твоему?
– Это часть хаоса, – сказал Снежный человек. – Коростель и Орикс уничтожают хаос, ради вас – потому что они любят вас, – но они пока не закончили. – Кажется, ответ их удовлетворил.
– Хаос очень плохо пахнет, – сказал ребенок постарше.
– Да, – сказал Снежный человек, выдавив улыбку. – Хаос всегда плохо пахнет.
В пяти кварталах от главных ворот ОП из переулка им навстречу выполз человек. Болезнь достигла предпоследней стадии: у него на лбу выступил кровавый пот.
– Возьмите меня с собой! – закричал он. Слова еле различимы. Рык, рев разъяренного зверя.
– Стой, где стоишь! – рявкнул Снежный человек. Дети Коростеля смотрели – они удивились, но, судя по всему, не испугались. Человек подковылял ближе, споткнулся, упал. Снежный человек застрелил его. Он волновался, не заразятся ли Дети Коростеля. Или, может, у них совсем другой генетический материал? Коростель ведь наделил их иммунитетом. Правда же?
У периферийной стены им встретился еще один человек, женщина. Она вывалилась из будки охраны, плача, и вцепилась в какого-то ребенка.
– Помогите мне, – умоляла она. – Не оставляйте меня здесь. – Снежный человек застрелил и ее.
Дети Коростеля смотрели в изумлении: они не видели связи между палочкой в руке Снежного человека и падением этих людей.
– А что это упало, Снежный человек? Мужчина или женщина? У него вторая кожа, как у тебя.
– Это ничего. Это часть страшного сна, который снится Коростелю.
Насчет снов они понимали – им самим снились сны. Коростелю так и не удалось уничтожить эту функцию. Сны встроены в наш мозг, – говорил он. Также ему не удалось избавиться от пения. Пение встроено в наш мозг. Сны и пение переплелись.
– А почему Коростелю снится такой страшный сон?
– Ему это снится, – сказал Снежный человек, – чтобы это не снилось вам.
– Грустно, что он из-за нас страдает.
– Нам его очень жаль. Мы благодарим его.
– А этот страшный сон скоро закончится?
– Да, – сказал Снежный человек. – Очень скоро. – Чудо, что никто не пострадал; та женщина походила на бешеную собаку. У него тряслись руки. Хорошо бы выпить.
– Он закончится, когда Коростель проснется?
– Да. Когда он проснется.
– Мы надеемся, он проснется очень скоро.
Так они и шли через полосу отчуждения, останавливаясь тут и там, чтобы поесть или собрать листья и цветы; женщины и дети держались за руки, некоторые пели, прозрачные голоса – точно распускаются листья. Они шагали по улицам плебсвилля гротескным парадом или экстремистской религиозной процессией. От послеобеденных гроз они прятались в укрытия – это легко, двери и окна лишились смысла. Потом шагали дальше, вдыхая свежесть.
Некоторые дома еще дымились. Много вопросов, много разъяснений. Что это за дым? Это дым Коростеля. Почему этот ребенок лежит на земле и у него нет глаз? Такова воля Коростеля. И так далее.
Снежный человек придумывал на ходу. Он сознавал, какой из него получился невероятный пастырь. Чтобы Дети Коростеля не волновались, он старался выглядеть достойным и надежным, мудрым и добрым. Его выручал опыт притворства, накопленный за целую жизнь.
Наконец они подошли к границе парка. Снежному человеку пришлось застрелить еще двух распадающихся людей. Он оказал им услугу, поэтому совесть его почти не мучила. Гораздо больше угнетали другие вещи.
Поздно вечером они вышли наконец на побережье. Шелестела листва, тихо накатывали волны, заходящее солнце отражалось в океане, красном и розовом. Песок белый, над башнями в море кружили птицы.
– Здесь так красиво.
– О, смотрите! Это перья?
– Как называется это место?
– Это место называется дом, – сказал Снежный человек.
14
Идол
Снежный человек обыскивает склад и забирает все, что можно унести: остатки еды, сухой и консервированной, фонарик и батарейки, спички и свечи, карты, боеприпасы, изоленту, две бутылки воды, обезболивающие, гель-антибиотик, несколько солнцезащитных рубашек и перочинный ножик с ножницами. И пистолет-распылитель, естественно. Он подбирает свой костыль и выходит через воздушный шлюз, избегая взгляда Коростеля, его ухмылки, и Орикс, Орикс в шелковом саване с бабочками.
О, Джимми. Это не я!
Птицы уже поют. Перед рассветом небо серое, воздух заволокло туманом; на паутинках – жемчужины росы. Будь он ребенком, все это показалось бы ему новым и чистым – такое древнее, волшебное. Но сейчас он знает, что это иллюзия: как только взойдет солнце, все испарится. На полпути Снежный человек напоследок оборачивается и смотрит на «Пародиз», что потерянным воздушным шариком торчит в зелени деревьев.
У Снежного человека есть карта охраняемого поселка, он ее изучил и наметил маршрут. Он срезает путь по главной дороге к площадке для гольфа – без приключений. Вес мешка и пистолета уже ощущается; Снежный человек останавливается попить. Солнце уже встало, грифы парят: они заметили его, они увидели, что он хромает, они будут начеку.
Он минует жилой сектор, потом школьный двор. До периферийной стены приходится застрелить одного свиноида: тот всего лишь смотрел, но, без сомнения, был разведчиком, наверняка рассказал бы остальным. У боковых ворот Снежный человек останавливается. Рядом сторожевая башня, неплохо бы взобраться туда и осмотреться, может, глянуть, где тот дым. Но дверь в башню заперта, и он идет дальше.
На дне рва – никого.
Он шагает по полосе отчуждения – испытание для нервов: ему кажется, что на грани поля зрения шмыгает что-то мохнатое, что купы сорняков меняют форму. Наконец он в плебсвиллях; идет пустыми улицами, готовый к засаде, но никто за ним не охотится. Только грифы кружат, ждут, когда он станет мясом.
За час до полудня он залезает на дерево, прячется в тени. Съедает банку соевых сарделек и допивает первую бутылку воды. Теперь, не на ходу, нога опять напоминает о себе: она пульсирует, ноет и горит, будто ее втиснули в крошечную туфельку. Снежный человек втирает гель-антибиотик, хотя смысла нет: микробы, что поселились в ноге, наверняка уже выработали устойчивость к лекарству и теперь булькают внутри, превращая его плоть в кашу.
