Андрей Ваон - Чемпионат
— Да уж, тогда развяжется «кровная месть», чуть ли не война. Но, с другой стороны, они же при попустительстве Руководства будут продолжать гадить. И будут гадить в первую очередь нам.
— Я бы сказал, что не просто при попустительстве. Это у них ипостась такая. И Чемпионат это негласно поддерживает. Есть и другие негодяи, типа «Османии» — все их официально осуждают, впаивают несерьёзные наказания, но, по сути, они есть. И они играют свои роли.
— Да, это ты прав. Но тогда тем более, потакая им, мы включаемся в этот спектакль по полной, и тогда вожжи от нас точно уплывут.
— Тимур, но ведь ты ж понимаешь, что масштаб последствий мы не можем оценить. Вспомни Бобана… А мы ж вроде обратного добиваемся. Вот и с Сибирью пока вроде получается. Получается же?
— Да, Лиля туда гоняла уже. Там поддержка — будь здоров! Но что будет, если «Сибирь» попадёт в Чемпионат, и схлестнётся с нами уже в прямом бою?! — вскинул руками Тимур. — Так… отвлеклись. А не думаешь ли ты, что и пускай, пускай к чертям развяжем потасовку очередную? Отделим всякие нежелательные куски, что потом притянуть их магнитом?
— О… это опасная игра. Так развалы эти бесконечные и происходили. Пусть, мол, сепаратисты отваливают, «насильно мил не будешь». А вместе с ними начинают и более смирные шебуршиться и настроения об отделении лелеять. Допустим, спровоцируем дополнительный антагонизм, да тогда из теневого врага в футболе превратимся для Питера во врага вполне официального.
— А сейчас, сейчас ты видишь поводы и причины для дружбы?
— Ну, может, стоит перетерпеть, и мир ещё придёт? — неуверенно ответил Юра.
— Давай так. Изначально соблюдём все приличия. До матча, как водится, договоримся о честной и доброй игре. Уверен, что всё будет лицемерно вежливо и дипломатично. А дальше по ходу игры и поглядим — если будут соблюдать, и мы не будем зверствовать. Но если подлянки пойдут, если судья вдруг начнёт «чудить», включаемся по полной и размажем их так сильно, на сколько хватит времени. Про разный класс — это понятно, а настрой у нас меньше никак не будет. И перед матчем напустим такую же, немного фальшивую завесу — что уважаем друг друга, и надеемся… ну, и далее по тексту. Чтобы болельщик понял и сам не кромсал никого.
— Ладно, идёт. Согласен. Но я тоже думаю, что их непросто будет уговорить. А если и уговорим, то нельзя будет до конца им верить.
— Вот-вот. И я про то же. Ладно, я с Олегом поговорю. Готовиться будем к матчу, исходя из такой задачи. Совесть наша должна быть чиста, ты прав.
И они приступили к подготовке. Опять у Ларионова да и у Юры встала сложная задача — удержаться на тонком лезвии между чрезмерным желанием выиграть и необходимостью выиграть. Игроки хотели «покрошить» соперников. Однако очки для борьбы за третье место добывались не то чтобы любой ценой, но при изрядном напряжении сил. И парням из команды казалось обидно рвать жилы в одних матчах и делать послабления другим. Юра пытался урезонить пыл:
— Никто и не говорит про поддавки. Просто если будет возможность при добропорядочном их поведении не кидать им полную кошёлку, то лучше так и сделать. Хотя, конечно, хочется наказать их чисто игрой. Но тут нужно думать о последствиях.
— Да как с ними можно спокойно играть?! — воскликнул всегда бурный Лёша Васильев. — Они как будто мерзавцев подбирают специально. Ну, или они там в таких превращаются, изначально будучи нормальными людьми.
— А ты вот подумай, что если ты, лично ты станешь причиной очередной вражды между соседями, братьями, родными?
— Что сразу я-то? — вскинулся Васильев.
— Почему бы и нет. Тебя бьют по ногам, ты в ответ, болельщики взъярились, поднялась буча, полетели щепки, поднялись мячи и полетели копья, — настаивал Бобров. — Ребят, поймите, не призываю я вас спускать их «шалости». Просто вдруг (шанс небольшой, но он всё же имеется) будут они себя вести прилично, стоит ли брать на себя роль вершителей и судей? Не доросли мы до этого. — Юра вздохнул. — На самом деле я и сам в этот шанс не верую сильно. Но хочу, чтобы на этот случай мы были готовы. И не изничтожали их на ровном месте. Дадут повод, врубим на полную. Тут, кстати, не погореть бы на зазнайстве. По идее, мы сильнее. А они там, вообще, разобранные, но кто знает, что будет в одной конкретной игре. В общем, ребят, внимайте Олегу Иванычу. Он всё знает, всё расскажет.
Так они и готовились на этой тонкой грани усмирения и боевитости. «Возрождение» трудилось с гражданами, которые тоже давно точили ножи — ведь и болельщики получили в Питере сполна. Лера старалась в Интернете, в перерывах между успокоениями близнецов, которые день ото дня становились всё активнее. Особенно Андрейка. Лера, убаюкав их, садилась за компьютер и, задумавшись, останавливалась взором на сопевших младенцах. Смутное беспокойство свербило где-то глубоко, она уверенно подавляло это чувство, но это отражалась в её заметках, где она излагала мысли сродни мужним. Мол, футбол он не для разъединения, а наоборот. Что негодяи уходят, а народ остаётся. Она подавала привычные мысли в новой обёртке. Жалила читателя колкими фразами, нащупывала слабые места.
Тимур с Ганжой пытались найти хоть какие-то точки касания с «Зенитом». Из Питера надменно посмеивались и пускали сарказмы. Ганжа посылал их и матерился. Пока заочно. Тимур зеленел, но проглатывал гнев.
— Бьёмся мы тут все ради бобровского идеализма в очередной раз, а эти «друзья» нам плюют в ответ лишь. Да ещё и потешаются, — процедил Ахметдинов после очередного видеомоста с Питером.
— Да они просто ржут, считая, что мы слабого включили и резко их испугались. Не сделают они ни шагу навстречу. И если Юрке нужен их первый агрессивный шаг, чтобы отбросить всю эту шелуху добродетельную, то они его сделают, я тебя уверяю. А нам можно и не пыжиться.
— Но, может, как-то можно уменьшить последствия. Если гнев у всех накопился, как прорыв такой плотины сдержать?
— Здесь согласен, здесь надо бы покумекать. А то порвут друг друга на клочки. Хорошо бы болел питерских хотя бы не пускать.
— Совсем?!
— Совсем, да.
— Да это ещё до игры спровоцирует всякую бузу.
— Спровоцирует. Но зато выплеск эмоций будет в воздух.
— Нет, Серёж, это и сложно, и как-то стрёмно, — качнул головой Тимур. — Как-то всё беспросветно выглядит. Ещё и третье место светит, вот оно тут, бери и ешь. И обо одном надо думать, и другое из виду не упускать, и про нужное не забывать.
— А как ты хотел? Ввязались, теперь только или кресты, или кусты. Может, их после игры как-то эвакуировать? — Ганжа переключился обратно.
— Кого? А, болельщиков… Да я уверен, что граждан мы подготовим, и кровожадность будет исключительно психологическая. На стадионе и в городе заварухи не будет. «Рысь» нам поможет, если что. Потому что губернатор и окружение плевали с высокой колокольни на обеспечение порядка даже такого матча.
— А эти козлы даже тут навстречу не хотят идти. «Пусть болельщики погуляют после матча». Так и хочет по наглым рожам настучать.
— Эх, ладно. Думаю, что мы сделали всё, что могли. Чтобы избежать конфликта, остаётся только слинять от этого матча.
— Что?!
— Шучу. Точнее, не шучу. Но позволить этого мы пока не можем. Тогда работа нескольких лет псу под хвост. Так что, если при нашем участии дров нарубится, то сами же потом и восстанавливать будем.
— А вообще, идея продинамить их неявкой — интересная, мне понравилось, — хитровато прищурился Ганжа. — На будущее надо взять на заметку.
— Возьми-возьми.
Оставалось несколько дней. В городе, казалось, царил привычный уже ажиотаж перед домашней игрой в Чемпионате. Но незримое напряжение царапало граждан, заставляя их кучковаться чаще и плотнее обычного.
Ноябрь расщедрился снежной крупой, устойчиво подсыпая её на склизкие улицы и грязноватые газоны. Деревья куцыми ветками отмахивались от порывов резкого ветра, скидывая уцелевшие до этого листики. Несмотря на промозглость и серость, в столице с утра в день игры стояла привычно праздничная атмосфера. Город привычно предвкушал.
«Зенит» не стал утруждать себя прибытием заранее, а приехал за несколько часов до игры. На пути к стадиону они не встретили ни одной акции обструкции, никто не скандировал оскорбления, никто не швырял помидоры. Питерские же болельщики разрозненными группками стеклись к стадиону с вокзала чуть ранее. Их наглая смелость имела границы, поэтому они не афишировались, приберегая силы и эмоции для трибуны.
Бобров собирался в Нагатино с утра пораньше. Его волновала не столько разминка, сколько настрой. Хотелось до сбора всей команды быть уже во всеоружии.
— Береги себя, — Лера поцеловала его перед выходом. Он заглянул к сопящим мальчуганам и вышел за дверь.
Юра, вопреки постоянной критике со стороны Тимура и тренера, продолжал в большинстве случаев пользоваться общественным транспортом. Особенно он любил ехать в метро накануне домашних игр. Если в другие дни по дороге он делал какие-то пометки в своём планшетнике или читал, то в игровые дни он любил заткнуть уши наушниками и вкушать любимую музыку. Безусловно, люди узнавали его. Но настырных и наглых болельщиков обычно не попадалось, чаще ограничивалось несколькими автографами да косящимися взглядами. Но это было даже и приятно.
