Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
– Нет, я был трезв, в здравом уме и рассудке от начала и до конца.
– Хорошо. А нет ли ощущения, что в какой-то момент реальность порвалась?
– Поясни.
– Ну, допустим, контекст беседы с этим… человеком изменился скачком. Говорили об одном, а потом уже говорите о другом без связки.
– Ну да, ну да.., – пробормотал Шатилов. – Теперь понял… Пожалуй, тоже нет. Разговор прыгал, конечно, с одного на другое, но в едином контексте.
– Вы сами можете отметить какие-либо обстоятельства, показавшиеся вам странными уже задним числом.
– Только одно. Когда он ушел, мое самочувствие сильно улучшилось. Как-то… Да, просто жить стало веселее!
– А вы пробовали понять, почему?
– Ну… Ну, пробовал, а что толку, – Шатилов пожал плечами. – Было бы наоборот, я бы, вероятно, попытался понять причину по горячим следам. А так – не до этого было. У меня оставалась куча дел, то, се… Сам ведь знаешь, пока что-то болит, только об этом и думаешь. А перестало – забыл.
– Хорошо. Давайте попытаемся прояснить кое-какие моменты. Допустим, пока шел разговор, вы оба сидели, или кто-то вставал, ходил, и так далее.
– Я вскакивал пару раз, один раз ходил на кухню, принес какую-то жижу. Пить хотел.
– Он сидел на месте?
– Насколько помню – да.
– А вы принесли питье в гостиную?
– Да.
– И стаканы?
– Так… Да, два бокала.
– Пили здесь?
– Да.
– А он?
– Он? Нет, он отказался.
– Почему?
– Не знаю.
– А когда он ушел, на столе стояли бутылка и два бокала?
– Не помню… Почему не помню – помню! Я все это дело отнес на кухню.
– И?
– Что "и"?
– И что?
– Глеб спрашивает, куда делись эти два бокала? – пояснила Валентина.
– Ну, куда-куда… Я их сполоснул и засунул в шкаф.
– Но их было два?
– Два. Именно два – я точно помню!
– Стало быть, либо и сам процесс ополаскивания вам привиделся, либо, второй стакан был для кого-то предназначен. Но само по себе, это ничего не означает. Вот если бы бокал был один…
– Понимаю!.. Для начала неплохо, давай, крутим дальше.
– Что-нибудь еще в этом роде?
– Второй раз я выходил в туалет.
– А он?
– Нет. Он вообще сидел, пока не подступился ко мне с этим ящичком.
– Тогда другой момент. Сколько времени длилась беседа?
– Часа полтора-два.
– И который был час? Вы на часы смотрели?
– На часы… Ну, да. Вон на тех часах, – Шатилов показал на настенные часы, – было три сорок пять пополудни. К этому моменту мы уже минут сорок сидели.
Я машинально взглянул на свои часы. Те, на стене, немного отставали – пустяки.
– В процессе беседы вас что-нибудь отвлекало? Шум, что-то упало, стук в дверь?..
– Не помню… Нет, ничего особенного… Да и разговор был такой, что… Погоди, а ведь было! Был вызов по видеофону. Но я не ответил.
– Стоп! Почему?
– Почему… Не велено было отвечать. И всем, кто мог звонить по делу, было сказано, чтобы меня не трогали. Я решил, что ошиблись кодом, да и звонок был какой-то не очень настойчивый.
– Но он был?
– Однозначно. И этот тип на него отреагировал.
– Что он сделал?
– Он говорил, и, услышав вызов, остановился. Посмотрел вопросительно, я махнул рукой, мол не подойду, и мы продолжили разговор.
– Но вы понимаете, насколько это важно?
– Понимаю, – Шатилов хмыкнул. – Понимать-то я понимаю, но не понимаю, почему.
– Да потому, что любой вызов фиксируется, а у вас их было немного.
– Вообще больше ни одного. Сказано ведь было: не тревожить. Они и не тревожили.
– Но если был реальный вызов, а это проверяется элементарно, значит весь эпизод – реальность. Не мог же этот вызов вплестись в ваш, скажем так, бред, или галлюцинацию!
– Верно.., – Шатилов потер лоб. – Верно, черт побери! Надо проверить, и все.
– Да нет, не все. Продолжаем.
Шатилов посмотрел на Валентину, словно бы вопрошая: "А что еще-то надо? Раз было что-то, значит, было и остальное".
– Ну, давай, – сказал он с интересом.
– Тут, Олег Олегович.., то есть дед, есть один момент. Валерий Алексеевич, то есть, папа (Валентина хихикнула), сказал, что этому человеку были известны кое-какие факты вашей биографии.
– А, это, – Шатилов нахмурился. – Да. Ему было известно, что произошло между мной и Спиридоновым, когда мы сидели на марсианском полюсе в разбитом драккаре. Свидетелей там не было. Спиридонов уже умер. Но факты эти такого свойства, что Василий о них не мог рассказать никому. Это совершенно точно! Кто бы другой, но не Спиридонов. Мало того, этот тип процитировал несколько фраз, сказанных мне тогда Спиридоновым, и подчеркнул, что действует как бы от его имени.
– Это странно, – сказал я.
Шатилов хмыкнул и поджал губы.
– Да это просто невероятно! Причем, я настолько был потрясен, что решился на эту процедуру.
– Но, Олег Олегович, мне хотя бы в общих чертах нужно знать, о чем шла речь, – произнес я решительно.
– Это необходимо? – Шатилов набычился.
– Это.., – я взглянул на Валентину.
Она смотрела в пол прямо перед собой. О чем она думала – не знаю. Я понимал, что с ее позиции… Вот работенка!..
Но уже решил, что не отступлю. Шутки шутками, но этот эпизод должен быть расследован железобетонно. Низкий поклон, конечно, Петру Яновичу, мог бы найти более подходящую кандидатуру, но если уж он решил, что это должен делать я, то это буду я!
Шатилов тоже посмотрел на Валентину, потом прикрыл глаза и устало потер лоб.
– Да, – сказал он глухо. – Я понимаю.
Валентина вскинула голову:
– Я могу посидеть на кухне.
– Нет, не можешь, – резко произнес Шатилов. – Нужен свидетель. Лучше, если это будешь ты. Мне так легче.
– Хорошо, дед, я посижу здесь.
– И будешь внимательно слушать.
– Я постараюсь.
– Вот-вот, постарайся, только не встревай.
Шатилов взглянул на меня и отвел глаза.
– Да, – буркнул он, – история та еще… Обстоятельства, конечно, а все равно вспоминать тошно… Что такое малый десантный драккар знаешь? Да притом еще, что было это лет пятьдесят тому назад… Нет, уже все шестьдесят. Господи, вот время-то летит!.. Короче, такая посудина, по нынешним временам совершенно примитивная. Ну, а мы, конечно, все герои и покорители космоса, в скафандрах, так называемой, высшей защиты, с выпяченными челюстями и зверскими рожами… Сошли с орбиты, начали спуск и… Я и сейчас толком не понимаю, что произошло, и как мы вообще умудрились сесть. Дело в том что при спуске мы налетели на фронт приполярной марсианской бури. Откуда она взялась, и куда смотрели метеорологи установить не удалось. Даже сейчас это не просто, а тогда… Но мы таки сели! То есть, двое из четверых сели. Оба пилота погибли, потому что пилотский отсек разгерметизировался… Что я несу!., – он махнул рукой. – Впрочем, не суть важно. Суть в том, что приборную раму сорвало с креплений, все ящики повыскакивали из гнезд, один разбил блистер, а другой ударил в шлем второго пилота, и он умер сразу. А первый пилот, как выяснилось, просто задохнулся, потому что был без сознания и не смог переключиться на автономную систему подачи кислородной смеси. А мы с Василием сидели в десантном отсеке пристегнутые, потому и уцелели. Первым очнулся он, как-то сумел отстегнуться, выудил меня из ложемента и начал проверять, все ли кости целы. Тут я пришел в себя и начал так орать, что чуть не оглох от собственного крика. Ну еще бы! В кромешной темноте кто-то тебя лапает через скафандр – тут и мертвый заорет…
Шатилов посмотрел на съежившуюся Валентину, хмыкнул и процитировал:
– "Не ходите девки замуж за пилотов звездолетов".
– "От пилотов звездолетов мало толку при полетах", – продолжила она.
– Кто научил?
– Петр Янович мне такую колыбельную пел в детстве.
– Надо же… Ладно. Не буду живописать наши ощущения и душевные состояния в тот момент. Фактическая сторона ситуации была такова: драккар оказался погруженным в какое-то жидко-сыпучее месиво из обыкновенного и углекислотного снега на неведомую нам глубину. Герметичность отсека нарушена не была, но практически все системы жизнеобеспечения вышли из строя. Суммарный кислородный запас – на две недели, харчей и питья – на больше, да что толку… В начальный период мы еще плохо осознавали наше положение и предприняли ряд активных действий. Открыли люк в пилотский отсек – он оказался на треть заполнен смерзшимся снегом, еще на треть – льдом, а на оставшуюся – марсианской атмосферой, то есть, практически, ничем. Выдолбили пилотов, перетащили в наш отсек и убедились в том, что наши усилия напрасны. Потом перетащили обратно, потому что решили, что… Решили, что так будет лучше… Потом проникли в грузовой отсек, выдвинули радиобуй и включили его. Потом… Потом открыли люк, и Василий попытался выйти наружу. Продвинулся он недалеко – примерно на три корпуса, а потом мы сообразили, что это бесполезно. А еще какое-то время спустя мы поняли, что все бесполезно. То есть, никакие наши усилия не имеют смысла. Если радиобуй работает, нас, возможно, найдут, если будет, кому искать. А если нет – не найдут никогда, что бы мы тут не творили. Единственное разумное поведение – ждать. После этого мы закупорились и начали ждать.
