Келли Линк - Милые чудовища

— Озма, — окликнул ее констебль.

Озма покраснела. Ночнушка на ней была совсем тоненькой, и девушка гадала, не видно ли чего сквозь ткань. Она скрестила руки на груди. Было непривычно снова ощущать у себя женские формы.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Коттер Лемп, — сказал констебль. Он усмехался, как будто для него оказалось открытием, что она не знает его имени. — Так вот он какой, Брид.

— Это не Брид, а дом леди Фрэликс, — поправила его Озма. Констебль поклонился старухе, а та ответила книксеном. Но констебль уже не смотрел на нее, он не сводил глаз с Озмы, как будто та была опасной преступницей и в любой миг могла смыться. Или как будто она была редкостью и диковинкой и могла ни с того ни с сего исчезнуть. Озма подумала о Зилле.

— Мне некуда идти, у меня нет дома, — сказала Озма. Она и сама не осознавала, что произнесла эти слова вслух.

— Озма, дитя мое, — сказала леди Фрэликс, — твой дом теперь здесь.

— Но Брид мне не нравится, — возразила Озма.

— Тогда мы отправимся путешествовать, — предложила старуха. — Но Брид все равно останется нашим домом. И мы неизменно будем сюда возвращаться. Каждому нужен дом, Озма, даже тебе.

Тут в разговор вмешался Коттер Лемп:

— Мы можем отправиться, куда ты пожелаешь, Озма. Если Брид кажется тебе слишком добропорядочным, на свете найдется немало других городов.

— Увижу ли я ее еще хоть раз? — спросила Озма.

И вот, пока над городом, освещая крыши, всходило солнце, еще до того, как Джемма успела сойти вниз, растопить печь и поставить воду для утреннего чая, леди Фрэликс и констебль Коттер Лемп повели Озму в храм, где она могла увидеть свою мать.

Милые чудовища

Мир по-прежнему был залит темнотой. Сине-черные прямоугольники окон были прибиты к еще более черным стенам. Дверь в родительскую комнату была закрыта; оттуда раздавалось вопросительное храпение и пофыркивание, словно какой-то крупный зверь сопел в своей берлоге. Клементина Клири, вытянув перед собой руки, спустилась по ступенькам, стараясь избегать тех, которые громко жаловались, когда на них наступали. Она спала. Когда она распахнула входную дверь и покинула родительский дом, это тоже показалось ей частью сна. Конфетти из обрезков скошенной накануне травы липло к босым ступням. Луна, похожая на полустертый отпечаток пальца, не торопилась покидать небо, хотя солнце уже взошло. Клементина, оседлав велосипед, покатила к Хог-Бич.

С перил и балконов снятых в аренду пляжных домиков вяло свисали купальники и полотенца, принадлежавшие студентам колледжа и семьям из Шарлотты, Атланты и Гринвиля. Ниже по берегу бегали туда-сюда две собаки, играя с накатывающими на берег волнами. На серебристом, покрытом водной гладью изгибе горизонта виднелся серфер; на пирсе расположился рыбак в желтом непромокаемом плаще. Он забрасывал удочку, сидя к Клементине спиной.

Она оставила велик в песчаных дюнах и зашла в океан. Пижамные штаны мигом промокли до самых колен. Вода была теплее, чем воздух. Как объяснить, что творила Клементина? Проснулась ли она или все еще спала? Это снова был все тот же импульс: выбраться из постели еще затемно, выйти из дома, доехать на велике до Хог-Бич и бездумно войти в воду. Даже волна, чуть не сбившая ее с ног, казалась ей частью сна. Того сна, который она видела постоянно.

Сон словно бы тянул ее к морю.

Когда Клементина окончательно проснулась, до берега уже была четверть мили. Она давилась соленой водой и отчаянно гребла руками. Течение уже пронесло ее мимо пирса, куда через пару часов придет ее дедушка, чтобы покурить с остальными рыбаками и посетовать, что, дескать, мало рыбы. А может, к тому времени родители уже обнаружат, что ее кровать пуста и велосипед валяется на пляже.

«Я утону», — подумала Клементина. Эта мысль настолько подавляла, что Клементина позабыла все рассказы родителей насчет волн. Беспорядочно молотя руками, она ушла под воду. Потом еще раз. Она представила себе, как ее мама сейчас просыпается и спускается на кухню, чтобы сварить кофе и нарезать апельсины. Совсем скоро она позовет дочь завтракать. Клементина страшно хотела снова очутиться дома, в своей постели, она попыталась вообразить, будто видит вентилятор под потолком, лениво разрезающий воздух, сваленную кучей одежду в корзине у стены и книжки, которые надо было вернуть в библиотеку еще две недели назад.

Вместо всего этого она увидела школьный кабинет, где они сидели в первом классе, и читальню с задраенным иллюминатором и полками, ломящимися от книг. Низкий темный потолок был сколочен из досок, оставшихся от морского судна, и порос ракушками. На полу валялись пропахшие плесенью подушки. Хотя все это было давно, и теперь ей уже стукнуло одиннадцать, Клементина цеплялась за запах этих подушек, как будто вонь от плесени могла удержать ее на плаву.

Волны становились все выше, столбы и колонны нефритовой воды, то образовывавшей провалы, то вздымавшейся прозрачными, переливающимися стенами. Волны крутили ее то в одну сторону, то в другую, словно катали шарик из теста. Клементина уже не могла с уверенностью сказать, в каком направлении от нее берег.

А потом кто-то обвил ее рукой, подхватил под мышки и вытянул из воды на доску для серфинга.

— Дыши, — велел голос.

Клементина со всхлипом втянула воздух. Волосы свисали на глаза, как мокрая тряпка. В теле как будто не осталось костей. Вода бурлила вокруг доски, лизала пальцы.

— Ты попала в водоворот, — сказал ее спаситель. — Нас вынесет течением к Безголовому мысу. Так в народе называли место, где много лет назад море выбросило на берег труп женщины без головы. Говорят, после наступления темноты она ползает по дюнам, шарит пальцами в песке и ищет голову. Сойдет чья угодно голова, она не привередлива. — Как тебя зовут?

— Клементина Клири, — ответила девочка и, подняв взгляд, тут же узнала своего спасителя. Он учился в старших классах. Каждый день, направляясь в школу, она проходила мимо его дома, хотя ей было и не по пути.

— Я знаю твою маму, — все еще обнимая Клементину, сказал парень. — Она кассир в банке.

— А я видела тебя в школе, — подхватила Клементина. — Это ты построил читальню. Я тогда училась в первом классе.

— И ты это запомнила? — удивился Кэйбл Мидоуз. Его блондинистая шевелюра, связанная сзади в хвост, была длиннее, чем у Клементины. Волны сперва захлестывали руку Кэйбла, а потом Клементинину. Девочка подтянула колени повыше, к самой доске.

В первом классе девчонки спорили, кто из них выйдет замуж за Кэйбла Мидоуза, когда вырастет. Клементина вырезала снизу самой нижней полки в читальне свои и его инициалы, обведенные сердечком.

— Ты спас мне жизнь, — промолвила Клементина.

Тонкие волоски у Кэйбла на руках были очень светлые, как и на голове. На руке виднелся старый синяк, уже успевший стать изжелта-фиолетовым. Клементина знала, что этот самодельный плетеный кожаный браслет у него на запястье ему подарила одна девочка.

— Что ты тут делала? — спросил Кэйбл. — Решила искупаться в пижаме? Ты что, лунатик?

— Я не знаю, — ответила Клементина. А сама подумала: «Все дело в тебе. Я проснулась, приехала на пляж и чуть не утонула ради тебя. Я этого тогда не понимала, но все это было из-за тебя».

— А я однажды во сне пытался залезть в желоб для грязной воды, — признался Кэйбл.

Клементина никак не решалась снова посмотреть ему в глаза.

— Вот если бы ты смогла залезть повыше и сесть на доску… да вот так, как на лодке. Я буду отталкиваться ногами и грести. В любом случае прилив скоро прибьет нас к берегу, ты только держись покрепче.

Когда стало совсем мелко, Клементина слезла с доски, и они с Кэйблом вышли на берег. Пока они прошли полторы мили по песчаным дюнам до Хог-Бич, пижама Клементины совершенно высохла. Мать Клементины стояла на пирсе и ждала, когда вернутся спасатели, уплывшие на лодке вместе с ее мужем, и скажут, утонула ее дочь или нет.

Снова началась учеба. Всякий раз, как Клементина сталкивалась с Кэйблом в школьном вестибюле, парень говорил «привет». Когда она улыбалась ему, он тоже улыбался, и это означало, что у них есть общий секрет. Точнее, два секрета. Первый: как бы далеко тебя ни занесло, ты все равно непременно вернешься домой. И второй: осознал это Кэйбл или нет, они — Клементина и Кэйбл Мидоуз — созданы, чтобы быть вместе.

Ли, в распоряжении которой есть права и микроавтобус ее матери, покупает на заправке кофе и пончики, а потом подбирает всех остальных. Последняя остановка, разумеется, у дома Зигани.

На часах восемь с небольшим. Мистер Кульхат уже уехал на вокзал. Мистер Кульхат — дипломат, хотя его дочь Зигани называет его «автомат». Миссис Кульхат работает в больнице, сейчас ее тоже нет дома — она повезла Парс и, младшую сестру Зигани, в бассейн. Она там плещется перед школой, ее конек — плавание на спине. Четыре девочки в микроавтобусе знают об этом лучше всех, ведь они по очереди следили за домом Кульхатов. Ни один пункт ежедневного распорядка Зигани не остался без внимания.