Владимир Моисеев - Наивный наблюдатель

               — Разницы нет, — вырвалось у Зимина.

               — Да. Это одинаково серьезные правонарушения. Нет ничего удивительного, что наказания за них назначаются одинаковые.

               — Но разве упоминание о Солнце может считаться толкованием научных фактов? Ну, знаете, как это бывает. Встретились два соседа. Один спросил: «Солнце планета»? Второй ему ответил: «Нет, звезда». Вот и все. На этом наш разговор закончился. Что здесь противозаконного? Наука нами даже не упоминалась.

               Контролер улыбнулся.

               — И вы, значит, невиновны?

               — Именно.

               — А показания соседа?

               — Он меня неправильно понял. А может быть, обиделся, когда услышал, что Солнце не планета.

               — Предположим, что я вам поверил. Даже если бы я захотел привлечь вас к ответственности, у меня не хватает доказательств. Пока не хватает. Буду за вами следить. Помните об этом. Смотрите, больше не попадайтесь.

               Если бы Зимин был серьезным человеком, то после такого разговора он воспользовался бы ограничителем и стер из памяти этого принципиального Контролера всю информацию о себе. Надо полагать, что Контролер все равно бы ничего не потерял, потому что Зимин проходил по другому списку и Комитету по регулированию не подчинялся. Однако серьезным Зимин не был, потому что добровольно связался с работой, которая требовала от него неразумного поведения. Например, сейчас он должен был изображать из себя нормального обитателя Трущоб, чтобы на личном опыте понять, что это такое — визит к Контролеру.

               Зимину пришлось дать себе торжественное обещание никогда впредь не обсуждать с посторонними культуру, науку и искусство. Понятно, что выполнить запрет будет трудно, потому что он любил поговорить на отвлеченные темы со случайными людьми. Но что-то подсказывало, что здесь, в Трущобах, будет непросто отыскать собеседника для содержательного разговора. Местные обитатели, к немалому удивлению Зимина, как правило, оказывались общественниками. О чем, спрашивается, можно серьезно говорить с людьми, которые не осознают себя личностями и чувствуют себя комфортно лишь в толпе себе подобных? Стадное чувство хорошо в разумных пределах, но когда оно полностью подчиняет человека, при общении с ним обязательно возникают всякие непреодолимые проблемы. В первую очередь, потому что общественники слабы в логике, больше доверяют сложившимся представлениям и не способны к формальным обобщениям.

               Зимин давно привык к роли классического изгоя. Его контакты с людьми были минимальны. Были, конечно, знакомые, но стать членом какого-нибудь сообщества он так и не сумел.

               Нельзя было исключать, что Зимин заблуждается или пока ему просто не везет с собеседниками. А может быть, все дело было в нем самом, и это сказывается нехватка врожденного чувства коллективизма и отсутствие чувства локтя? Кстати, было бы неплохо понять, в чем причина охватившего его в последнее время странного чувства отстраненности, с которым он, после возвращения из Усадьбы, относился к окружающим его людям. Они ему казались зелеными человечками с периферии Галактики. Иногда они были забавными, иногда раздражали, но чаще оставляли равнодушным.

               За разъяснением Зимин отправился к своему хорошему знакомому профессору Высших курсов Болотовскому, тот прямо сказал:

               — Вы, мой друг, ведете себя как записной сноб! Даже меня это иногда раздражает.

               — Верно, — согласился Зимин. — Только настоящий профессор мог сформулировать мою проблему так точно. Конечно, я сноб, поскольку люблю беседовать только с самыми лучшими и проверенными людьми. Например, с вами, профессор. Если привыкнуть к моим запросам, то я уже не кажусь таким страшным.

               На всякий случай Зимин проверил, не является ли Болотовский членом Центра. К его удивлению, оказалось, что он обычный человек. Это было странно, но почему-то он стал уважать профессора еще больше.

               — Что случилось? — спросил Болотовский.

               Зимин подробно рассказал о соседе Михаиле и встрече с Контролером.

               — Ну и?

               — Не нравится мне все это. Всегда считал, что потеря интереса к знаниям, неминуемо приводит к деградации человеческого сознания. А у нас, в Трущобах, невежество охраняет закон.

               Посмеявшись вволю над наивным другом, профессор Болотовский объяснил, что сознание, тот природный дар, которым так гордится общество, всего лишь один из способов приспособления к изменению окружающей среды. Природе вдруг понадобился механизм, который бы позволил равномерно распределять пропитание среди человеческого поголовья. Все прочее: музыка, литература, техника, наука и даже Интернет — всего лишь бонус, непредусмотренный эволюцией. Нецелевое использование ресурса. С этой точки зрения, максимум, на что могло рассчитывать человечество в своем интеллектуальном развитии — это религия. Остальное всего лишь досадная отсебятина, действие организмов по принципу — не запрещено, значит, разрешено.

               Зимин легко согласился с доводами Болотовского. Все это он уже слышал когда-то. Идеи профессора во многом совпадали с представлениями институтских психофизиков об ограниченном характере человеческого сознания.

               — Никогда не был религиозным человеком. Литература и наука, как способы познания мира, лично мне подходят больше, чем религия.

               — Это вам только так кажется. На самом деле лишние знания, которыми по недосмотру органов контроля набита ваша голова, создают иллюзию важности интеллекта для обустройства жизни. Только и всего.

               — Вы ученый, вам виднее, — сказал Зимин.

               — Какая чушь! — почему-то возмутился Болотовский. — Какой из меня ученый! Я давно перестал мечтать о своем призвании. У нас на Высших курсах наукой и не пахнет. Учу недорослей всякой ерунде, прикладной механике и компьютерной полуграмотности. Самому иногда бывает стыдно.

               — Постойте, но вы же регулярно печатаете научные статьи в специальных журналах!

               — А вы читали их?

               — Нет. Но много слышал.

               — Вот  в этом все и дело, нет никакого смысла их читать, потому что с точки зрения науки они ничтожны. Мне ли этого не знать!

               — Вы к себе не справедливы.

               — Отнюдь. Видите ли, Зимин, что-то подсказывает мне, что после прочтения этих статей ваше представление об окружающем мире останется прежним. Ничего нового или хотя бы спорного из них вы не узнаете. Одного этого утверждения достаточно, чтобы составить о них верное мнение — мои труды лишь жалкий, не стоящий внимания пустячок.

               — Но они изданы, и их читают специалисты.

               — Никому они не нужны. Увы! У вас может сложиться мнение, что я набиваю себе цену. Вовсе нет. Я себя жалею. Из меня мог получиться ученый, но не сложилось. Ума не хватило или терпения и настойчивости, или образования. Или всего вместе.

               — Вы, наверное, считаете, что наука занятие избранных высоколобых мудрецов. Это совсем не так, насколько мне известно, — попробовал смягчить ситуацию Зимин.

               — Нет. Все дело в том, что я не знаю, что такое наука. Мне не положено по должности.

               — Но вы же профессор!

               — Вот такой я профессор, не удивительно, что ученики мои тоже не знают, что такое наука.

               — Странно, вокруг столько полезных гаджетов. Народ с ними как-то справляется.

               — О да! Вот этому мы их учим.

               — А как у вас на Высших курсах происходит обучение? Студенты собираются в огромной аудитории и в бинокли смотрят, как вы объясняете какую виртуальную кнопку нажать, чтобы выполнить необходимое действие?

               — Как давно вы, Зимин, не интересовались народным образованием! Обучение давно уже дистанционное, мои лекции записаны и размещены в сети, где любой человек, заплативший некоторую, признаться, довольно крупную сумму, может ими воспользоваться в удобное для себя время. Я освобожден от каждодневной скучной работы со студентами. Мое дело — лишь проверять их контрольные работы, выставлять оценки и подписывать дипломы об окончании курсов. Заработанными деньгами занимается бухгалтерия. Очень удобно.

               — Значит, студентов вы не видите?

               — Приходят в аудиторию три или четыре человека. Так я и не понял, то ли они глупцы, то ли очень умные. Для нашей системы образования это одно и тоже.