Джаспер Ффорде - Полный вперед назад, или Оттенки серого
— Тихо, Бурый. — Главный префект де Мальва закрыл доклад и посмотрел на меня. — Ради Манселла, что ты, по-твоему, делал? Возглавлял легион карателей, посланных, чтобы не допустить мародерства бандитов?
Все это происходило через полчаса после окончания матча. Мы с Виолеттой стояли в префектских помещениях, чтобы дать отчет о своих действиях. Игра переросла во всеобщую свалку; дальше дела пошли еще хуже. Дэзи сломала Томмо палец, чтобы вернуть свисток, и дула в него с такой силой и так долго, что упала в обморок. Северус сохранил присутствие духа и сделал фото, запечатлев навеки беспрецедентное событие. Драка прекратилась, лишь когда я загнал мяч за ограду Зеленой комнаты, куда никто не осмеливался войти. Из игроков избежали серьезных травм лишь те, кто проявил сообразительность и разбежался кто куда. Обе команды пострадали примерно в равной степени, и виной большинства травм был Кортленд. Он набрасывался на каждого, с кем имел счеты, — то есть, как я понял, почти на всех, — зная, что я, как капитан, понесу за все ответственность. Он мог бы напасть и на меня, но не стал; думаю, он хотел видеть мое унижение и снятие с меня баллов, прежде чем осуществить свою месть.
Виолетта сидела рядом со мной как соответчица. Команда девушек тоже решила наплевать на правила и бросалась на все, что движется. Приблизительно то же самое они делали и раньше, только под прикрытием свистка.
Де Мальва сидел на помосте; ниже полукругом расположился Совет. Во время его речи члены Совета строили гримасы, качали головой и издавали в наш адрес обвиняющие возгласы. Мы с Виолеттой были в грязи и в крови: я отделался синяками, у нее на макушке была рана с наскоро наложенным швом. Волосы девушки, еще утром выглядевшие идеально, теперь были заляпаны кровью.
— Пюс полностью выздоровеет где-то через месяц, — сказал практичный Циан, — а каждый нерабочий день — потеря для Коллектива. Ключица Финбара Гардении распорола ему кожу, он может остаться кривобоким на всю жизнь. Что ты скажешь на это?
— Простите? — Я опять погрузился в мысли о тачке.
— Я спрашивал, — гневно повторил де Мальва, — что ты думаешь о травмах?
— Могло быть намного хуже, если бы я не внедрил свою систему приоритетов в очереди, — ответил я, поддавшись внезапному порыву.
— Мы еще доберемся до твоей системы, — пролаяла Салли Гуммигут, угрожающе глядевшая на меня с того момента, как я вошел, — и помни, где ты находишься.
— Виолетта, — де Мальва повернулся к своей дочери, — тебе ничего не хочется сказать?
— Команда девушек просто защищалась, — промолвила та невинным голоском. — Парни как с цепи сорвались. Мы никак иначе не могли избежать тяжелых травм.
— Мы примем это во внимание, — сказал ее отец, — но свидетели утверждают, что обе команды начали драку после свистка. И твоя команда нанесла почти столько же повреждений, сколько команда Бурого.
— Обычное дело, — ответила та. — Парни против девушек — это всегда несколько сломанных голеней и одно-два сотрясения мозга.
— Предположим, — сказала Салли Гуммигут, изучая Книгу правил в поисках указаний относительно драк на поле, — но это допускается, лишь когда мяч в игре. После свистка Дэзи, который был проигнорирован, вы лично отвечали за свои команды.
— Мы особенно разочарованы твоим поведением, Виолетта, — добавил Смородини. — У Бурого ветер в голове, и он приезжий. А вот тебе следовало быть осмотрительней.
Я видел, что Виолетта кипит от злости — но молча. И она, и я знали, кто всему виной, но правила были правилами, а Кортленд был неприкасаем. Нам оставалось лишь принять то, что нас ожидало. Сначала я не понял, почему Джейн тоже ввязалась в схватку, но потом сообразил: если Кортленд хотел причинить вред мне, то она — префектам. Инцидент вошел бы в годовой отчет и — что важнее — лишил бы префектов премии за спокойствие, выдаваемой Главной конторой. Год без единого случая агрессии поощрялся десятью тысячами баллов, которые делились по скользящему тарифу между префектами и городом.
Циан велел нам обоим подождать за дверью. Мы встали, виновато поклонились и вышли из зала.
— Голова садовая, — сказала Виолетта, как только дверь за нами закрылась. — Я всерьез намерена заставить тебя заплатить за это.
— И как же именно? Выгонишь меня из оркестра?
— Для начала. — Ей было досадно, что я первым делом подумал об этом. — Потом я подучу своих многочисленных близких друзей не участвовать в твоей переписи стульев. Твое пребывание здесь окажется бесполезным времяпрепровождением без моего добросердечного покровительства. И еще, — прибавила она, — я вычеркиваю тебя из списка друзей. Надеюсь, ты убит горем.
— У меня есть восемьдесят семь поводов для беспокойства посильнее этого, — возразил я, — начиная с заварного крема без желтого красителя.
Виолетта прищурилась и раскатисто фыркнула. Дверь открылась, и госпожа Гуммигут объявила, что мы можем войти. Мы вернулись в зал и сели там, где нам указали.
— Есть ли у вас что сказать, прежде чем мы назначим наказание, мастер Бурый? — спросил де Мальва.
— Мне нет оправданий, господин префект, — пробормотал я. — Я буду ревностно работать над собой.
— Виолетта де Мальва?
— Это заговор против меня, — выпалила она, показывая в мою сторону. — Я ведь хорошая. Все хотят стать моими друзьями. Я никогда бы не сделала ничего такого, что…
Но она действовала на нервы даже своему отцу, который поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Виолетта де Мальва, — начал он, — мы до глубины души разочарованы тем, что ты не сохранила контроль над своей командой по окончании игры. Как уважаемая всеми пурпурная, ты должна была подавать пример другим. Однако мы приняли во внимание твои многочисленные добрые дела, совершенные ради блага сообщества, и просьбы о смягчении наказания, поступившие от многих достойных членов Коллектива. Ты будешь оштрафована на… сто баллов.
Виолетта выглядела потрясенной. Я-то думал, она выйдет из этой переделки без ущерба для себя. В какой-то мере так и вышло. У нее, должно быть, имелось вдвое больше баллов, чем у меня, и масса возможностей приобрести еще. Если с меня тоже спишут сотню, не так все ужасно: для гражданства достаточно.
— Эдвард Бурый, — продолжил де Мальва голосом, каким обычно возвещают об эпидемии плесени, — мы считаем тебя главным ответственным за эту потасовку. Твои просчеты в оценке ситуации, неспособность удержать контроль над своей командой и недостаточные лидерские качества привели к ужаснейшей из драк на поле в истории нашего города. Ты будешь оштрафован на… двести баллов.
Я облегченно вздохнул. Это было плохо, но у меня до снятия насчитывалось почти тысяча триста баллов. Теперь осталось тысяча сто — достаточно для гражданства. Я все еще мог жениться — привилегия тех, кто проявил себя как достойный. На этом нас можно было и отпустить — но нет.
— Сверх того, — сказала Салли Гуммигут, — мы считаем, что твое вмешательство в изящное построение восточнокарминских очередей нарушает порядок. Правила часто действуют непостижимым для нас образом, и необдуманные поступки, которые на первый взгляд приносят пользу в краткосрочном плане, могут иметь непредвиденные последствия и подрывать единство Коллектива.
— К счастью для тебя, — добавил де Мальва, — ты подал заявку на применение стандартной переменной, и, согласно правилам, мы не можем лишить тебя баллов.
При этих словах я, наверное, улыбнулся — и, пожалуй, это было ошибкой.
— А сейчас, — объявил Смородини, — мы переходим к самому серьезному из обвинений против тебя.
Я оглядел всех префектов по очереди. Все мои возможные прегрешения были легко отрицаемы и труднодоказуемы. Префекты могли вести себя сколь угодно сурово, но им следовало быть справедливыми и уважать процедуры. В противном случае я мог подать жалобу третейскому судье в соседнем городе, и префектам самим угрожало бы снятие баллов.
— С сожалением извещаю тебя, — с иронией продолжил Смородини, — что последний кролик умер. Не от старости, как все ожидали, а поперхнувшись слишком большим листом одуванчика.
— Очень плохо, — негромко произнес я, чтобы заполнить воцарившуюся в зале неестественную тишину. Потом я все понял, и сердце мое упало. — Когда он умер?
— За день до того, как ты был в Гранате, — с расстановкой произнес де Мальва. — Если бы ты побывал у его клетки — как ты утверждаешь, — то сам узнал бы об этом.
— Ты солгал нам! — завизжала Виолетта. — А говорил, что он меховой, с зубами, с беленьким хвостиком! Я так разочарована!
— Мы все разочарованы, — сказал де Мальва, — и, если честно, Эдвард, твой отец разделяет это чувство. Ты говорил всем в городе, что видел кролика, даже ученикам на уроке. Это постыднейший обман. Надеюсь, больше в своей жизни я такого не встречу.