Дмитрий Карманов - Я всемогущий
С другой стороны, а какого ответа я ожидал от давно и безнадёжно влюблённой женщины? Философских размышлений в стиле «счастье есть отсутствие несчастья»?
Ирина смотрела на меня взглядом лани, загнанной охотником. От прежней маски деловой женщины не осталось и следа.
— Я люблю вас, Платон Сергеевич, — сказала она тихо-тихо, почти одними губами.
Я молчал.
— Уже давно люблю, — продолжила Ирина. — Я пыталась с собой справиться, но — не смогла. Я понимала, замечала, что не вызываю в вас ответных чувств. Какой бы я ни была, кем бы ни становилась, в кого бы ни превращалась ради вас — всё было впустую. Вас целиком занимала работа. Вы горели своими идеями. А я… мне было хорошо оттого, что могла находиться рядом.
Подошёл официант, но я жестом отослал его, чтобы не мешал. Ирина смотрела на меня и не замечала никого вокруг.
— А потом всё стало плохо. Вы ушли из компании, оставив меня преемницей. Я встала во главе этого гиганта, корпорации «Снег» — о чём ещё могла мечтать молодая карьеристка, начинавшая секретаршей? А я думала только о вас, я переживала, что больше не могу вас видеть пять раз в неделю, как раньше. Мне казалось, что лето закончилось и впереди только холода, навсегда. Я пыталась избавиться от этого… чувства, от потребности в вас. Пробовала заглушить её любыми способами. Алкоголь на ночь, чтобы заснуть, не думать. Наркотики… — Она нервно засмеялась. — Загоняла чувства внутрь, становилась бездушным автоматом, тупо продолжающим функционировать. Несколько раз бросала все дела и прилетала в Москву, сидела в машине напротив вашего предвыборного штаба, ждала, что вы покажетесь в двери или в окне. А потом и это кончилось — в Кремль так просто не заедешь, а у вашего дома при моём появлении стала дёргаться охрана, видимо, они боялись покушения.
Я испугался, что она вот-вот начнёт плакать, а что делать с плачущими женщинами, я не знал — сразу терялся, если такое случалось. Ирина, будто прочитав мои мысли, произнесла немного изменившимся, спокойным голосом:
— Я не стану плакать, не бойтесь. Я научилась себя контролировать и сдерживаться.
Мне было неловко. Передо мной сидела замечательная женщина, умница, красавица, отличная помощница и друг, женщина, которая мне очень нравилась, но которую я не любил. Было горько и неприятно, что я — причина страданий хорошего человека. Ну вот, призналась она мне, наконец, в любви — и что мне теперь с этим делать? Говорить банальности типа «давай останемся друзьями»?
Вновь подошёл официант. Пока Ирина изучала меню, я успел придумать, как построить дальнейший разговор, и после того, как заказ был сделан, начал говорить:
— Я не случайно спросил тебя про счастье. Ты несчастлива без меня. Она, — я указал глазами на девушку, грустно сидевшую над чашкой кофе за соседним столиком, — несчастна из-за того, что летом не поступила в театральный и сейчас вынуждена работать в ожидании следующего шанса через год. А, например, у него, — я показал на грузного мужчину, входящего в зал в сопровождении немолодой спутницы, — на прошлой неделе врачи нашли опухоль, и он жутко боится операции, хотя опухоль доброкачественная и, в общем-то, пустяшная.
Ирина послушно оборачивалась на людей, о которых я говорил.
— У меня есть новая идея, — я улыбнулся. — Хочу найти способ сделать счастливыми всех. Всех без исключения. Конечно, я не смогу устроить в институты всех бездарных девочек, мечтающих о сцене, или вылечить всех больных. И я не смогу, — сказал я немного тише, словно извиняясь, — ответить на твои чувства. Но я надеюсь найти способ, средство, которое позволит стать счастливыми всем людям на планете.
— Средство? — Ирина удивлённо наклонила голову.
— Ну, не таблетку счастья, конечно. Как мне видится сейчас, это скорее новая философия. Или даже религия. Может быть, какая-нибудь психологическая техника. — Я задумчиво поскрёб подбородок и признался: — Честно говоря, я пока слабо представляю, как это будет выглядеть. Я в поиске. Но цель — завораживает.
Моя собеседница медленно кивнула.
— Да, я вас узнаю. Ставить перед собой настолько невозможные цели, которые завораживают, — в этом вы весь.
— Мне нужен помощник.
Ирина мгновенно подобралась и быстро, словно боясь, что я ещё что-то скажу, проговорила:
— Я готова. Помощницей, секретаршей — кем угодно.
В её глазах мелькнул страх, что я передумаю. Что в качестве помощника мне нужен кто-то другой.
— Нет, секретарша мне, пожалуй, ни к чему. Если уж мы основываем новую религию, — я улыбнулся, — то тогда нужен сподвижник.
Ирина во все глаза смотрела на меня, как будто не веря своей удаче.
— Я готова.
— Ну хорошо. Корпорацию тебе есть кому передать?
Она на мгновение задумалась, потом кивнула:
— Найду.
Её поспешное согласие немного смутило меня. Правильно ли я делаю, что впутываю Ирину в сумасшедшую затею, в успехе которой я отнюдь не уверен? Как чувствовал себя Санчо Пансо, когда его спутник сражался с ветряными мельницами?
Но Ирина, казалось, уже была счастлива — безо всяких религий и философий. И я, отбросив сомнения, произнёс:
— Значит, договорились. И ещё. Раз уж мы теперь сподвижники, не называй меня, пожалуйста, на «вы» и по имени-отчеству, хорошо?
— Хорошо, — улыбнулась Ирина.
16Трясло немилосердно. Хмурый водитель уже несколько раз останавливал дышащий на ладан «Лэндкрузер» производства ещё, наверное, прошлого века, и залазил под капот. Однако пока всё обходилось, и мы продолжали путь.
На сиденье переднего пассажира размещался Таши, наш проводник, похожий то ли на стареющего Чингачгука, то ли на измождённого Мао Цзедуна. Время от времени он поворачивал к нам коричневое лицо с редкой седеющей бородёнкой и что-то говорил. Слов не разобрать — может быть, из-за плохого английского Таши, а может — из-за надсадного воя мотора. Ирина забралась на сиденье с ногами и спала, а я обозревал унылые пейзажи.
До приезда сюда я думал, что Тибет — это вереница заснеженных горных вершин, парящих на недосягаемой высоте. Наверное, слишком большое впечатление произвели на меня в своё время картины Рериха. Оказались же мы на широком плато, покрытом невыразительными плоскими то ли горами, то ли холмами. Всюду преобладал коричневый цвет. Коричневая земля, коричневые дороги, коричневые камни. Редкие поселения с домами, вросшими в землю, тоже были коричневыми и потому неотличимыми от всего остального.
Горы, настоящие снежные гиганты, остались позади — в Непале, куда мы с Ириной прилетели неделю назад. Сразу из аэропорта Катманду, устав после многочасового перелёта из Москвы, мы отправились в отель. А наутро случилась беда.
Мы договорились встретиться в десять утра в холле гостиницы. Спустившись в начале одиннадцатого, свою спутницу я не застал. Это было удивительно — за годы совместной работы Ирина приучила меня к своей пунктуальности. Я набрал её телефонный номер, однако никто не ответил. Поначалу я решил, что она принимает душ, поэтому не слышит мобильник, но спустя ещё двадцать минут и три оставшихся без ответа звонка, я забеспокоился и поднялся к ней на этаж. На стук в дверь номера никто не ответил. Подозревая самое страшное, я забарабанил сильнее и уже собрался было поднимать работников отеля на взлом дверей, но услышал слабый звук шагов.
Дверь открыла Ирина, бледная до синевы, на лбу блестели бисерины пота, а губы отдавали голубизной. Увидев меня, она произнесла слабым голосом:
— Я опоздала, да? Никак не могла встать.
Отступив от двери, Ирина покачнулась и едва не упала. Я подхватил лёгкую девушку на руки.
— Кажется, я заболела, — прошептала она, глядя на меня снизу вверх.
— Что случилось? — Я был в замешательстве. Вчера вечером Ирина ушла в свой номер здоровой, цветущей, хотя и немного уставшей. Сейчас же она напоминала гоголевскую панночку. — Что у тебя болит?
— Не понимаю, — её голос становился всё слабее. — Голова… болит, кружится. Тошнит… Горло тоже… — Она зашлась сухим кашлем.
Я аккуратно положил девушку на кровать и схватил трубку телефона. С трудом разобравшись в индийской вязи букв, я попытался дозвониться до дежурного портье. Безуспешно. Ирина лежала на кровати и смотрела на меня.
— Я скоро, — пообещал я и выскочил в коридор.
Сонный непалец за стойкой в холле в ответ на мои крики испуганно лепетал: «Ноу доктор! Ноу доктор!» Отчаявшись выбить из него хоть что-нибудь, я бросился на улицу.
В нос мгновенно ударила смесь запахов — аромат специй, человеческих выделений, марихуаны, животных, жарящейся прямо на улице пищи и гниющих фруктов. Я огляделся, не понимая, куда податься. Моё замешательство не осталось незамеченным — и через несколько секунд я оказался в галдящем кольце таксистов, наперебой предлагающих услуги. Аборигены хватали меня за руки, пытаясь буквально силком оттащить к своим машинам. Я с трудом высвободился и помчался вниз по улице.
