Марианна Алфёрова - Лига мартинариев
Сегодня народу было больше обычного, свободные столики остались только возле чугунной ограды, где слишком зябко и сыро для одетых по-вечернему дам. Но сойдет для меня. Сейчас мне не хотелось привлекать ничьего внимания. Всё, что мне нужно — это немножко себя порадовать. Я набрала целую тарелку пирожных и булочек, и уселась за столик. Звездная площадь, освещенная вычурными, под старину, фонарями, слегка покачивалась в наплывающем с реки тумане. Если смотреть из кафе Ораса на площадь, она кажется самой прекрасной площадью в мире — лучами уходят в бесконечность улицы, а меж ними, соперничая друг с другом блеском восстановленной лепки и позолоты, теснятся старинные особняки. Собор в центре площади похож на корабль. И золотые купола, как наполненные ветром паруса, зовут за собою вдаль и ввысь. Собор красивый, почти неземной. Зовя за собой, он не может обмануть. Но почему-то, несмотря на всю мерзость житейскую, хочется остаться. Что-то пока меня удерживало… не знаю — что…
«Завтра пойду в церковь», - напомнила себе, будто извинялась перед собором.
— Сколько закуски! Да тут человек на десять. И так мало выпивки, — насмешливый голос над ухом заставил меня вздрогнуть.
Парень в светлом костюме без спросу уселся за мой столик и выставил высокогорлую пузатую бутыль с янтарной, игриво вспыхивающей в блеске свечей жидкостью.
«Артист», - подумала я, ибо лицо парня казалось по-экранному знакомым.
Черные, коротко остриженные надо лбом волосы, голубые глаза, прищуренные в постоянной усмешке, мягкий, слишком подвижный рот — рот клоуна из дешевой пантомимы — вся его внешность напоминала маску, исполненную грубовато и гротескно, хотя и не исключалось, что маска — лишь обводка подлинного контура, то есть обман вдвойне. Такие люди в первый момент производят отталкивающее впечатление. Впрочем, на незнакомых я стараюсь смотреть беспристрастно и думать о них хорошо. Неприязнь окружающих часто подталкивает людей к дурным поступкам.
— Что тебе это напоминает? — парень самодовольно тряхнул янтарный «фугас».
— Дешевый шампунь.
— Ошибаешься. Это безумно дорогой ликер, лучший, который есть у Ораса, — он наполнил бокалы. — Надо выпить. У меня сегодня удача. Поминки, можно сказать, но удача.
— Сегодня все с поминок. Такой день… Только я не поняла, кого вы потеряли.
— Разбил свой новенький «Мерс», - произнес он с апломбом. — Машина была мне дорога. В прямом и переносном смысле тоже. Знаешь, когда смотришь на изуродованный капот, разбитые стекла… Во всем этом есть что-то человечье.
Ликер у незнакомца был удивительный. Обожгло небо, и сразу все пропало: беда и боль, Вад и Сашкино самоубийство. Сейчас в мире существовало только кафе Ораса на Звездной площади, блеск огней и радость людей, вливающих в свои сердца янтарный ликер. Сам Орас подошел нас обслужить. Ораса в нашем городе знали едва ли не все. Не потому, что он разбогател слишком быстро — подобным в наше время никого не удивишь. А потому, что он был независим — всегда и во всем. Он действовал не так, как все, и потому переиграть его никто не мог.
Поначалу его успех пытались объяснить привычным — деньги наркомафии и прочие темные делишки. Полиция и «налоговка» сбились с ног, проверяя его счета, но не нашли ничего. Его никто не поддерживал, а он шел наверх, напролом. Орас начал свою карьеру в нашем городе, имея высшее гуманитарное образование и не слишком покладистый характер — ни то, ни другое нельзя считать плюсом в его профессии. Пять лет назад он купил свое первое кафе. Сегодня он владел почти всеми крупными ресторанами в городе, хотя «Кафе Ораса» именовалось только это, первоприобретенное, на Звездной. Последним напору этого широкоскулого коренастого человека с внешностью и манерами атлета среднего веса сопротивлялся единственный ресторан «Мечта». Кроме ресторанов, ему принадлежали часть акций мясокомбината и молокозавода, а так же сеть магазинов «Летний полдень». Когда горожане в шутку называли Ораса «нашим кормильцем», они были недалеки от истины. Правда, кое-кто именовал его попросту мясником или поваром. В том числе и репортеры. Но после презентации очередного кафе с роскошным фуршетом они возвращали Орасу титул «первого гражданина города» и «кормильца». Разумеется, он не мог равняться банкирами или хозяевами «Мастерленда». Зато без преувеличения могу сказать, что он был самым известным. О нем постоянно говорили. Чего стоила одна история о том, как в кафе явился какой-то нувориш вместе со своим любимым ротвейлером и усадил собаку за стол. Первым из кафе с визгом вылетел пес, а за ним следом хозяин. Через неделю неизвестные перебили в окнах кафе все стекла, а машину Ораса обстреляли. А еще через неделю нувориш-собаколюб оказался разорен дотла и пустился в бега, хоронясь от многочисленных заимодавцев, и даже забыл прихватить с собой пса. Наверняка эта история на самом деле выглядела более грубо и менее комично, и собака в ней появилась с легкой руки какого-то юмориста, но Орас был человеком-мифом, и проверить, где кончается правда и начинается выдумка, было просто невозможно. О нем хотелось не только рассказывать, но и слушать самые невероятные истории. Местная газетенка «Солянка», захлебывалась слюной, с восторгом их пересказывала досужие сплетни. Наверное, это тоже дар — постоянно оказываться в центре внимания и при этом не выглядеть вульгарным. От Ораса все время ждали сюрпризов. Ко дню города он подарил старикам в богадельне какой-то немыслимый торт, а в своем кафе устроил обед по сумасшедшим ценам, и мест не хватило. Из всего, даже из благотворительных подачек, он умудрялся извлекать выгоду. Его жена красавица Катерина держалась на публике как принцесса. Но при этом по городу то и дело ходили сплетни о любовных похождениях Ораса. Наша желтая пресса со смаком обсасывала подробности. Собакина мне по секрету сообщила — а она всегда в курсе городских сплетен — что тираж нашей местной «Солянки» хорошо расходится в двух случаях — если на обложке есть цветное фото Пугачевой или Ораса.
Популярность — вещь не просто загадочная, а мистическая.
— Что поделываешь, Кентис? — как к старому приятелю, обратился Орас к моему соседу за столиком.
— Разбил «Мерседес», - отвечал тот с почти ребячливой гордостью.
Орас понимающе улыбнулся.
— Тебя уже похвалили?
— Пока нет.
Уж не знаю, чем Кентис больше гордился — тем, что у него был «Мерс», или тем, что он его расквасил.
— Учти, Ева — сводная сестра Нартова, — Орас наклонился и неожиданно ловким, почти неуловим в своей галантности жестом, поднес мою руку к губам.
Я едва сдержалась, чтобы не вырвать руку — кто бы мог подумать, что Орас когда-нибудь будет целовать мне руку.
— Ну и отлично! Разве я что-нибудь имею против Нартова? — пожал плечами Кентис.
Орас, будто по рассеянности, продолжал сжимать мои пальцы. Удивительные у него были руки — тепло их согревало не только ладонь, но и всю меня, всё тело. На секунду я прикрыла глаза, ощущая, как вместе с теплом в меня вливаются умиротворение и покойная слабость. И тут почувствовала, что большой палец Ораса скользит по моей ладони, мягко прощупывая кожу. Вот он натолкнулся на круглый желвак и слегка нажал на него, будто желал удостовериться, что это не просто болячка, а нечто совсем другое. При этом он смотрел на меня, и наши глаза встретились. Его взгляд был очень выразительным. Если изложить словами то, что я увидела на дне его зрачков, то получилось бы следующее: Орас торжествовал, одержав очередную победу, но при этом и меня почему-то звал принять участие в этом торжестве. Мне хотелось сказать «нет». Но я не могла не только разомкнуть губ, но даже выдернуть ладонь из его пальцев.
— Старик… — долетел до меня будто издалека голос Ораса.
Я сразу поняла, о ком он говорит. Очнувшись, я увидела Старика, идущего меж столиками, высоко вскинув беловолосую голову.
Никогда прежде я не оказывалась в столь изысканной компании. Сначала Орас. Теперь господин мэр.
Пробираясь меж столиками, Старик скорее по привычке, чем от души, улыбался посетителям кафе и пожимал протянутые руки, упорно продвигаясь вперед, не оставалось сомнения — он двигается к нашему столику. Тут только до меня дошло, почему лицо Кентиса казалось мне знакомым: сколько раз его фото мелькало в местных теле новостях и на первых страницах склочной «Солянки» и солидных «Ведомостей». Порой и столичная прессе, оскудев, сообщала подробности скандалов, устроенных беспутным сыном безупречного градоначальника. Ну конечно же, это Иннокентий!
Старик очень вежливо поздоровался со мной и сел за наш столик.
— Папуля, хочешь с нами выпить?! — весело крикнул Кентис и, взяв из рук Ораса новую бутылку, налил Старику полный бокал.
— Ты же знаешь — я не пью, — голос Старика был сух и громок — слишком громок, разговор слышали за соседними столиками. Он всегда говорил не то, что от него ожидали. И вел себя тоже НЕ ТАК. Даже внешность его была обманчива. Щеточка седых солдатских усов и армейская выправка у этого сугубо невоенного человека многих сбивали с толку.
