Александр Розов - Мауи и Пеле держащие мир

— Эгерт, ты стучишься в открытую дверь, — спокойно ответил философ, — разумеется, в природе человека, как и в природе любого высокоразвитого стайного животного, такое заложено. В стае питекантропов, конечно же, было соперничество за звание лучшего охотника на бизонов, или лучшего изготовителя каменных топоров. Твое желание быть лучшим художником в своем жанре понял бы любой питекантроп. Но он не понял бы желания какого-нибудь Джона Рокфеллера Двадцатого получить первое место в списке самых влиятельных людей планеты по версии журнала «Forbes».

— Но, — заметил Дэвис, — любой питекантроп понял бы, что значит быть альфа-самцом.

— О! — произнес Метфорт, — Я не зря столько раз болтал за столом на темы этологии. Да, безусловно, питекантроп оценил бы достижения Чингисхана или Аттилы в этом ключе. Множество обустроенных аграрных угодий с тысячами воинов, слуг, и наложниц. Это достойный результат. Но, у Джона Рокфеллера Двадцатого ничего этого нет! Реальная компонента его богатства, это несколько ранчо, дюжина особняков, сотня-другая слуг, включая слабо-вооруженных охранников, затем пяток неофициальных любовниц, как правило — стервозных, одна легальная жена, тоже стервозная, и еще одна бывшая жена, которой надо платить отступное по суду. Какой это, к черту альфа-самец?

— Минутку, Лукас, ты забыл про предприятия, принадлежащие этому Рокфеллеру!

— Нет, Эгерт, я про них не забыл. Просто, они ему не принадлежат. Он владеет только крупными пакетами акций. Он не может ничего приказать даже уборщице на одном из, будто бы, своих предприятий. Она пошлет его к черту, а он в ответ даже не сможет ее уволить. Ты осознаешь парадокс?

Художник в некоторой задумчивости глотнул крюшона, и произнес:

— Ладно. Я не разбираюсь в акциях. Но, если в «Forbes» пишут, что состояние такого-то субъекта составляет десять миллиардов долларов, то это что-то значит.

— Конечно! — весело подтвердила Олив Метфорт, — Это значит, что в сотнях различных компьютерных сетей, отражающих состояние счетов в банках и в депозитариях ценных бумаг, записаны цепочки цифр. Если эти цифры обработать по некоторым правилам, то получится итоговое число: десять миллиардов. Это число и публикует «Forbes».

— Хорошо, — сказал Дэвис, — а что конкретно означает это число?

— Оно означает, — ответила она, — что данный субъект весьма богат, и может совершать некоторые очень крупные покупки, хотя, не любые. Государство следит, чтобы он не использовал цифры из компьютерной сети на анти-системные цели. Еще, этот субъект может заниматься некоторыми видами коррупции: платить в партийные фонды, чтобы главные чиновники государства принимали решения, способствующие увеличению тех цепочек цифр в компьютерных сетях, о которых я сказала в начале.

— Так, — вмешалась Беверли Мастерс, — в чем смысл этой компьютерной игры в цифры?

— Смысл, — ответил Лукас Метфорт, — в сохранении монолитности шайки разбойников, называемой государством. Способ сохранения называется «общая воровская касса», он придуман еще в глубокой древности. Основная часть награбленного не делится между членами шайки, а лежит в общем хранилище, и разбойник, покинувший банду, теряет доступ к этим сокровищам. Он богат, лишь пока остается в пределах системы — шайки. Фокус с цифрами, о котором рассказала Олив, это та же общая воровская касса, только оборудованная не как пещера Сезам в сказке про Али-Бабу, а в компьютерной форме.

Юная полинезийка Вави, очень внимательно следившая за ходом разговора, внезапно выступила с прямой провокацией:

— Когда мы слушали «Radio Venseremos», док Лукас говорил, что там жульничество и красная пропаганда, а сейчас док Лукас говорит то же, что было по этому радио.

— Отличное замечание, юная леди! — обрадовался философ, — Сейчас, согласно правилам научной этики, я должен уточнить свою позицию. Когда коммунисты в своей агитации называют капиталистическое государство шайкой разбойников — они правы. Но они умалчивают о том, что социалистическое партийное государство, предлагаемое ими в качестве альтернативы, это такая же шайка разбойников.

— Лукас, — заметила Олив, — ты же обещал аудитории романтику страны плезиозавров, а сейчас ты снова скачешь с копьем в бой против ветряной мельницы государства.

— Мой звонкий комарик, — ласково ответил он, — согласись, что дон Кихот, на активность которого ты намекнула, очень романтичен. А я соглашусь, что стиль изложения должен соответствовать этому романтизму, и немедленно исправлюсь. Договорились?

— Договорились, — ответила Олив, и облизнулась в предвкушении романтики.

Лукас Метфорт тоже улыбнулся, сделал глоток пунша, и объявил:

— Государство, это шайка разбойников. Вначале оно отбирало у фермеров только часть урожая, но уже во времена фараонов, оно захотело не только дани, но и служения. Оно навязало людям такую искривленную картину мира, в которой это служение выглядит естественным. Государство — источник справедливости, порядка, безопасности, и всех мыслимых благ. Только государство придает смысл человеческой жизни — так говорят государственные жрецы, функция которых не только религиозный культ, но и система воспитания, образования, культуры и массовой информации. Теперь человек с детства попадает в особую культурную среду, в которой сложно усомниться в благотворности государства. Это не только крайне упростило сбор дани, но еще позволило отправлять фермеров на войну за интересы шайки разбойников! Вот это жизнь! Разбойники могут сидеть в уютных особняках, и пить мартини, в то время как фермеры и платят дань, и завоевывают земли с новыми подданными, не щадя своей жизни за родину! Такая схема остается константой, несмотря на смену партий у руля, и несмотря даже на революции. Революционеры — тоже люди, они говорят про справедливость для народа, но их цель — спихнуть старую шайку и самим господствовать над разбойничьей кормушкой.

— Не все революционеры такие, — возразила Беверли, — вот, коммунисты, учили, что эта разбойничья кормушка будет ликвидирована после их победы.

— Нет, мисс Мастерс. Так написал Энгельс в 1878 году в книге «Анти-Дюринг». Но надо понимать, что Энгельс не был революционером-практиком, в смысле — претендентом на кормушку. Коммунистические революционеры-практики не отрицали правоты одного из основоположников, но отнесли ликвидацию государства в то неопределенное будущие, в которое еще раньше христиане-практики отнесли второе пришествие своего божества.

— Лукас, где плезиозавры? — требовательно спросила Олив.

— Я как раз к этому перехожу, моя невероятная меганевра.

— Кто-кто?

— Гигантская стрекоза размером с кошку, — пояснил он, — эта стрекоза жила на планете до появления плезиозавров, к которым я как раз перехожу. Так вот: первое правило страны Плезиозавр-Ринг: никакого государства и никаких государственных институтов. Кстати, банковские и кредитно-финансовые структуры, включая фондовую биржу и страховые компании, по сути, представляют собой часть государства, так что их тоже нет.

— Значит, банков нет, — сказала полинезийка Вави, — а деньги? Надо же как-то торговать.

— Можно использовать золотые слитки, — сказал он, — или менять одни товары на другие.

— Можно, — согласилась она, — а еще вопрос: чьи островки? Чья лагуна? Ну и все такое?

— Любые природные ресурсы, включая сушу и море — общие. А кто хочет использовать больше ресурсов, чем приходится на его долю, тот платит остальным компенсацию.

Возникла пауза — все задумались. Эгерт Дэвис почесал в затылке и поинтересовался.

— А власть в этом Плезиозавринге есть, или там анархия — мать порядка?

— Власть, — ответил социальный философ, — там устроена по афинскому принципу.

— Это как? — спросил доктор Хейво Хийси Протей, молчавший уже несколько минут.

— …Афинский принцип, — продолжил Лукас, — заключается в том, что законы кратки и неизменны, властные функции передаются кому-то только на небольшой срок, и при выборе функционера используется либо жребий, либо рейтинговый плебисцит.

— Интересно, — произнес Хийси, — что в данном случае значит рейтинговый плебисцит?

— Это когда общее собрание оценивает не самого кандидата, а его квалификацию в той конкретной области, управлять которой он претендует.

— Хм… Странно. Ведь кандидат может оказаться квалифицированным, но нечестным.

— А это его проблемы, — ответил философ, — если он проявит нечестность на публичной должности, или если он в чем-либо выйдет за границы своих функций, даже с самыми добрыми намерениями, в смысле, займется на своем посту чем-либо вне контракта…

— …То что? — спросила полинезийка Вави.

— …То суд применит к нему высшую меру гуманитарной самозащиты, а к его семье — превентивную меру: лишение гражданских прав. Принцип у плезиозавров такой: мы нанимаем менеджера только для тех услуг, которых мы хотим получить. Пусть он не пытается навязать нам никаких услуг сверх этого, иначе получится государство.