Юрий Никитин - 2024-й

От соседнего стола прислушивался Тимур, наконец пихнулся короткими ножками и лихо подкатил в кресле.

— Это в случае, — уточнил он живо, — если хорошие дураки. Импозантные.

— Это как? — спросил я.

— Особые дураки, — пояснил он ехидно. — Дурнее которых уже нет на свете.

— Нет, — возразил Гулько, — я имею в виду — честные дураки. Словом, люди, с которыми нам всегда приятно и уютно общаться.

Тимур задумался, поморщился, но кивнул:

— Вообще-то да. Вон Роман умный, сволочь, но я его больше трех минут на дух не выношу. А вот с тобой общаться приятно, хоть весь день бы беседовал. Только хвали меня больше.

Гулько, не давая себя сбить с мысли, обернулся ко мне:

— Пусть забавляются в остроумии, придурки, но мы ж люди серьезные. Я имею в виду, что в мире, где дураки имеют такое влияние, бывает лучше сделать им шаг навстречу, чем переть против рожна.

Я насторожился:

— Что? И ты готов отказаться от жестокостей в байме? И что будем делать? Нюхать цветочки на полянках? Или кто больше соберет?

Он помотал головой:

— Нет, в реале же не только цветочки собирают! И войны гремят, и зверей убивают… Но уже есть какие-то законы. Времена буссенарства прошли, тут они правы. Мы можем тоже ввести какие-то ограничения. Скажем, не бить каких-то зверей… Одних бить, других — низзя…

Он что-то еще мямлил, потом вообще ушел в сторону и начал жаловаться на соседей: не дают громко музыку включать, а он же не виноват, что стены такие тонкие, но я уже не слушал, голова трещит под напором новых и, надо признать, непривычных мыслей. Сам уже думал над этой проблемкой, а если уж медлительный Гулько что-то чует в воздухе, то самое время остановиться и подумать, с чем столкнулись или на что напоролись.

В любой байме зверей истребляют всех поголовно, смотрят только на лут и количество экспы. Это всегда и везде так было. Хотя в принципе нетрудно разделить зверей на группы. Скажем, этих бить можно и нужно всегда, а вот тех только в особый сезон, охотничий. А самых редких, что в Красной Книге, нельзя вообще. Даже пугать их запрещено, а то нервные, яйценоскость нарушится…

Кроме того, нельзя бить детенышей… ну и что, если в баймах их нет, заведем, это ерунда, зато за убийство будем начислять штрафы. Это, кстати, усложнит байму. У всех традиционно тупая и однообразная зачистка, а у нас будет выборочная. Внесем разнообразие, что уже само по себе хорошо! А от Фонда Защиты Животных можно грант получить или какой-нибудь бонус. Они там против убийства животных и шуб из натурального меха. Нет, за шубы…

Я поймал себя на том, что почти всерьез рассматриваю возможности введения в байму такой хрени. Разозлился, у себя в кабинете отыскал на столе сдвинутый за ненадобностью в кучу потенциального мусора блестящий кусочек картона. На нем надпись: «Социальное равновесие», а под ним буковками помельче: «Тамара Вовк, юрист».

Я набрал номер, на том конце голос прозвучал сразу же, едва закончились щелчки набираемого номера:

— «Социальное равновесие», Тамара Вовк…

— Тамара? — сказал я. — Это Владимир Черновол. Помните, вы заходили к нам с одной весьма необычной идеей?

— Да, — ответила она бесстрастно, — да-да, что-то припоминаю.

Я ухмыльнулся, приятно замечать, когда переигрывают, уж слишком голос холодный и обезличенный, слишком.

— А вот я вас запомнил лучше, — сказал я, — что неудивительно, красивые женщины в памяти остаются лучше, чем умные… Нет-нет, не спешите класть трубку. У меня появились вопросы. И некоторые, так сказать, неясности. Не могли бы мы встретиться?

— Хорошо, — ответила она, — приезжайте, все объясню. Только не сейчас, у меня встреча, потом совещание, а затем разбор и подготовка нужных бумаг… Давайте запишу вас на завтра… после четырнадцати часов в любое время… до восемнадцати.

— В восемнадцать заканчиваете? — поинтересовался я. — Счастливый вы человек. А мы вот до поздней ночи… Хорошо, а если встречу сегодня после работы? Где ваш офис территориально? Могу подъехать к выходу. Если, конечно, вас кто-то уже не встречает…

Она ответила недовольно:

— Я не смешиваю работу и личную жизнь.

Я запротестовал:

— Но я еще не затаскиваю вас в постель! Просто по дороге домой вы сумели бы развеять туман в моих мозгах.

— Вы не так поняли, — ответила она резковато, — я имею в виду, после шести вечера у меня заканчивается рабочая жизнь и начинается личная.

Я сказал с досадой:

— Боитесь переработать? Ладно, проехали… До свидания. Спасибо за разъяснение.

Я уже убирал трубку от уха, когда услышал ее голос:

— Хорошо-хорошо, если это вам так нужно для работы… подъезжайте.

Глава 4

До их юридической конторы минут двадцать, но я выехал за час, не секрет, что творится на дорогах, и хотя знаю все объездные пути через дворы, но я не один такой умный, нашлись и другие, гады, сколько же их за рулем, половина купила права, а половине подарили по пьяни…

Впереди что-то вроде вялотекущей пробки, чувствую, как пошли чаще толчки сердечной мышцы, а тут еще какая-то сволочь ухитрилась умело вклиниться с правого ряда прямо передо мной, и уже поздно давить на газ, разве что садану бампером в задницу. Убивал бы этих сволочей…

Разрешенная скорость — сорок километров в час, иду на пятидесяти, а тут какай-то гад проносится мимо так, будто стою на месте! Ну пусть бы обогнал, ладно, авось там гайцы поймают, а я победно проеду мимо, ухмыляясь, но там впереди раскорячился «КрАЗ» с полным кузовом бетонных блоков, и этот лихач поспешно вклинился в мой ряд аккурат передо мной, сволочь, и ползет, ползет, ползет на двадцати километрах в час, догнать бы да набить морду…

Я пилил за ним, прожигая взглядом ему шины, пробивая заднее стекло и вообще, будь моя воля, незримо крутанул бы ему руль в сторону, чтобы автомобиль этого пятнистого гада вылетел с трассы в канаву, а там вообще заглох.

Фу, наконец-то придурок на стареньких «жигулях», что пилил в левом ряду, догадался уступить дорогу. Его обгоняли, кто смотрел неодобрительно, кто показывал средний палец, а один швырнул шкурками от банана и попал в лобовое стекло. Правильно, вообще такому уроду можно кирпич бросить…

Причиной затора оказалась авария, столкнулись «мерс» и «вольво», выясняли, кто круче. Из-за уродов две полосы заняты, а по оставшейся мы протискивались сорок минут. Если бы наши проклятия срабатывали хоть в сотую часть силы, от гадов остались бы одни тлеющие ошметки. Еще одна пробка, но уже поменьше: посреди дороги застыл дряхлый «жигуль», «закипел», водитель выставил аварийные знаки и, запершись в кабине, ждет, похоже, наступления холодов.

Обливаясь потом, я все же включил кондишен. Хоть и вредный, говорят, но все же к даме, ради нее могу даже кофе на ночь, хоть это тоже ужасно вредно, как сказано в медицинских новостях.

Она вышла элегантная, строгая, очень деловая, разве что роговые очки сменила на широкие темные. Все то же безукоризненное лицо, косметики минимум, хорошая свежая кожа и ясный взгляд.

Я выскочил из машины, открыл дверцу и ждал, чувствуя себя несколько глупо и не в своей тарелке. Среди наших не принято обременять себя мерехлюндиями, Алёна еще та красотка, но никому из нас не придет в голову распахивать перед нею дверь или придвигать ей стул. У нас равноправие полов не на словах, а здесь я как бы и не я…

Она приветливо, хоть и очень сдержанно улыбнулась:

— Как вы только ухитрились припарковаться в такой тесноте… Спасибо.

Она опустилась на правое сиденье, я любовался, как, не глядя, ловко защелкнула ремень, профиль четкий, утонченно законченный, вообще лицо из таких, когда ни убавить, ни прибавить.

Я начал осторожно выдвигаться в слитно ползущий поток машин. Она сказала предупреждающе:

— Я живу на Профсоюзной. Это и далеко, и там постоянные пробки. Так что давайте быстро объясню, что вы хотели узнать, и сможете высадить меня раньше.

— Что вы, — сказал я, — как-то надеялся, что поужинаем по дороге… Да не смотрите таким зверем! Я вовсе не имею в виду, что кто ужинает девушку, тот ее и танцует. Я тоже только что закончил работу! И проголодался.

Она покосилась в мою сторону:

— Да, вид у вас голодный.

— В какое кафе или ресторан заскочим?

— На ваш выбор.

— Хорошо, посмотрим, где меньше машин на стоянке…

Улицу перегородил выползающий из переулка приземистый погрузчик с выдвинутой над кабиной стрелой с широкой площадкой, что делала его похожим на кавказца в национальной кепке.

Я молча ругнулся, Тамара чуть улыбнулась уголками губ. Я покосился на ее чеканный профиль: ни одной лишней детали, лицо угловато-нежное, сразу возникает образ рожденного в дизайнерских муках дорогого автомобиля с его вызывающе спортивными обводами и в то же время изысканным комфортом.