Райво Штулберг - Химеры просыпаются ночью

— Ты еще здесь?

— Ключи…

— Хрен знает, где ключи. Там поищи, — и детина неопределенно махнул в сторону КПП.

Ученый прошел в то самое здание с трупом. Мертвеца убрать еще не успели. В сумерках рассмотреть что-то было довольно трудно, но ключи — по виду как раз автомобильные — отыскались как-то сразу. Когда возвращался к машине, решил, что, если ключи не подойдут, то попробует перемкнуть провода, хотя понятия не имел, какие именно нужно будет замыкать. Но только не обратно к этим воякам.

Изо всей связки в замок вошли лишь предпоследние. Митин несказанно обрадовался, повернул ключ. Мотор радостно заурчал, ожили стрелки приборов. Славно: бак почти полностью заправлен, хоть с этой стороны подвоха ждать не придется. Рыкнула передача. Какие здесь тугие педали, однако…

По давно неремонтируемой дороге руль едва не выбивало из рук; к тому же, единственная уцелевшая фара слишком плохо освещала путь, так что приходилось держать скорость не больше сорока-пятидесяти. Куда ехать, Митин примерно знал: успел ознакомиться с картой еще в госпитале. Километрах в десяти должен быть первичный пункт сбора, нужно только не прозевать поворот на просеку. А там уж и рукой подать. Но километры шли, а поворота до сих пор не было видно. То ли все-таки пропустил, то ли карта врала. Митин даже начал не на шутку беспокоиться, как слева в свете фар возник черный провал между стволами. Вот и поворот, кажется.

Повернул налево, поймал себя на том, что не забыл включил поворотник. Эта деталь даже позабавила его. На секунду он отвлекся от дороги, а в следующий миг машину уже вывернуло поперек колеи, все закружилось, раздался грохот.

Митин испугался только когда уже вращение прекратилось. Сразу понял: перевернулся. Как по грязи вылетают с трассы — он знал не понаслышке, когда-то, еще в автошколе, они с инструктором ехали по грязной колее… Потом целый час выталкивали «Пятерку» на более-менее сухой участок. О Боже, как же давно это все было — словно и не с ним вовсе.

Но воспоминание мелькнуло — и мигом уступило место реальности, в которой Митин с разбитым носом лежал в опрокинутой машине. Двигатель не заглох, но звук его раздавался будто откуда-то из-под ваты. Оглушило — понял ученый. Кое-как выкарабкался наружу. УАЗик лежал на боку, метрах в пяти от колеи. Колеса вращались в пустоте, разбрызгивая ошметки грязи.

Неужели он и в самом деле не справился с управлением? Дорога-то вполне себе ровная была…

В голове гудело, молотом отдавался пульс в висках. Во рту соленым ныли разбитые зубы, ломило нос… Ученый сполз на землю, накатил приступ тошноты. Если бы в желудке что-нибудь оставалось, то непременно вырвало бы. Но от рвотных потуг голова затрещала еще больше. Митин двинулся к просеке, его мотало в разные стороны.

И тут из темноты, не так далеко, раздалось невнятное бормотание, похожее на человеческое, но, в то же время, имевшее к разумной речи весьма отдаленное отношение. Даже прислушавшись, невозможно было разобрать ни единого слова, какой-то набор букв, звуков — будто бы говорили на непонятном языке.

— Эй, — негромко позвал Митин.

Бормотание оставалось таким же ровным, как и прежде.

— Hi, — повторил он по-английски, — hallo…

Ничего не изменилось?

— Sprechen Sie Deutsch? Parlez-vous franзais?

И вдруг до него дошло: ну какое может быть «franзais» в темном лесу, в Зоне?! Интеллигентские привычки… То, что бормотало сейчас из тьмы, могло оказаться не человеком, а… а кем угодно. Ему показалось даже, что оттуда послышался едва различимый хруст веток: бормотавший приближался к ученому.

Митин вскрикнул и помчался по просеке, но что-то лопнуло в затылке, резануло в глаза — и он, как подкошенный, упал ничком в грязь.

Несколько секунд вообще не соображал, где находится, только смотрел на черные вершины деревьев. Потом, как во сне, услышал приближающийся топот. Размеренный, неспешный. Но теперь уже без бормотания. Шагавшего Митин не видел, но от этого было еще страшнее. Инстинктивно он потянулся к поясу, но кобуры там, конечно же, не оказалось: табельное еще не успел получить. Губы сами собой разжались, но крика не получилось, только немое мычание потянулось из горла. Совсем рядом хрустнуло, затем почти над головой послышался глухой голос и на фоне черно-синего неба возникло мертвенное сморщенное лицо. Оно было словно надето на почти лысый череп, приплюснутый спереди; старческое, абсолютно бесцветное. Вместо губ по краям черной прорези шевелились складки и морщины. Глаза в бессмысленной злобе уставились прямо в Митина.

— Ты кто? Тебе что надо?! — взвизгнул ученый. Лицо начало опускаться.

Митин понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Мозг отказывался верить в происходящее и из последних сил цеплялся за какое-нибудь разумное объяснение: зомби, самосел, снорк, просто сумасшедший сталкер?.. Но это не было похоже ни на что. Лицо же тем временем опустилось совсем близко, из морщинистой ротовой прорези сильно воняло гнилью. Редкие желтоватые волосики на макушке не могли скрыть бугристого черепа, обтянутого пятнистым пергаментом кожи.

Страх вернул Митину прежнюю способность двигаться — словно пелена спала. Он по-змеиному вывернулся из-под приближавшегося лица и отбежал на четвереньках. Оглянуться было страшно, но ученый переборол страх и на секунду бросил взгляд в ту сторону. Потом он еще долго вспоминал эту самую секунду.

Отвратительный, пузатый и нагой старик карликового роста свирепо смотрел прямо в глаза Митину, что-то неразборчиво бормотал — будто проклятия. И все это — на фоне почти ночного неба, на котором начинала светлеть полная луна.

В голове продолжало гудеть, но ноги слушались. Митин рванул все свое тело — вперед. Карлик остался далеко позади, но еще долго казалось, что за спиной звучат бубнящие звуки. Впереди качалась освещенная луной дорога, глаза начинала заливать горячая пелена, воздуха не хватало. Кажется, он бежал целую вечность. И только когда внезапно отказали ноги, Митин опрокинулся навзничь, покатился, больно обдирая кожу о замерзшую землю.

Где-то завыл слепыш, ему из глубины леса откликнулся другой, нужно было вставать и двигаться к базе, чтобы звери не успели почувствовать его запах, но сил не было. Он лежал, жадно задыхаясь ледяным воздухом. Кажется, даже если б прямо сейчас сзади снова послышались те страшные бормотания, ученый не смог пошевелиться: тело просто отказывалось подчиняться.

Так пролежал он довольно долго, ни о чем не думал, ничего не чувствовал. Гудело во всем теле, било пульсом в виски. Но вот сердце успокоилось, мышцы понемногу наливались силой, возвращалась способность внятно мыслить. Надо было подниматься, идти. Тот старик вполне мог продолжать преследование; да и мутанты выходили на ночную охоту.

Шатаясь, Митин побрел вдоль просеки, стараясь держаться под прикрытием деревьев. Свернул с пути лишь дважды: когда увидел в свете луны хоровод листьев и выгнутые сучья: аномалия. Пришлось обходить ее довольно большим крюком, метров двести. И еще раз свернул, когда заметил, что идет по мху. Помнил: мох лучше всего впитывает радиацию. А дозиметры остались в автобусе…

Наконец, впереди в небе замаячил отсвет наружного освещения на базе. А через несколько минут — словно свет в конце тоннеля — и сами ее огни. Митин хотел прибавить шагу, но ноги все еще плохо слушались, и он едва не упал. Впрочем, это было бы уже не важно: он многое прожил сегодня и добрался бы до заветных железных дверей, хоть ползком.

«В триллере за мной полагалось бы гнаться какой-нибудь нечисти, а впереди кричали бы товарищи, подбадривая… — подумалось вдруг и, кажется, совершенно не к месту, — …а потом из последних сил я бы, облитый кровью, упал на железный пол, а за мной грохнула бы тяжелая дверь. А тварь осталась бы там, ревущая, свирепая. Так что не все так плохо. Мне нужно всего лишь дойти. Просто дойти. Ногами. Шаг за шагом. И пока я это думал, еще на несколько метров стал ближе».

Огни становились ярче, потом послышались негромкие голоса. После звуков ночного леса они ласкали слух.

— Эй, — сказал Митин, но его вряд ли кто-то услышал.

Только когда подошел совсем близко, кто-то из охраны заметил его и вскинул оружие. Ученый махнул рукой:

— Да свой я, свой…

Через полчаса он уже сидел в медблоке и, разогретый кружкой спирта и галетами, слушал болтовню медика, изголодавшегося по новому человеку, смотрел на железный пол и вентиляционную решетку в нем. Электрический свет тепло ложился под ноги, мягко струились вытянутые тени. Митин с наслаждением впитывал тепло, слова медика, солоноватый вкус галет… Ну, что он мог почувствовать и сказать еще? Только то, что:

— Ну вот, я и дома.

И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее.

Тополь отошел от грузовика. Нехорошее предчувствие засвербило в груди. Что-то сейчас должно было случиться, вот прямо сейчас. Он замер, чтобы не пропустить опасность, но ничего не происходило. Только сердце стучало чаще обычного. Нет, он не боялся, пребывание в Зоне никого не излечивало от страха — от него вообще невозможно излечиться, но чувство нарастающей безотчетной тревоги постепенно овладевало всем его существом. В пальцах появилась неприятная слабость, задрожали колени. Потом во рту появился слабый металлический привкус, к горлу подступил комок тошноты.