Сергей Буянов - Двугорбый Янус
– А может, вы сами припомните, – Апостолов не хотел обращаться за помощью к органам, – а? Варфоломеевский проезд!
– Я припоминаю, но между какими улицами? Все возможные варианты перебрали – нулевой результат! Куда ехать-то? – водитель указал на окно. – Сумерки уже!
– Давайте, в милицию, – устало махнул рукой профессор.
– Сейчас, заправимся и поедем!
С заправки выезжали уже в полутьме, с включенными фарами.
– На Петровку!
И опять шофёр оказался не прав
– Да это ж, вообще, в Химках или Люберцах! – сказали милиционеры.
– Домой, – попросил Апостолов, утомлённый поисками.
Машина плавно тронулась, профессор задремал.
– Вот оно! – разбудил Апостолова счастливый вопль таксиста. – Это ж надо, четыре раза мимо проехали и не заметили!
Апостолов, посмотрел в окна. От ближнего света фар вяло отсвечивала табличка:
КЛИНИКА ПРОФЕССОРА СТЕПАНИДОВОЙ с размазанными инициалами.
Похоже, маленький аккуратный особнячок совсем недавно снят в аренду – яркую вывеску изготовить не успели. Дворик культурный: клумбы с цветочками, симпатичный заборчик, белоснежно оштукатуренные стены, чистенькое крылечко. У входа совершенно трезвая (!) и вежливая (!!! ) санитарка.
– Вот оно как, в платных клиниках! – заметил шофёр.
– Это только на первый взгляд! – возразил профессор. – Медперсонал тут тот же самый – бесплатный. И к роскоши они быстро привыкают, и хамят клиентам ещё пуще. Ничего! Скоро больницы, кроме родильных отделений, станут не нужны!
– Конечно, – поддакнул шофёр, подумав: «Фанат! Раньше дзержинцы тоже хоронили преступность…»
– Присаживайтесь, пожалуйста, профессор Апостолов, – пригласила санитарка обоих посетителей указав на мягкие пуфики у стены.
Профессор поморщился, но тут же улыбнулся. Его знали в лицо многие, но не все же должны помнить его имя-отчество!
Профессор Степанидова не заставила себя долго ждать. Спустя две минуты, санитарка пригласила Апостолова в кабинет, указав в коридор тонким пальцем с массивным перстнем: – Вторая дверь налево!
Профессор поблагодарил и прошёл внутрь. Поразительнейшая чистота! И мягкие ковровые дорожки. Он деликатно постучал в белую дверь.
– Входите!
– Добрый вечер! – как зовут Степанидову, профессор не запомнил, а гадать не стал.
– Присаживайтесь.
Апостолов сел в кресло напротив стола Степанидовой. Всё в кабинете было белым: белоснежное кресло, накрахмаленный халат докторши, стол, стены, и даже ковровая дорожка – сияли белизной свежего снега. Профессор поёжился.
– Я пригласила вас ещё днём, но это не имеет значения!
– Извините, пожалуйста! Возможно, я отнимаю ваше время?
– Нет-нет, что кривить душой-то? – улыбнулась профессорша так, что яркая помада на её губах треснула в уголках рта. – Таким клиентам я всегда рада! Платите вы хорошо, я стараюсь отрабатывать!
– Вы позвали меня, – перешёл к делу профессор, разговор о деньгах его раздражал. Никогда их не имел, а вот теперь, пожалуйста, встречают как нового русского!
– Позвала вас для беседы, не телефонной беседы… – Степанидова вздохнула, собираясь с силами. – Дело складывается следующим образом: у вас будет необычный ребёнок!
– Как это? – привстал профессор.
– О! Не волнуйтесь, не урод! Но есть одна маленькая деталь.
– Что? Аномалия?
– Если вы подразумеваете патологию, то нет! Никакая не аномалия!
– А если не подразумеваю? – профессор сам себе удивился, как это он ведёт разговор, не зная имени собеседницы? Но со Степанидовой он чувствовал себя легко и раскованно.
– Если вы считаете аномалию небольшим отклонением от общепринятой нормы, да!
– Разрешите узнать, отклонение выше или ниже нормы?
– Опять вы о норме! Да нормальный ваш ребёнок, нормальный! Просто возникнет небольшая проблема с его здоровьем в первые часы жизни.
– Позвольте вас спросить, почему вы тогда заявили, что все нормально и распрекрасно?
– А потому, что так и есть на самом деле! – лицо Степанидовой стало жёстче. Видать, не впервой ей пришлось увещевать некомпетентных будущих папаш, взволнованных до состояния аффекта. – На сегодняшний день всё хорошо и распрекрасно.
– Скажите, профессор, зачем вынашивать ребёнка, подвергая его жизнь опасности в родах?
– А зачем убивать его? – наповал сразила Степанидова.
– Хорошо, хорошо, – успокоился Апостолов. – В чём его аномалия?
– Вот и прекрасно! Вы взяли себя в руки, приятно говорить с таким человеком!
– Итак? – спросил Апостолов, не поддаваясь лести.
– Итак. У Вашего будущего ребёнка имеется ферментопатия Точнее гемоглобинопатия.
– Что-то вроде лейкоза?
– Вовсе нет! – Степанидова достала из ящичка стола цветные графики компьютерной обработки неких анализов. – Вот, смотрите!
– Это для меня китайская грамота, – отодвинул от носа бумаги профессор.
– Представьте себе, для меня тоже!
Глаза Апостолова расширились.
– Не в том смысле, что я не понимаю смысла, а в том, что я не могу прогнозировать последствия!
– Объясните, пожалуйста.
– Хорошо, – Степанидова собралась с мыслями. – Представьте себе единую цепь биохимических превращений: за одним звеном непременно следует другое, в итоге получается нормальный эритроцит – клетка крови, переносящая кислород.
– Представил.
– … вот, в этой цепи произошло нарушение.
– Лейкоз?
– Нет! Извините, я говорю непонятно, попробую иначе. Представляете деление клетки?
– Пополам?
– Да, а потом ещё раз пополам, и ещё.
– И всё это описывается химическими реакциями, – уловил суть профессор Апостолов.
– Таким образом, из одной клетки получается восемь маленьких жизнеспособных эритроцитов. А у вашего сына – только четыре.
– И они нежизнеспособны, – заключил профессор.
– Сверхжизнеспособны!
– Тогда в чём проблема?
– В условиях пониженного содержания кислорода человек, имеющий такие клетки, живёт! А обычный – умирает, поскольку его мелкие клетки не справляются
– И что теперь делать? Моему сыну постоянно жить в душных помещениях?
– Николай Иванович! Содержание кислорода даже в душном помещении велико для вашего ребёнка, а фермента, делящего пополам большой эритроцит, у него нет!
– А если синтезировать этот фермент?
– На сегодняшний день невозможно, увы! – развела руками Степанидова.
– Вы отбираете у меня ребёнка для научных экспериментов? – вызывающе спросил Апостолов.
– Нет, – твёрдо возразила докторша. – Как раз, я хочу оградить его от всякого рода экспериментов и опытов! Никто из научного мира об этом не знает. А мне, сами понимаете, уже не нужна никакая известность! Мне по-человечески жаль ребёнка, вашего ребёнка!
– Что предлагаете?
– Ему нужно родиться в специальных условиях.
– И жить в них, пока вы не синтезируете фермент? Да полно вам! Хватит ли на это одной жизни, даже при нашем сногсшибательном прогрессе?!
– Такой вариант мне не приходил в голову. Извините, старая школа! Я как-то больше полагаюсь на природу, нежели на всякого рода синтетику!
– Тогда что?
– Он родится, и будет жить некоторое время в специальных условиях. Затем его организм постепенно адаптируется к обычному содержанию кислорода. У каждого новорождённого гемоглобина гораздо больше, чем у взрослого, затем всё приходит в норму. Так и ваш ребёнок адаптируется.
– А гарантии?
– У человека, живущего в высокогорном районе, гемоглобина больше, когда он спускается вниз. Показатели постепенно нормализуются. Вот вам и гарантия, Николай Иванович!
– Но у горцев есть этот фермент?
– Так и у вашего сына он появится! Как только фермент станет востребованным, так организм начнёт его вырабатывать!
– Я не пойму, если сразу фермента нет, то откуда он появится?
– Так есть все исходные материалы! – профессорша рубанула по столу ребром ладони. – Есть огромное дерево, а нужны доски. Тогда человек пойдёт, принесёт пилу и напилит их в нужном количестве!
– Извините, не убедительно! Если взять более ранний исторический период? Если ещё не изобретена пила, тогда как?
– В раннем периоде не нужны и доски! Вашему ребёнку, сейчас не нужен обычный эритроцит. Фермент образуется тогда, когда понадобится! У вашего ребенка генетически запрограммирована выработка искомого фермента!
– Так и скажите! А то ходите вокруг да около! – возмутился Апостолов. – Программа есть, но не работает! Это гораздо приятнее слышать, чем: «Нет, и ещё неизвестно, будет ли»!
– Единственное, зачем я вас пригласила, – устало сказала Степанидова. – Чтобы убедить в том, что родить ребёнка живым в обычных условиях невозможно.
– Тогда о чём мы спорим?
– Я привыкла каждому человеку рассказывать досконально, что и почему! Даже почему ему укол делается, скажем, не в мышцу, а непременно в вену. Извините, таков мой стиль!
