Тим Хэй - Оставленные

— Послушайте, — сказала Хетти, — нам с капитаном нужно несколько минут, так почему бы вам пока не познакомиться друг с другом, а потом мы соберемся все вместе. У вас есть сейчас время, Бак?

«Теперь есть», — подумал он.

— Да, — ответил Бак, глядя на Хлою и ее отца. — Вас это устраивает?

Капитан, похоже, заколебался. Дочь посмотрела на него вопросительно. Она была достаточно взрослой, чтобы принимать самостоятельные решения, но не хотела ставить в неудобное положение отца.

— Хорошо, — сказал капитан Стил все еще с колебанием, — мы вернемся сюда.

— Я оставлю свою сумку и мы пройдемся по терминалу, — предложил Бак, если вы не возражаете, Хлоя.

Она улыбнулась и кивнула.

Минуло много времени с тех пор, когда Бак чувствовал себя робким и неловким, разговаривая с девушками. Сейчас он не знал, куда смотреть и куда девать свои руки: сунуть их в карманы, опустить свободно, или согнуть; чего бы она хотела: посидеть, посмотреть на людей или пройтись вдоль витрин магазинчиков?

Он попросил ее рассказать о себе: где учится, чем интересуется. Она рассказала о своей матери и брате, он выразил свое сочувствие. На Бака произвели впечатление ее толковость, умение выражать свои мысли и выдержка. Пожалуй, он мог бы увлечься этой девушкой. Но она младше него, по крайней мере, лет на десять.

Она поинтересовалась его жизнью и карьерой. Он коротко отвечал на все ее вопросы, только немного добавлГя от себя. Лишь когда она спросила, потерял ли он кого-нибудь при исчезновениях, он рассказал ей о своей семье в Таксоне и друзьях в Англии. Естественно, он ничего не сказал о Стонагале и Тодд Котране. Когда их беседа утихла, Хлоя поймала его взгляд, направленный на нее, и он отвел глаза. Когда он посмотрел снова, Хлоя смотрела на него. Оба смущенно улыбнулись. «Это безумие», — подумал он. Ему до смерти хотелось узнать, есть ли у нее друг, но он не посмел спросить.

Она задавала ему вопросы, как младший расспрашивает старшего и более опытного человека о его работе. Она завидовала его путешествиям и опыту. Он отозвался об этом без восторга, уверяя, что она устала бы от такой жизни.

— Вы были женаты? — спросила она.

Он был рад, что она задала этот вопрос, и с удовольствием сказал, что нет, что дело никогда не доходило даже до помолвки.

— А как вы? — спросил он, чувствуя, что их разговор уже становится игрой. — Сколько раз вы были замужем? Она рассмеялась.

— У меня был только один ухажер. В колледже. Я была первокурсницей, а он на последнем курсе. Я думала, что это любовь, но с тех пор как он окончил колледж, я ни разу о нем не слышала.

— Буквально?

— Он отправился в какое-то заокеанское путешествие, прислал мне дешевый сувенир — и на этом все кончилось. Теперь он женат.

— Он много потерял.

— Спасибо.

Бак почувствовал себя смелее.

— Что же, он был слепым?

Она не ответила. Бак мысленно дал себе пинка и постарался исправиться:

— Я имею в виду, что некоторые люди не ценят того, что имеют.

Она по-прежнему молчала, и он почувствовал себя полным идиотом. «Как это так получается, что в одном я такой везучий, а в другом — полный недотепа? спросил он себя. Она остановилась у кондитерской.

— Хотите печенья? — спросила она.

— Разве я похож на любителя печенья?

— Откуда я знаю, — сказала она. — Купите мне печенья, и я позволю прежнему воздыхателю умереть естественной смертью.

— Вы имеете в виду — от старости, — подхватил он.

— Вот это уже смешно.

Рейфорд был серьезен, честен и прям с Хетти как никогда прежде. Они сели один напротив другого в углу большого шумного зала, где с трудом могли слышать друг друга.

— Хетти, — сказал он, — я здесь не для того, чтобы убеждать тебя в чем-то или просто разговаривать. Есть вещи, которые я должен сообщить тебе, и я хотел бы, чтобы ты просто слушала.

— А я что, не должна говорить? Может быть, есть вещи, о которых я бы хотела тебе сказать.

— Конечно, ты скажешь мне все, что захочешь, но сначала выслушай меня. Я не хочу, чтобы это был диалог. Мне есть что рассказать тебе, и я хочу, чтобы ты получила целостную картину, прежде чем станешь отвечать, ладно?

Она пожала плечами.

— У меня нет выбора.

— У тебя был выбор, Хетти. Ты могла не прийти.

— На самом деле я и не хотела приходить, я тебе говорила об этом, но вы прислали мне письмо с извинениями и просьбой встретиться здесь с вами.

Рейфорд был разочарован.

— Ты не хочешь, чтобы я переходил к делу, — сказал он. — Как я могу принести извинения, если ты собираешься и дальше препираться о том, почему ты здесь.

— Ты хочешь попросить прощения, Рейфорд? Я никогда не ставила вопрос подобным образом.

Тон ее был саркастичным, но все-таки ему удалось овладеть ее вниманием.

— Да, я прошу прощения. Теперь я могу начать? Она кивнула.

— Я хочу сказать обо всем, сказать откровенно, признать все, в чем я виноват, и затем я хочу сказать тебе о том, на что я намекнул при нашем последнем телефонном разговоре.

— О том, что ты открыл причину исчезновений. Он поднял руку.

— Не надо забегать вперед.

— Прости, — сказала она, прикрывая рот ладонью. — Но почему ты не стал меня слушать, когда отвечал на вопросы Бака?

Рейфорд закатил глаза.

— Я просто интересуюсь, — сказала она, — это к тому, чтобы ты не повторялся.

— Спасибо, — ответил он, — я скажу, почему. Это так важно и так интимно, что я должен сказать обо всем лично тебе. И поэтому я не боюсь, что буду повторяться. И, как мне кажется, ты тоже не против, чтобы слышать это снова и снова.

Хетти подняла брови, как будто собираясь сказать, что она удивлена, но вместо этого произнесла:

— Говори, не буду перебивать.

Рейфорд наклонился вперед и начал говорить, опершись локтями о колени и жестикулируя:

— Хетти, я очень виноват перед тобой и хочу, чтобы ты меня простила. Мы были друзьями, нам нравилось общество друг друга, мне нравилось проводить с тобой время. Я находил тебя красивой и восхитительной, и мне кажется, ты знаешь, что я думал о близости с тобой.

Она изобразила удивление. Рейфорд подумал, что если бы она не пообещала молчать, она бы сказала ему, что у него была масса способов показать свое расположение. Он продолжал.

— Наверно, единственной причиной, почему я не решился пойти дальше, было то, что у меня не было подобного опыта. Но это был вопрос времени. Если бы я почувствовал твой интерес, я мог бы поступить дурно. Она наморщила брови и изобразила на лице обиду.

— Да, — сказал он, — я мог поступить дурно. Я был женат, но неудачно и не счастливо, но в этом, наверное, был виноват я сам. Во всяком случае, я произнес клятву, взял на себя обязательства и, как бы я ни оправдывал свой интерес к тебе, все равно это было бы дурно.

Он мог бы прочесть в ее взгляде, что она не согласна с этим.

— Во всяком случае, я проводил с тобой время. Я не был абсолютно честен. Но теперь я должен сказать, как я рад, что я ничего не сделал — никакой глупости. Это было бы плохо для нас обоих. Я не судья тебе, и твоя мораль это твое собственное дело. Но у нас не было никакого будущего. Дело не в разнице в возрасте, а в том, что с моей стороны это было чисто физическое влечение. Ты имеешь право ненавидеть меня за это, я и сам этим не горжусь. Я не любил тебя. Ты должна согласиться, что такая жизнь тебя не устроила бы.

Она кивнула, нахмурившись. Он улыбнулся.

— Я разрешаю тебе на минуточку прервать молчание, мне нужно знать, что ты, по крайней мере, прощаешь меня.

— Иногда я сомневаюсь в том, что честность всегда является лучшей политикой, — сказала она. — Я могла бы принять эти извинения, если бы ты сказал, что исчезновение твоей жены заставило тебя почувствовать себя виноватым. Я знала, что между нами нет ничего особенного, но можно было бы сказать об этом мягче.

— Можно было бы и мягче, но это было бы нечестно. Хетти, я насквозь пропитан ложью. Я мог бы быть мягким и любезным и постараться избежать твоего презрения, но я больше не могу быть лицемером. Всю жизнь я был неискренен.

— А теперь ты искренен?

— До такой степени, что тебе это даже не нравится, — сказал он.

Она снова кивнула.

— Почему я поступаю сейчас так? Каждому хочется нравиться. Да, я мог упрекать кого-то другого, например, мою жену, но я хочу не лгать и отвечать только за самого себя. Прежде чем я перейду к более важным вещам, мне хочется убедить тебя в том, что у меня нет никаких задних мыслей.

Губы Хетти дрогнули. Но она сжала их и посмотрела вниз. По щеке ее скатилась слеза. Рейфорд еле сдержался, чтобы не обнять ее. В этом не было бы ничего чувственного, но он не мог позволить себе подать ложный знак.

— Хетти, — сказал он, — я так виноват перед тобой, прости меня.

Она кивнула, не в состоянии что-либо сказать. Она пыталась, но никак не могла овладеть собой.