Борис Миловзоров - Рок
– Пауль! – перешел Харман в наступление. – Вы меня удивили. О какой огласке может идти речь?
– Поверьте мне, Рональд, – Советник посторонился и указал рукой на лифт: – Здесь нам будет говорить удобнее. И извините, если я нарушил ваши планы.
– Хорошо, оставим это. – Харман шагнул к лифту. Он понимал, что нельзя верить ни единому слову Блендера, но его извинения все равно подействовали расслабляюще.
Кабина мягко провалилась вниз, в окошке замелькали цифры. «Ого! – подумал Харман. – Уже минус 24-й этаж!» Это Управление занимает пространство, соразмерное его институту! Но ведь кабинет Блендера на верхнем этаже здания, также как и его, Хармана, почему же они не едут наверх?
Он перевел взгляд на Советника. Тот тоже смотрел на окошко этажности. Внешне он был спокоен, но напряженные плечи выдавали волнение. Или Харману показалось?
– Пауль! Я думал, что мы будем разговаривать в вашем кабинете.
– Что? – Блендер вздрогнул и оглянулся на своего гостя. – А, кабинет… Возможно. Потом поднимемся. – Он повернулся и немигающим взглядом уставился в лицо Директору, зрачки его горели каким-то внутренним огнем.
Харман окунулся в эти глаза и подумал: наверное, вот так выглядит первый симптом заболевания социальным вирусом.
– Рональд, я хочу с вами поговорить без помех. Там, внизу, есть все условия для этого.
– Хорошо, Пауль, – Харман пожал плечами, – я готов следовать за вами. Но учтите, я считаю такие меры предосторожности излишними.
Лифт бесшумно затормозил и распахнул двери, в окошке высвечивалось число «44», это было глубже на два этажа, чем в Социальном институте. Неуместное сейчас чувство ревности кольнуло самолюбие. Харман поспешно задавил эти ощущения. Их никто не встречал. Перед ними начинался коридор, прорубленный прямо в граните, с редкой цепочкой тусклых фонарей. Такого Директор никак не ожидал увидеть.
– Что это?!
– Это мой этаж, – гордо пояснил Советник. – Вообще тоннель начали строить сто восемьдесят семь лет назад, а через пару лет почему-то забросили. Я его нашел и кое-что доработал здесь. Пойдемте. Рональд, не обращайте внимания на голые стены, дальше начнутся вполне цивилизованные помещения.
Они не прошли и двадцати метров, как коридор круто свернул в сторону. Харман увидел, что за поворотом не было ни одной двери, ход шел еще метров сто и заканчивался тупиком, в котором застыла старинная геолого-проходческая машина. Он растерянно остановился.
– Здорово?! – восторженный смешок Блендера прозвучал из-за спины, как выстрел.
– Да, – взял себя в руки Харман. – Очень неожиданно. Ну и где мы будем беседовать, прямо под этими голыми стенами?!
Директор повернулся и строго посмотрел на Советника. Тот слегка смутился.
– Ну что вы, Рональд! Вот смотрите.
Блендер подошел у внешнему углу коридора, и часть стены вдруг беззвучно открылась темным провалом потайного хода. Толщина двери, которая отсвечивала металлом, была не меньше метра. Советник шагнул внутрь, и там сразу же вспыхнул свет. Харман последовал за ним, стена за ними сомкнулась. Короткий коридор, все так же проложенный в толще камня, вел к трем одинаковым дверям. Блендер открыл первую обычным металлическим ключом и потянул на себя. Харман готов был увидеть какую-нибудь пещеру или каземат, но впереди включился приятный желтоватый свет и высветил диван, письменный стол, пару кресел и большой шкаф у стены.
– Располагайтесь, Рональд. – Блендер сел на диван и указал на кресло напротив. – Хотите свой любимый тоник?
– Нет. – Харману была неприятна такая забота. – Пауль! Я последовал за вами достаточно далеко, чтобы потребовать некоторых объяснений. Что все это значит?
– Ничего, кроме желания поговорить без лишних ушей и глаз. К нашему разговору я шел много лет. – Блендер встал, достал из шкафчика два стакана с радужным напитком. Один стакан поставил перед гостем, а из другого жадно отхлебнул. – Я тоже люблю этот тоник, – виновато пояснил он и сел опять на диван.
Харман молча ждал.
– Рональд, я хотел бы поговорить с вами о вашем зяте.
– И ради этого мы спустились вниз?! – Харман удивленно уставился на собеседника.
– Именно. Видите ли, я не уверен в собственной информационной безопасности, не говоря уже о вашей.
– И кто же может собирать о нас сведения, Пауль? Может, Йорген?
– Да нет, что вы, Рональд. Этот шут не способен ничего сделать, даже если додумается до такой возможности. – Блендер встретился с глазами Хармана. – Вы считаете, что я неосторожен? Но в этих стенах я уверен, так же как уверен в том, что вы разделяете мое отношение к Кайзеру. – Блендер сделал выжидательную паузу.
– Нет, Пауль, эти ваши слова я оставлю без комментариев, – с легким металлом в голосе отозвался Харман.
– Умно, – Блендер одобрительно кивнул головой. – Но вернемся к предмету нашего разговора.
– Да, пожалуйста. Так чем же мой зять, этот заблудившийся во времени человек, мог так заинтересовать столь могущественную особу? – Харман кивнул в сторону Блендера.
– Спасибо за комплимент, – усмехнулся тот. – Но вы, Рональд, явно лукавите, принижая значение астронавта из прошлого. Бережете его для дочери?
– А что в этом зазорного, Пауль? Я проверил его генетику, она идеально совместима с параметрами моей дочери. Я даже не думал, что совпадение может быть столь полным, недаром она в него сразу же влюбилась… – А он в нее?
– И он в нее.
– Что ж, – Блендер поставил тоник на столик и откинулся на спинку дивана, – аргумент вашей заинтересованности в Глетчере очень весом, а самое главное, совершенно легитимен.
– Потому что соответствует реальному положению дел, Пауль.
– Конечно, Рональд, я даже не буду спорить, – Блендер чуть наклонил голову и пронзительно уставился своими прищуренными глазками на Директора. – Но почему вы так заботитесь о сохранении ему жизни, а?
– Поясните, Пауль.
– К чему пояснять то, что и так очевидно. Вы же прекрасно знаете, что Глетчер является дестабилизирующем социальным источником. Любая экспертная комиссия докажет объективную необходимость ликвидации Глетчера. Заметьте, Рональд, не деструкцию, а ликвидацию! Вы же бросаете весь свой ум и ораторское искусство, все свое громадное влияние на спасение этого человека. Я задавал себе вопрос: зачем? Не скрою, пытался ответить. Этот древний космонавт, говорил я себе сначала, интересен как живое ископаемое, как источник дополнительных сведений о прошлом. Но потом я выяснил, что его отчет никто не читал. Никто, Рональд!
– Ну, допустим, – усмехнулся Харман, – у меня не хватило пока времени.
– Позвольте усомниться в этом, – ответная улыбка Блендера была крива и язвительна. – Мне ли не знать вашей работоспособности! Отчет вам просто не нужен, Рональд!
– Да хоть бы и так, что с того?!
– Согласен. Тогда почему вы не избавились от него, когда он оплодотворил вашу дочь?
– Знаете, Пауль, – рассердился Харман, – вы иногда переходите всякие границы приличия.
– Извините, Рональд. – Блендер развел руками. – Но наш с вами статус исключает общечеловеческие императивы.
– Пауль, вы меня разочаровываете. – Директор выпрямил спину и подался вперед, взгляд его сгустился от нахмуренных бровей. – Вам знакомо такое чувство, как родительская любовь, или вы бездушный робот?!
– Хотите сказать, – ехидно переспросил Блендер, – что вы бережете Глетчера из-за любви к дочери?
– Именно так, Советник, – в голосе Хармана отчетливо прозвучал холодок отчуждения. Он с вызовом встал, как бы давая понять, что готов уйти.
– Не обижайтесь, мистер Харман. Я считаю, что вы оставили Глетчера на всякий случай, а чтобы не мозолил глаза, отправили его на Свалку. Ну, согласитесь, что в моих словах есть доля истины? – глаза Советника почти умоляли о перемирии.
Харман задумался. Сейчас наступил момент, когда программируются несколько вариантов развития событий, но выбрать надо только один. Можно встать и оскорбленно потребовать закончить идиотский разговор, можно даже пригрозить, что дежурный Института знает, где находится Директор, потом выйти на поверхность и собрать экстренное заседание Верховной палаты. Другого пути тогда не будет, так как они с Блендером в этом случае станут непримиримыми врагами и перегрызут друг другу глотки. К тому же Харман никогда не сможет узнать истинной цели сегодняшнего визита.
Но есть и второй вариант. В конце концов, надо признать, что соображения, высказанные Блендером, уже в том или ином виде посещали Хармана. Он действительно холодно взвешивал, что ему делать с этим странным подарком судьбы в виде Черепахи и ее хозяина. А дочь? Да, он любил Алису, но не настолько, чтобы рисковать и собой, и ею, и будущим ребенком.
