Алексей Фомин - Россия 2015. Эпидемия
– Не обращайте внимания, отец Василий, – ответил за нее Мишка, – это так… литературные аллюзии.
Котелок с дымящейся, вкусно пахнущей ухой был уже снят с огня, а Виктор Петрович извлек откуда-то пластиковые ложки и тарелки.
– Всем за стол, – скомандовала Марина, а потом добавила, обращаясь уже только к отцу Василию, – пожалуйста, присаживайтесь.
То ли густая, наваристая уха сегодня была особенно хороша, то ли все успели к вечеру изрядно проголодаться, но котелок как-то необычно быстро опустел. Михаил, заглянув в него очередной раз, разочарованно констатировал:
– Пусто… Ладно, сейчас схожу на реку, воды принесу. Пусть Анатолий Львович свой знаменитый чай заварит.
– Отец Василий, я так понял по вашему рассказу, что птичий грипп здесь каждый год бывает различных типов? – спросил у священника Свирский.
– А почему у вас крест деревянный? – снова влезла с вопросом Вика.
– Крест-то? А это, чтоб людей в искус не вводить, – ответил поп. – Знаешь, как бывает, может и человек неплохой, а увидит здоровущий серебряный крест, начнут ему в голову мысли дурацкие лезть. Это все от нищеты да убогости нашей… Грипп-то? Да, конечно, разный. То было все болели; и птица, и скотина, и люди. А в этот год – только птица.
– Ну да, ну да, – забубнил себе под нос профессор, – это, значит, первоначальный, самый примитивный штамм. А до этого уже была мутировавшая разновидность… Интересно, интересно… А как же сегодняшний покойник?
– Покойница, – ответствовал отец Василий. – Говорят от кур своих заразилась, у нее давеча падеж был. А домашние, те вроде бы ничего, здоровые.
– А в прежние годы, – продолжал настойчиво выспрашивать Свирский, – были случаи передачи вируса от человека к человеку?
– Кто ж его знает, – развел руками священник, – но в прошлом году люди болели, да, и кое-кого Господь прибрал…
– Так как же они в таких условиях продолжают живность держать? – изумился Свирский.
– Да, держат, – подтвердил отец Василий, – как им не держать? Держат, – еще раз повторил он, – только в случае падежа карантин устраивают, вот как на Ромашкове.
– А вы сами не боитесь заразиться? Вот сегодня покойника отпевали, в зараженный дом входили… – спросил профессор.
Отец Василий с удивлением посмотрел на Свирского, словно недоумевая, как такой солидный, пожилой человек может задавать столь наивно-детские вопросы.
– На все воля Божья, – ответил он, – а священнослужитель, как и врач, должен исполнять свой долг перед Богом и людьми всегда и везде. И никому не отказывать… А бояться… чего уж бояться-то. Я в позапрошлом году переболел… Тяжело болел, думал призовет меня к себе Господь… Но нет, видимо, не пришел еще мой час. Жив-здоров, как видите. С тех пор не то что птичий грипп, а и простуда обычная ко мне не липнет.
– Интересно… Интересно… Выработался стойкий иммунитет после заболевания, перенесенного в тяжелой форме… – бормотал Анатолий Львович, усердно протирая носовым платком очки, что свидетельствовало о крайней степени волнения.
За время их беседы Мишка успел сгонять на реку и принести воды, раздуть угли, подбросить в костер сучьев и повесить над пламенем котелок.
– Анатолий Львович, – обратился он к профессору, – вода уже закипает, заварите, пожалуйста, ваш замечательный чай.
Свирский поднялся на ноги и подошел к костру, Михаил уже стоял наготове, протягивая ему пачку чая и ложку.
– Отец Василий, – сказала Марина, подгребая под себя сено из копешки и устраиваясь поудобней, – а почему вы свой приход бросили? Почему странствовать отправились?
Он поднял голову, встрепенувшись так, как будто она своим вопросом помешала ему додумать какую-то бесконечно важную, но в то же время чрезвычайно запутанную и длинную думу.
– Странствовать? – переспросил он, пожал плечами, перекрестился и с убеждением сказал: – Это было озарение… Свыше… Жил я до того, как все священники живут – от праздника до праздника. Хлопотал о ремонте храма и восстановлении колокольни, воскресную школу открыл… Тем более, что отчизна наша, долгое время лютыми безбожниками управляемая, отошла от православия, позабыла Господа. Отсюда и беды все… И я старался служил, пытаясь вернуть людям чистый источник веры. Одним словом, как вы, миряне говорите, крутился. Но однажды остановился… и задумался. Уже и безбожных коммунистов давно нет, дважды в год церковную службу на всю страну по телевидению транслируют, большие начальники в храмах стоят и, держа свечечки, неумело крестятся, уже без присутствия священнослужителя и шагу не делается. Даже бордель, прости Господи, новый открывается, и то попа приглашают, чтобы освятил он данное учреждение. Церковные иерархи в самых высших сферах заседают, с министрами-президентами лобызаются и за ручку здороваются. Вроде вернула церковь себе утраченные позиции в обществе и государстве… Почему же жизнь наша с каждым днем становится все омерзительнее, а люди – циничнее и подлее? Почему младшие перестали оказывать почтение старшим, почему исчезает семья, почему на улицах наших городов миллионы беспризорных детей при живых родителях, почему у нас десятки миллионов алкоголиков и наркоманов, почему убийства людей у нас стали обыденным явлением, а воровство и прелюбодеяние даже не почитаются грехом? И почему, наконец, наши кладбища так густо заселены двадцати-тридцати-сорокалетними мужиками? Как будто война прокатилась по Руси…
– И что? Вам удалось найти ответы на эти вопросы? – несколько игриво спросила Марина.
Поп с недоумением посмотрел на нее, пожал плечами.
– Это было, как озарение… Это даже не наказание Господне за грехи наши, ибо они не знают Господа, они язычники. Мы живем в языческой стране. Этим людям надо нести слово Божье и учить их закону Божьему. И я какое-то время мучился, не знал, как мне поступить. И однажды… Кто-то из учеников воскресной школы забыл на столе книгу. Я взял ее в руки, раскрыл… Евангелие от Марка, а там подчеркнуто: «И сказал им: идите по всему миру и проповедайте Евангелие всей твари». Я понял, что это знак… Бросил дом, бросил приход, и с тех пор странствую по всей Руси. Служу Богу и людям, как могу… И проповедую слово Господа нашего Иисуса Христа.
– И нам проповедовать будете? – очень серьезно, почему-то с испугом, спросила Вика.
– А я уже проповедую, – пряча усмешку в усы, весело ответил отец Василий. – А последние три года я что-то здесь на юге подзадержался. Интересные дела здесь происходят. Люди как бы начинают пробуждаться от столетнего сна и вспоминать, что они не Иваны, родства не помнящие, что до них на этой земле жили сорок поколений их предков со своим оригинальным укладом и организацией жизни. Все больше начинают вспоминать о своем казачестве, причем с упором не на внешнюю сторону, как было лет десять-двадцать назад, а на конкретные дела и проблемы. Параллельно с официальными властями, назначенными из Москвы, стали появляться традиционные казачьи властные структуры, избираемые всем народом. И авторитета у них побольше, чем у официальных. А в последнее время они и реальную власть стали прибирать к рукам… Бог даст, может быть, отсюда и начнется воскресение святой Руси… и восстанет она, аки Феникс из пепла.
Свирский, разливавший в это время свежезаваренный чай из котелка, раздраженно поморщился. Покончив с этим занятием и поставив котелок на землю, пошел в наступление на священника:
– И как вы видите эту самую святую Русь? По-уваровски? Православие, самодержавие, народность?
Поп, шумно и с видимым удовольствием отхлебывающий мелкими глотками из пластикового стаканчика, а в перерывах между ними азартно дующий на чай и обожженные пальцы, словно и не заметив колкости профессора, удовлетворенно, с выражением полнейшего блаженства на загорелом морщинистом лице, произнес:
– Это, Анатолий Львович, не чай, это – божественная амброзия, жаль только сахару маловато. Обещайте, что научите меня так же заваривать. Обещаете?
– Обещаю, обещаю, – рассмеялся Свирский.
– Я, многоуважаемый Анатолий Львович, – продолжал поп, – вовсе не ретроград какой-то и не сумасшедший, между прочим. И прекрасно понимаю, что живем мы с вами в первую половину XXI века, и что было правильно во времена графа Уварова, то вряд ли сгодится сейчас. Но в чем нельзя не согласиться с графом, так это то, что нации нужна некая объединяющая идея, некая общая цель.
– И вы смогли бы вот так по-уваровски точно и емко ее сформулировать? – спросил Виктор, у которого неожиданно проснулся интерес к этому разговору.
– Нет, что вы, – вдруг смутился отец Василий, – так – нет… Ведь это же классика… Но попробовать можно. Конечно, это не так красиво звучит, но… Суть проблемы отражает. Я думаю…
– Ну, ну, – подбодрил его Свирский.
– Что ж, извольте, – было заметно, что отец Василий не кокетничает, что он действительно смущен, – крепкая богатая семья, здоровая нация, справедливое общество.
